И. Зинченко
«Программа-минимум для начинающих»

Фантастический роман


Посвящаю сестре моей Лёле — самому
преданному читателю и критику.

Часть первая

Не так страшен упырь, как его малюют

Пролог

Я задумалась. Зря. В голове, как на балконе — куча всякого хлама и ничего нужного. Когда-то я написала, уж не помню даже по какому поводу:

«Засыпая при свете замороженных звёзд,
Под унылую песню, ту, что ветер принёс,
Он всё думал о Боге, о себе, о годах
И о том, что однажды он заснёт навсегда.
Дни бездумно валялись в придорожной пыли,
Слишком быстрые и равнодушные дни.
Ничего он не сделал, ничего не сумел.
Даже то потерял он, что когда-то имел.
Но фантазии ночью врываются в дом
И висят над кроватью разноцветным шатром.
Но фантазии шепчут, лукавят и лгут,
Но фантазии в мир нереальный зовут.
И, коварный, как дьявол, и мудрый, как Бог,
Кто-то входит и на пол садится у ног.
— Кто ты, гость полуночный?
— Я — ты, но ночной,
Я седыми ночами придуман тобой,
Как спасенье от серых, безрадостных дней,
Я — единственный смысл краткой жизни твоей.
Я есть тот, кем хотел бы ты стать, но не смог.
Я — твой собственный дьявол, твой собственный Бог!
Я — порочный и чистый, я — добрый и злой.
Всё, что ты потерял, я восполню с лихвой…»
Смотрит гостю в лицо и не видит лица —
Лишь глаза идиота, глаза мудреца…
«И, когда ты уснёшь, — слышит он, — навсегда,
Кто реальней из нас ты узнаешь тогда!»…

Написала и, кажется, напророчила себе такое, что и сама уже не могу толком разобраться, где действительность, а где — вымысел. Иногда мне кажется, словно я давно умерла и всё, что со мной происходит — это уже какая-то другая реальность, вернее — нереальность!..

…Когда чёрная безумная птица громко ударилась о стекло, я ещё подумала: «Дурной знак!» Почему-то это меня не расстроило, наоборот — успокоило. Если может быть ещё хуже, то это значит, что сейчас всё не так уж и плохо! Как говаривает моя невозмутимая подруга Люська: «К любой проблеме надо относиться философски — рано или поздно решение всё равно придет, ничто не вечно».
Впереди у меня уйма времени для того, чтобы сойти с ума — десять тысячелетий или что-то около того. Сходить с ума лучше постепенно, а не бросаться, как в омут с головой, в безумие. Если за мной так никто и не явится, то я могу больше не скрывать свои способности — что мне за это будет? Боже! Как же тянется время! А ещё говорят, что жизнь — быстротечна, как бы не так! Я всё могу, но ничего не хочу!
В окно смотрит луна и издевательски ухмыляется. Она меня раздражает, но с ней я ничего не могу сделать. Изменить погоду — пожалуйста, а вот на луну мои способности никак не могут повлиять. Поэтому она и смеётся надо мной — ей ничего не грозит.
Мне плохо! Боже мой, как же мне паршиво! Когда болит душа — никакой анальгин не поможет! Депрессия связала меня по рукам и ногам и не даёт мне вздохнуть свободно. Ничего не хочется делать. Ничто не радует.
Вот сижу и играю со своим очередным творением. Я не такой мастер в этом деле, как, к примеру, Ари, но кое-что умею. Эти игры — единственное, что меня хоть немного утешает. Порой думаю, а может мне создать какую-нибудь долговечную иллюзию и поселиться в ней? И какое мне дело до того, что все будут считать меня сумасшедшей, я-то этого знать не буду. Но создавать такие иллюзии я не могу, жаль!
…В кресле сидит самый натуральный дракон! Он скверно пахнет и пыхтит, как чайник. Надо же, какая от него идёт вонь! Страшнее скунса зверя нет! Но он совсем не ужасный, не такой, каким должен быть полноценный дракон. Это обманка. Иногда мне кажется, что создать более или менее приличную иллюзию может любой — стоит только сильно захотеть. Если бы кто-нибудь ко мне сейчас пришёл, то, наверное, тронулся бы умом, увидев то, что я сотворила. Дракон хорош, совсем, как настоящий, даже запах совсем, как у настоящего…
Да, я знаю, как выглядят драконы! Знаю, как они пахнут! И не надо крутить пальцем у виска — я абсолютно нормальна, хотя сто раз могла бы тронуться умом. Но ведь не свихнулась же! Все сумасшедшие думают, что они абсолютно нормальные люди.
Мой дракон выдохнул огонь, но пожара не случилось — иллюзия она и есть иллюзия. Если бы это был полноценный дракон, то от меня ничего бы не осталось, так — горстка пепла.
Дракон подполз ко мне и лёг у моих ног, пыхтит старательно и жутко воняет. Хилый он у меня какой-то, ущербный. Настоящий в комнате не поместился бы, даже если втискивать его пришлось бы с мылом. Дракон зашипел. И шипит как-то робко, неубедительно, как утюг, на который плюнули. Кошка мурлычет громче. Не дракон, а какой-то недоделок! Я разрушила иллюзию и создала другую — русалку Натифь. Интересно, что она сейчас делает?
Натифь — странная русалка, такие, как она на Земле никогда не водились, даже в легендах — наивное существо, которое даже жизнь ничему не научит. Идеалистка.
Втиснулась бы в человеческое тело и навестила бы меня…
Но никто меня не навещает. Забыли, что ли? Друзья, называется! Как, после такого свинства, верить людям? Сил нет ждать! Позабыта я, позаброшена, теперь я знаю это точно! И никто не появится и не позовёт меня с собой. Даже не знаю, где теперь находится новая База. Куда её перенесли. Я пыталась связаться хоть с кем-нибудь, но мои мысли терялись в бесконечном Космосе, не находя адресата. А, может быть, мне просто никто не хотел отвечать?
На месте русалки появился самый настоящий чёрт. Этот-то откуда выпрыгнул, из каких уголков моего подсознания?! Живёт ведь где-то в моём забубённом подсознании такая пакость!
Врать не буду, чертей я не видела. Зато встречала кое-кого похуже. Но настроение у меня такое, что появился именно он. Уселся на подоконник, ножками с копытами болтает и показывает мне красный язык. Наглый такой, как крыса!
— Бу-бу-бу, — говорит, — продай мне свою бессмертную душу и я тебе помогу.
— Ты поможешь, засранец, как же! От твоей помощи ничего хорошего ждать не приходится, — ответила я ему, совсем забыв, что разговариваю всего лишь с иллюзией, которую, к тому же, сама и создала. — А ну, кыш отсюда! Моя бессмертная душа мне самой пока ещё нужна.
Чёрт не отреагировал на это никак. Нечисть, даже иллюзорную, очень трудно прогнать. Что это ещё за дела, я не могу справиться с собственным творением! Хорошо ещё, что иллюзии делать не разучилась. Есть ещё порох в пороховницах!
— Бу-бу-бу, — сказала нечисть, — я исполню твоё желание! Ты только попроси! Ну, попроси, чего тебе стоит!
— Отстань, я тебе сказала! Если не успокоишься, я тебя уничтожу!
— Ну-ну…
— Я тебе дам «ну-ну»!
Наверное, он получился у меня такой живучий, потому, что я подсознательно этого желаю. Хочу, чтобы хоть кто-то мне помог. Я вздохнула и с сожалением уничтожила свою самую удачную и живучую иллюзию.
Включила телевизор, а там умный дядечка несёт такую чушь! Объясняет мне, что только на Земле сложились условия, благоприятные для жизни и нигде больше нет такого чуда. Ха! Уж если жизнь где-то когда-то появилась, то она расселится по всей Вселенной, везде, где есть хоть какие-то условия для её существования! И даже там, где их нет. Эмблемой жизни я бы сделала какой-нибудь сорняк. Да, его, сколько ни выпалывай, он всё равно, через какое-то время вновь прорастёт! Жизнь — штука хрупкая, но сильная.
Звёзды свисают с неба спелыми гроздьями винограда. Небо такое ясное, что сквозь него видны иные миры, но мне больше никогда там не побывать, кончилось моё время! Я заплакала…
Как это всё начиналось? Да довольно банально. Кто бы мог подумать, что такие невероятные события могут так скучно начаться. Ни тебе знамений, ни клинических смертей, ни летающих тарелок, ничего такого!..
Лето выдалось жаркое. Духотища! Футболка прилипала к телу и, кажется, что запахом пота пропиталось всё вокруг. Отвратительно! Я вообще не понимаю, как можно любить лето. Что хорошего в этом взбесившемся ультрафиолете, который выпаривает из человека всю жизнь? Лето — это вовсе не время отдыха, нет, лето — это время бесконечной суеты и ненормального желания всё успеть. Мне больше нравится осень. Во рту было сухо, а в голове — пусто, но сердце колотилось так, словно вот прямо сейчас что-то невероятное должно произойти. И это случилось!
Остаётся только вспоминать, как всё это начиналось…

Глава 1

…Асфальт плавился под ногами, и дышать было трудно. А ещё выхлопные газы, кислый запах пота, смешанный с дезодорантом, отчего становилось совсем тошно. Множество людей, спешащих куда-то по своим делам, радовались тому, что наконец-то вот он — долгожданный отпуск!
Я стояла и думала о том, школа позади, и мне надо решать, что делать дальше. Думать было трудно — постоянно отвлекали какие-то посторонние мысли. Учиться мне совершенно не хотелось, работать — тоже: каждый день ходить на работу и от звонка до звонка просиживать свою жизнь, занимаясь ненужным и неинтересным мне делом. Терпеть какого-нибудь придурковатого начальника, тихо его ненавидеть, «вздыхать и думать про себя: «Когда же чёрт возьмёт тебя?» и молчать в тряпочку, потому что начальник всегда прав. Но жить-то как-то надо. И я уже додумалась до того, что буду торговать на рынке всяким барахлом и это меня, честно говоря, не очень-то вдохновляло, как вдруг услышала за спиной приятный мужской голос:
— Начинается новая жизнь? Что делать будешь?
Я вздрогнула от неожиданности и посмотрела на незнакомца. Ничего особенного. Самый заурядный тип. Ну, если не считать... Глаза — самые необычные из всех, что я видела. Я бы сказала — нечеловеческие! Он улыбнулся и надел тёмные очки.
— Жарко. Может, по мороженому? — спросил он, как будто мы с ним знакомы уже тысячу лет.
— С чего бы? — возмутилась я. — Ступай-ка ты, парень, с Богом! Не мешай думать.
— Тоже дело. Но давай, сначала по мороженому? Охладишься. Обещаю, что грязно приставать к тебе не буду. Не бойся. Смотри, сколько вокруг людей! Да не съем я тебя!
Мы сидели в кафе и ели мороженое. А дело все в том, что глаза у него слишком яркие, жёлтые. Не всякая кошка может похвастаться такими золотистыми глазами — хоть монеты из них отливай! Без всяких посторонних точек, полосок, вкраплений. Нечеловеческие, точно — нечеловеческие!
— Ты — не то, кем кажешься, — сказал он спокойно.
— Ты, юноша, на себя бы посмотрел, когда ты без очков, — обиделась я срочно. — Это ещё вопрос, кто из нас не то!
— Да я о себе и не говорю. Ты лишь наполовину человек, как, впрочем, и я.
— Уже неплохо. И кто я, по-твоему?
— Не «по-моему», а вообще. Ты, как и я — Наблюдатель-Координатор.
Я рассмеялась, потому, что у него это получилось слишком уж торжественно и пафосно, как присяга. Приличные люди так не разговаривают. Пафос вообще довольно неприятная штука — в него не хочется верить. О важных вещах лучше говорить легко и просто.
— Я не знаю, кого ты из себя корчишь и из какого дурдома ты сбежал, но я — самый нормальный человек, без всяких там отклонений. И вообще, знаешь, настроение у меня сейчас не самое подходящее для знакомства. Короче, гуманоид, отстал бы ты от меня, а? Посмотри, сколько вокруг милых девушек, которые согласятся тебе подыграть. А я — обычная, скучная девица, без фантазии.
— Ты в этом уверена? Я своим тоже кажусь самым обыкновенным человеком.
— Своим?
— Я не с Земли.
Мама родная! Психи просто так шарахаются по городу и пристают к мирным гражданам! И откуда их столько взялось? Вся эта шелупонь: экстрасенсы, колдуны, контактеры — плодятся в геометрической прогрессии, как кролики в Австралии. Может, у нас в стране радиоактивный фон повышен и мутанты так и прут, как двухголовые телята? Почему никому не нравится быть просто обычными людьми, без всяких там тараканов в голове? Обязательно нужно строить из себя кого-то, кем ты не являешься.
— Слушай, гуманоид, я так и не поняла, что ты от меня хочешь? Но сразу предупреждаю, что на всю эту байду я не клюю, поэтому ты, друг придумай что-нибудь более оригинальное.
— Я пришел, чтобы тебя раскодировать.
Мне стало скучно. В воздухе ещё острее запахло пылью и стало так противно!
— Интим не предлагать! — сказала я и собралась уходить.
— Ты мне не веришь? — по-детски удивился он.
— Верю, верю всякому зверю, а тебе, ежу — погожу. Спасибо за мороженое. Было приятно с тобой пообщаться, но мне уже пора. Интересно, откуда вы, гуманоиды, берёте наши земные деньги? Когда придумаешь что-нибудь более оригинальное — приходи, я с удовольствием выслушаю твою новую версию.
Я шла домой и злилась на себя, любимую. Купилась, как идиотка, на цветные контактные линзы. Пришелец хренов! А я-то уши развесила и слушаю всю эту муть! Как будто мне больше нечем заняться. Хотя, делать-то мне на данный момент действительно нечего. От безделья и неопределённости хотелось выть. А тут ещё этот тип!
Дома приняла холодный душ, и мне сразу стало легче. Смыла с себя пыль, пот и недобрые взгляды. А заодно я смыла и мысли о подозрительном незнакомце и его жёлтых глазах. Ерунда всё это!
После выпускного бала я поселилась в бабушкиной квартире, потому что решила стать самостоятельной, да и жить с родителями становилось всё трудней. Они просто взбеленились, когда узнали, что я никуда не собираюсь поступать. Просто ад кромешный! Пилили они меня целую неделю — только стружка во все стороны летела, пока я не собрала свои вещи и не ушла от них в бабушкину квартиру на вольные хлеба, из-за чего разразился очередной скандал. Скандалы у нас в последнее время стали уже нормой. Я повзрослела, и им это почему— то не нравится. Можно подумать, что, когда я писалась в штаны и плевалась манной кашей, я им больше нравилась. Надо понимать, что все дети рано или поздно становятся взрослыми и не всегда такими, какими их хотели бы видеть родители.
— Ты никуда не пойдешь! — кричала мама.
— Пойду. Это моя квартира. Бабушка завещала ее мне.
— Что, будешь мужиков туда таскать? Устроишь там бордель?
Боже мой, ну почему не подумать о родной дочери что-нибудь хорошее, хотя бы для разнообразия!
— Возможно, но это в перспективе, а пока я собираюсь там просто жить.
— Ты поэтому и не хочешь никуда поступать — свободу почувствовала. На что ты собираешься жить? — спросил папа.
— Буду работать, как все. А учиться я не хочу, потому что еще не решила, кем я хочу быть.
— Нормальные дети уже давно с этим определились.
— Так то — нормальные дети, — многозначительно возразила я.
Сейчас они уже немного успокоились. Но, по-моему, здорово во мне разочаровались — я, как всегда, не оправдала их надежд, да и своих тоже. Я даже сама не знаю, на что я, собственно, надеюсь.
Было уже десять часов вечера, когда в дверь позвонили. Так, видимо, мои старики-разбойники пришли проверить, нет ли у меня здесь целой толпы сексуально-озабоченных мужиков. Последние время они с особым усердием контролировали меня, хотя я пока никаких поводов для беспокойства им не подавала. Вероятно, всё это они делали для того, чтобы окончательно не разочароваться в своём чаде, или наоборот — решили убедиться в моей никчёмности и махнуть на меня рукой.
Я открыла дверь и увидела всё того же подозрительного типа с остановки. Он что, следил за мной? Но, честно говоря, я ему даже обрадовалась, уж лучше он, чем мои родители с их бесконечными нравоучениями. Этого хоть послать можно.
— Ты, что, за мной следил?
— Ну, зачем же? — удивился он
— Откуда ты знаешь мой адрес?
— Да просто знаю и всё. Я всегда знаю, где ты находишься. Я ведь тоже Наблюдатель-Координатор.
Я попыталась закрыть дверь, но у меня ничего не получилось — не так просто закрыть дверь, когда какой-то наглый тип уже почти наполовину просунулся ко мне в квартиру! Я очень старалась, но напрасно, и в итоге он оказался у меня дома. Вот тут-то я испугалась не на шутку. Странный он какой-то и наглый! Нормальные люди себя так не ведут. А вдруг он маньяк? Кто их знает, этих маньяков, на кого они похожи. Вот сейчас огреет меня по башке чем-нибудь тяжёлым и грязно надругается над моим девичьим телом! Нестрашно, что надругается, страшно, что огреет. Я — девушка нежная и к скотскому обращению не привыкла.
Высокий парень лет двадцати с хвостиком, смуглый, черноволосый, лицо немного грубоватое. А ещё эти чужие нечеловеческие глаза! Я уже не уверена, что это у него линзы. Разглядываю его очень внимательно, нисколько не смущаясь. Пытаюсь понять, что же он собой представляет и чего мне следует от него ждать, какой гадости. Страх уступил место любопытству.
И вот тут-то случилась совершенно невероятная штука! Чем дольше я на него смотрела, тем всё более странным он мне казался. Он преображался! Менялся прямо у меня на глазах!
Нет, он не стал маленьким зелёным человечком — это бы меня не так впечатлило — не превратился в какое-то сказочное животное, он остался человеком. Но совершенно другим человеком. Он стал потрясающим красавцем. Таких поразительных мужчин в природе просто не существует! Люди добрые, на каких грядках растут такие цветы?! Как будто кто-то взял кисточку и краски и нарисовал ему абсолютно другое лицо, очень похожее на прежнее, но другое. Совершенно! И тут-то я ему наконец-то поверила. А как иначе — факты, как говорится, налицо, а точнее — на лице.
— Кофе будешь?— спросила я, чтобы скрыть свою растерянность.
— Буду.
Стало быть, инопланетяне любят кофе. Странно это всё.
Кофе я варила слишком старательно и сосредоточенно, стараясь не смотреть в его сторону — а ну как он сейчас превратился в какого-нибудь монстра. Вот посмотрю, а там — чудовище! Тут-то меня кондрашка и хватит.
— А как тебя звать? — наконец-то догадалась спросить я.
— Соф. Приблизительно так звучит моё имя на твоем языке.
Странное имя, хотя бывают и похуже. И как только люди не называют своих детей! Совсем не думают о том, как бедным детишкам потом жить с такими именами.
— Надо было бы тебя переименовать.
— Зачем?
— Чтобы звучало привычнее.
— И так нормально звучит.
Нормально звучит, видите ли, «Сонька — золотая ручка», какая — то.
— Для тебя.
— Ты тоже быстро привыкнешь.
Он очень красиво улыбнулся. Я заметила, что немногие люди умеют так улыбаться.
— Слушай, а как ты это делаешь со своим лицом? Я тоже так хочу!
О, да! С моей-то внешностью, о чём ещё мечтать?
— Это просто. Понимаешь, я не хочу привлекать к себе внимания. Я ведь знаю, что по земным меркам я очень красив.
Я поперхнулась.
— От скромности ты не умрёшь. А не по земным?
— Но это ведь, правда! У нас внешность особой роли не играет — это не существенно. А вот у вас всё по-другому.
— Здесь ты прав. Слушай, но ты мне так и не ответил, а у меня так получится?
— Это могут все, просто не каждый понимает.
— А глаза ты, почему не изменил?
— Чем тебе не нравятся мои глаза?
Мне это становилось всё интереснее и интереснее, но тут явились мои родители с аудиторской проверкой. И на этот раз им повезло — они наконец-то смогут подловить меня. В моей квартире посторонний мужик! Да еще и какой красавец! Сегодня Акела не промахнется. Наконец–то, подтвердятся самые нехорошие их подозрения, а я, раз и навсегда выйду из доверия. Вылечу, как пробка из бутылки.
— Слушай, это мои родители. Скорее всего, они устроят мне разнос по поводу твоего присутствия у меня дома в такое позднее время. Ты молчи в тряпочку, говорить буду я…
— Не объясняй, я все знаю.
— Ну, вот и ладушки.
Я пошла навстречу грозе, на ходу придумывая оправдания. Нет ничего хуже, чем выкручиваться, когда ты ни в чем не виноват. Как же они достали меня своей опекой! Я все еще девственница, а они, похоже, уже записали меня в шлюхи. Могли бы быть более высокого мнения о своей родной дочери. Папа вошел в квартиру с видом победителя.
— Чем занимаешься?
— В пупке ковыряюсь. Пап, но чем я могу заниматься в это время, я ведь правильная девочка.
— Кто у тебя?
— Конь в пальто! — разозлилась я.
— Не груби отцу!
Отцу не груби, а дочери грубить, значит, можно?
К моему удивлению в кухне не оказалось ни коня в пальто, ни Софа! Коня без пальто тоже нигде не было. Очень деликатный парень! Но куда он подевался? Папа, как хорошо натренированная ищейка, обнюхал всю квартиру, но так никого и ничего не нашел. Седьмой этаж. Не улетел же Соф, на самом деле. Может быть, именно так и выглядит настоящий Карлсон?
— А почему на столе две чашки кофе? — спросил отец немного разочаровано.
— Ой, па, как вы меня достали! Просто налила по рассеянности и теперь пью из двух чашек.
— Ты слишком много пьешь кофе. Это вредно.
— Па, а жить вообще не очень-то полезно, но не повеситься же мне.
— Не умничай!
Он уселся за стол и стал пить кофе. А я ломала голову над тем, куда же исчез мой гость. Ведь не испарился же он, не сдуло же его сквозняком?
— …я договорился, тебя возьмут на работу секретарем-референтом.
— Наблюдателем-Координатором, — ляпнула я, ни с того ни с сего.
— Кем? — удивился папа.
— Да это я так, о своем, о детском.
— Так ты согласна?
— На секретаря-референта?
— Нет, — съязвил папа, — на премьер-министра.
— Нет, я не согласна! Не хочу быть премьер-министром! Не буду!
Отец весь побагровел. Я его уже достала не меньше чем он меня. Да и чувством юмора у него в такие моменты совсем туго. Не надо с ним сейчас шутить — добром это не кончится.
Я люблю своих родителей, но проблему отцов и детей пока еще никто не отменял. Мы совершенно не понимаем друг друга, как будто говорим на разных языках.
— Ты прекратишь, над нами издеваться?! Я договорился о твоей работе — и ни спасибо, ни пожалуйста. А ты знаешь, как сейчас трудно с работой?
— Пап, позволь мне самой решать мои проблемы. Все, разговор на эту тему окончен!
— Интересно, а чем ты собираешься заниматься? И как жить дальше?
— Тем же, что и все остальные, — торговать на базаре.
Папуля мой просто вышел из берегов. Буря в стакане воды! Но я уже давно привыкла к этому. Характер у меня тот ещё — тихая сволочь, как называет меня моя мама в минуты праведного гнева. Не повезло моим родителям со мной. Ой, как не повезло! Иногда я сама себя ненавижу за это упрямство, но ничего с собой поделать не могу.
— Идиотка! Баба базарная! — крикнул он напоследок и громко хлопнул дверью.
А в кухне меня уже ждал Соф! Как будто он никуда и не исчезал! Я в очередной раз подумала, что схожу с ума. Но он сидел, а том же самом месте, где только что был мой отец, и улыбался мне своими жёлтыми кошачьими глазами. Просто привидение какое-то!
— Ты настоящий? — спросила я.
— И что я должен сделать, чтобы тебя в этом убедить?
В голове у меня сразу возникла картина: этот желтоглазый красавец подходит ко мне и нежно целует. Я мотнула головой и прогнала эту наглую мысль, которая…
Тут же материализовалась. Голова у меня пошла кругом, и ноги подкосились.
— Ты зачем это сделал?
— Но ведь ты же этого хотела!
— А ты откуда знаешь, чего я хотела?
— Как откуда?
— Я ничего тебе не говорила.
— Зачем нужно болтать, если можно просто слушать мысли и не напрягаться попусту?
Твою мать! Только этого мне не хватало! У меня бывают такие мысли, что уж лучше бы их никто никогда не слышал! Вот свалился на мою голову!
— Почему ты не хочешь, чтобы я тебя слышал?
— Потому, что это слишком личное, и ты не имеешь права делать это без моего ведома! — разозлилась я. — Это просто свинство!
— Хорошо, — покорно согласился он, — я не буду этого делать, если ты не хочешь. Хотя мне трудно тебя понять.
Видимо за день во мне скопилось столько раздражения, что если не открыть клапан и не выпустить его наружу, то это раздражение разнесёт на куски и меня, и всё вокруг. Я схватила чашку и швырнула в него. Он даже не шевельнулся. Просто чашка до него не долетела. Она наткнулась на какую-то невидимую преграду и медленно сползла на пол.
— Да откуда ты свалился на мою голову?! — заорала я в бешенстве. — Чего тебе от меня надо?
Наверное, нервы у меня гораздо слабее, чем я думала. Оказывается, для полноценной истерики мне надо не так уж и много: родительские нравоучения, дурная жара и какой-то шизофреник, который нагло читает мои мысли без разрешения. Всего-то ничего!
Он улыбнулся непонятно чему и… улетучился. Опять, гад, исчез! Просто, без затей, словно его здесь никогда и не было. Тихо шифером шурша, едет крыша не спеша. А ведь этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! Ну невозможно такое — и всё тут! Значит, я просто свихнулась, на солнце перегрелась. Грустная перспектива окончить свою жизнь в сумасшедшем доме продлила мою истерику еще минут на сорок.
Успокоившись, я смогла рассуждать трезво. Истерики вообще не по мне — они забирают слишком много сил, но иногда это бывает полезно. Поорешь, поплачешь, и жить становится легче.
Значит так: насколько это всё реально? А был ли мальчик? И, если это не глюки, то кто он такой на самом деле? Возможно, какой-нибудь гипнотизёр ко мне прицепился? А зачем? На кой хрен, скажите, этому гипнотизёру понадобилась вчерашняя школьница? Взять с меня нечего, кроме меня самой, а я, буду честной, не Мисс Вселенная. Внешность самая что ни на есть заурядная. Боже, как же обидно о себе такое говорить! Лицо… Можно сказать, что его у меня просто нет. Нос большой — не то, чтобы очень, но больше стандарта. Глаза. Они у меня красивые, яркие, зелёные, и это единственное, что есть во мне хорошего. А ещё рыжие, жесткие волосы, которым невозможно придать форму — сколько ни расчёсывайся — торчат, как сорняки, поэтому я всегда стригусь очень коротко. А ещё — нестандартная фигура. Длинная, как жердь, практически без каких–либо вторичных половых признаков, размер груди — минус единица. Это же надо, какая красота — глазам смотреть больно! Да и интеллект у меня не бог весть, какой. Противно, конечно сознавать, но я получилась у родителей довольно-таки средненькой. Ни румяна, ни бела, ни умом, ничем не взяла. А вот он ко мне прицепился, что-то нашёл. Ладно, время всё расставит по своим местам и нечего себе голову ломать.
У меня зазвонил телефон. Кто говорит? Мама.
— Александра, это что ещё за дела? Когда прекратятся твои выкрутасы?
Мамин голос звучал холодно и нервно.
— Ты о чём, ма?
— Ты сама знаешь о чём! О работе. Учиться ты не хочешь, работать ты тоже не желаешь…
— Ма, да буду я трудиться, но это уже моя забота, ладно?
— На базаре торговать будешь?
— Ага. Все работы хороши, если за них платят деньги.
— Будешь торговать на улице в любую погоду…
— Ма. В этой стране на рынке в любую погоду работает огромное количество народа. И никто не умер.
— У тебя отвратительный характер! Ты бы хоть иногда с нами соглашалась, для разнообразия.
— Соглашусь в следующий раз.
— Ты ела сегодня?
Сегодня я ела только мороженое и пила кофе, но маме этого не скажешь.
— Угу.
— Допоздна не сиди. Ложись спать, как все нормальные люди.
А когда я вернулась на кухню, он был уже там! Сидит себе спокойненько, пьет кофе, жрёт мои бутерброды и улыбается.
— Успокоилась немного?
— Опять ты! Чего тебе от меня надо?
— Так я ведь тебе уже говорил.
— Повтори.
— Мне надо тебя раскодировать — разбудить твоего скарра.
— Кого ты будить собрался?
— Скарра. Когда-нибудь ты спасёшь свою планету, и благодарное человечество поставит тебе большой памятник. Как тебе это?
— Нет уж, спасибо! Благодарное человечество поставит мне большой памятник, а неблагодарные голуби будут на него гадить! Что за скарр?
Не очень-то ясно. Совсем неясно! Что за скарр? Зачем его будить? Спит и пусть себе спит!
— Ты не понимаешь… — начал было он мне объяснять.
— И, что интересно, я даже не хочу ничего понимать, — прервала я его. — Мне так легче.
— Но так нельзя! — возмутился он.
— Кто сказал? Можно, — успокоила я Софа. — А если я этого не хочу, что тогда?
— Но ты же не знаешь, о чём идёт речь.
— И не хочу знать. Слушай, у меня и без тебя сейчас полно проблем. Может быть, когда у меня всё устаканится, я поговорю с тобой по-другому. Но сейчас ты выбрал неподходящее время.
И этот гад опять исчез, даже не попрощался. Я уже начала привыкать к его фокусам.
Ночью мне снилось чёрт те что. Спала я плохо, тревожно. Утром проснулась злая и разбитая от Люськиного звонка. Люська — моя подруга с ясельного возраста. Маленькая, кругленькая, как колобок, Люська была просто ненормальной оптимисткой. Мне кажется, что она будет веселиться даже на собственных похоронах.
— Ты где была?
Сначала я хотела ей всё рассказать, но вовремя остановилась. Ясно же, что она мне всё равно не поверит. И я бы усомнилась, не сказать ещё хуже. Может быть, мне всё это приснилось, кто его знает. Иногда бывают очень даже реальные сны.
— Да так, просто немного по городу пошлялась. Достали уже все, даже дома сидеть не хочется.
— Ничего, привыкнут, куда они денутся. Слушай, мы тут решили устроить прощальные гастроли.
— Кто это мы?
— Ты просто дикая какая-то стала. Кто ещё может быть? Все наши. Когда ещё увидимся?
— Когда-нибудь. А где?
— У Сеньки на даче, в воскресенье.
— Ладно, я буду.
— А что ты решила?
— Ничего. Слушай, Люсь, я сейчас занята. Давай я тебе попозже перезвоню.
— Хорошо. Предки твои успокоились?
— Не совсем. Сейчас иду к ним.
— Ну, ни пуха, ни пера!
— К чёрту!
Родители уезжают на целый месяц в отпуск на море, и это значит, что я буду абсолютно свободной и всё это время меня никто не будет донимать. Я смогу всё обдумать в тишине и покое.
Это хорошо, но что же всё-таки происходило со мной вчера? Я никак не могу избавиться от мыслей о загадочном Софе. Всё это очень, очень странно. Находясь в здравом уме и твёрдой памяти, я должна признаться себе, что чертовски жалею о том, что прогнала этого типа и ничего не узнала. Со мной всегда так! Сначала сделаю что-нибудь, а потом жалею, но изменить уже ничего нельзя. Нормальный человек от него не отстал бы, пока не выяснил бы всё, а я, как дура… Вопросов море!
Что такое этот скарр и почему его обязательно надо разбудить? От кого моя мама меня родила, если я лишь наполовину человек? И что это за фигня такая — Наблюдатель-Координатор? И что всё это мне даёт? И, наконец, могу ли я так же, как Соф, перекраивать себе лицо, а также смогу ли ещё когда-нибудь его увидеть? А ведь я этого хочу! Мне неприятно себе в этом признаваться, но он меня заинтересовал, серьёзно заинтересовал. А если быть совсем уж честной, то скажу так (уф, до чего же трудно это сказать даже себе самой): он мне понравился!

Глава 2

А дальше моя жизнь потекла довольно буднично. С утра шла на рынок. Раскладывала барахло на прилавке и ждала покупателей. Мне не нравилась эта работа, но меня в ней устраивало то, что я ни от кого не зависела. У нас подобралась неплохая компания, но об этом позже. Я нисколько не жалела, что не стала поступать в институт, потому, что, всё, что ни делается — делается к лучшему.
Соф больше не появлялся, и я почти выкинула его из головы. Вспоминала, конечно. Но всё реже и реже — с глаз долой, из сердца вон! Родители мои потихоньку успокоились. Если «в семье не без урода», то я ещё не самая неприглядная уродина из всех возможных. Бывают и хуже. Всё не так уж и плохо, но какая-то смутная тоска не давала мне покоя. Мне постоянно казалось, что я потеряла что-то очень важное и не могла понять что именно. Упустила какой-то невероятный шанс! Что-то странное происходило со мной. Мне снились очень яркие фантастические сны. Что-то в душе дёргалось и возмущалось, пытаясь освободиться от невидимых пут. Иногда мне казалось, что я слышу чей-то голос, странный — нечеловеческий, который говорил, к тому же, на незнакомом языке. Да и не речь это была вовсе. Мысли, какие-то непонятные в голову лезли. Могу сказать наверняка — не мои это были мысли. А чьи тогда?
А вот в сентябре случилось то, чего я так долго ждала.
Я заявилась домой. Пришла поздно и пьяная. Не в драбадан, почти в сознании, но довольно замутнённом. У Розки был день рождения, и это, я думаю, всё объясняет.
Розка — моя соседка по рынку. Обесцвеченная блондинка с зелёными глазами и чудовищным чувством юмора.
Пить мы начали ещё на рынке. И сразу пошла торговля! Видимо, как ни крути, а пьяных на Руси любят. Мы упорно пытались споить Саню-китайца. Вообще-то он не Саня, но мы называем его так, чтобы не напрягаться. Парень он хороший, но стопроцентный трезвенник. Настолько непьющий, что, как мы ни старались, споить его нам так и не удалось. Работать пьяным он наотрез отказался.
А вот уже после базара начался настоящий загул! И даже мой китайский тёзка сдался. С трудом, но нам удалось объяснить, что в России, что касается выпивки, нет слова «не могу», зато есть «надо».
— У себя в Китае ты, Саня, можешь и не пить, а здесь, будь любезен, от коллектива не отрывайся. Будем сейчас водку пить, земля валяться, понял? У нас, если надо, то пьют все, даже грудные младенцы.
— ?!
— Ну, это я немного переборщила. Груднички не пьют (иногда), но ты ведь не новорождённый!
Он смотрел на нас с ужасом, всё ещё не понимая, шучу я или серьёзно.
— Ты видел, как у нас сразу торговля пошла! Нет, ты обрати внимание на этот факт!
Розка лихо хлопнула рюмку водки и продолжила свою мысль:
— Вот вы, было дело, своей атипичной пневмонией весь мир запугали. А в России? По идее, мы должны паниковать сильнее всех: как-никак, ближайшие соседи. Китайцев в России скоро будет больше, чем в Китае. И никто не заболел!
Саня слушал и покорно пил водку, изо всех сил пытаясь понять, при чём тут атипичная пневмония.
— Да пойми ты, чудак-человек, наши по врачам ходить не любят, у нас всё больше народными средствами лечатся. Вот началась какая-нибудь простуда, если больничный не нужен, то наш сроду к врачу не пойдёт и не станет разбираться, что там у него — грипп куриный или атипичная пневмония. Человек просто перцовку выпьет на сон грядущий. А если такой, как мой бывший, так тот вообще спирт с перцем глушил и никогда не болел! Никакой уважающий себя вирус не выдержит такой гремучей смеси! Зараза даже до места толком добраться не успеет, устроиться, как следует, а тут ей такой вот коктейльчик — и все, хана, угорел вирус.
— Вы развелись?— спросил Саня.
— Да нет, помер он, скончался можно сказать, скоропостижно. Царствие ему небесное!
— От чего, он же не болел? Несчастный случай?
Розка весело рассмеялась:
— Ну, если цирроз печени можно назвать несчастным случаем, то да.
Саня мгновенно поставил рюмку на стол.
— Да ты-то чего боишься? Тебе это не грозит. Мой бывший был, царство ему небесное, потомственным алкоголиком. У них династия алкашей.
— Династия — это когда несколько поколений семьи занимаются одним делом, а вовсе не алкаши! — проявила свою эрудицию Ирка.
Розка снисходительно улыбнулась:
— Вот и я говорю, что вся их семья занималась одним делом — пили. Прадед пил, дед квасил не по-детски, мать с отцом глушили до полного беспамятства и два брата у него тоже алкаши. И чем это тебе не династия? Не цари, конечно, не сталевары, но тоже династия.
— Слушай, Роза, а почему ты тогда за него замуж вышла?— спросила я.
— А потому, что «любовь зла». Вот я козла и полюбила.
Розке сорок пять, но выглядит она гораздо моложе. Голос у неё звонкий, а смех просто оглушительный. Когда она смеётся, птички с деревьев падают. Но есть в ней какой-то странное обаяние, перед которым трудно устоять.
Короче, домой я пришла пьяная и весёлая, и дома на своём диване обнаружила Софа.
— Ба, — развеселилась я. — Какие люди в Голливуде! Давно не виделись. И где же это вы, юноша, пропадали?
— Ты странная, — сказал он.
— Ничего не странная, просто пьяная немного.
Он задумался. Но, очевидно, он неплохо изучил нас, если он действительно пришелец, в чём я уже не сомневалась. Интересно, а у них там выпивают или нет?
— Я никогда не пил спиртное, — сказал он грустно.
— Намёк поняла, но не могу тебе ничем помочь. Дома у меня — сухо, как в пустыне. А как вы расслабляетесь?
— Не так.
— Это я уже поняла. А как?
— Звуки, — просто ответил он.
Я поняла, что ничего не поняла, но сделала умное лицо, чтобы не упасть этим лицом в грязь.
— Что это значит?
— Есть такие звуки, которые приводят нас в состояние блаженства, но их не слышно.
— Если в состояние блаженства, то это хорошо, а остальное я ничего не поняла. Ладно, у каждого свой кайф.
Тут я вспомнила вопрос, который меня, как скромную девушку, сильно волновал.
— Слушай, Соф, а как там у вас с сексом?
— Так же, как и у вас.
— Ну, надо же, такой большой космос, а в этом деле никто ничего нового изобрести так и не смог! Ты не удивляйся, что я тебя об этом спросила, я — девственница, и этот вопрос меня очень интересует, но чисто теоретически.
— Я знаю.
— Ты, что, гинеколог?
Пришелец-гинеколог! Такое могло случиться только со мной! Ни к кому больше не заявляются пришельцы-гинекологи! Интересно, этим можно гордиться?
А потом я отключилась — мозг устал бороться с алкоголем. Просто провалилась в глубокую чёрную пропасть, где нет ни звуков, ни света, ничего.
Утром я проснулась от жажды. В горле было сухо, как в пустыне. Голова не просто болела, а разрывалась на мелкие осколки, и каждый кусочек ныл нестерпимо! Ну надо же было так напиться! Зачем? Всегда, после праздников я всегда задаю себе этот вопрос! Рынок отменяется. Никуда я не пойду, тем более, что уволить меня некому, я сама себе начальник.
И тут я обнаружила рядом с собой чьё-то постороннее тело. Я заорала! Это же надо было так налакаться!
Соф смотрел на меня, ничего не понимая.
— Что случилось? — спокойно спросил он.
Мысли читать на этот раз он не рискнул.
— Что было?
— Ничего. Мы спали.
— Ты меня поимел? — страшным голосом спросила я.
— Нет, хотя ты на этом настаивала.
— Не ври!
— Да я и не вру. Я с трудом уложил тебя спать. Ты согласилась при условии, что я буду чесать тебе пятки.
— И ты чесал?
— А у меня, что, был выбор? Чесал, пока ты не уснула.
Господи, откуда же берутся такие идиоты?! А ещё говорил, что с сексом у них так же, как и у нас. Ни фига не так! Хотя, с другой стороны, он всё-таки молодец! Очень морально устойчивый молодой человек.
— Тебе плохо? — спросил он.
— Бывало хуже, но реже. Выпил бы столько, и я не знаю, что бы с тобой было.
— А зачем же ты тогда пьёшь?
Вот дундук! Да кто же может ответить на такой философский вопрос?
— А зачем вы свои звуки слушаете?
— Но от них не бывает плохо, только хорошо.
Голова разрывалась на куски, словно в неё забросили гранату.
— Ну и ладно! Может, мы и не такие продвинутые, как вы, но веселимся не хуже.
Он смотрел на меня с состраданием, отчего я бесилась ещё больше. Не можешь помочь — нечего сострадать!
— Давай я тебя вылечу, — предложил он.
— Опохмелиться дашь? Но я этим не злоупотребляю. Перетерплю как-нибудь.
— Да нет же, я тебе немного помогу!
— Всех излечит, исцелит добрый доктор Айболит,— хихикнула я. — Валяй, давай, врачуй мою больную душу, всё равно хуже уже не будет.
Он всего лишь провёл рукой по моим волосам, боль прошла. Я стояла бодрая и свежая, как будто только что родилась на этот свет. И я уже ничему не удивлялась.
Он приготовил мне вполне приличный завтрак и молча смотрел, как я ем. И улыбался мне своими нечеловеческими глазами.
Не знаю, что со мной произошло, но впервые за всю свою сознательную жизнь я почувствовала себя совершенно спокойной и умиротворённой, как будто кто-то оберегал меня и заботился обо мне. Даже странно. Словно кто-то взял пылесос и прочистил мои мозги. Я вообще не могу объяснить, что за странное состояние у меня тогда было.
— Что ты чувствуешь? — спросил он.
— Не могу описать. Мне очень хорошо. Всё так просто и понятно! Так спокойно! А ещё мне кажется, что я могу всё!
— Всё — не всё, но очень многое. В тебе проснулся твой скарр, и этой ночью я тебя раскодировал. Теперь ты наконец-то стала тем, кто ты есть.
— Не спрашиваю тебя, как ты это сделал.
— Ничего особенного, просто позвал скарра, и он проснулся.
Я не поняла, что всё это значит, но решила ничему не удивляться и всё воспринимать, как должное. Где-то во мне шевельнулось незнакомое, чужое, неземное знание, но пока еще я не научилась им пользоваться. И не чувствовала в себе никого постороннего, ни сонного, ни бодрствующего.
— Но я не чувствую никакого скарра!
— И не почувствуешь, потому, что вы с ним — одно целое, единая и неделимая личность.
Итак, пришло время для объяснений.
— Расскажи всё по порядку. Я тебя внимательно слушаю.
— А ты не могла бы меня угостить спиртным?— весело спросил он.
— Это тебе ещё зачем?
— Мне интересно. Я тебя вчера слушал, но ничего не понял, потому, что ты была странная. Глупая…
Короче, он обозвал меня дурой, но я не обиделась. Переживу, как-нибудь.
— Я не уверена, что тебе это не пойдёт во вред, дружок.
— Я могу позволить себе то же, что и ты.
— И что же, ты готов быть странным и глупым?
Желтоглазый пожал плечами — привычное земное движение. И я откуда-то знала, что специально он ничего о нас не учил. Каким-то непостижимым образом этот странный тип знал всё, что известно мне, хотя что-то не припомню, чтобы я с ним откровенничала. Словно просто прочитал всю мою жизнь, всё, что я знаю, прямо из моей памяти или Бог его знает откуда.
— Знаешь, дружок, давай сначала всё выясним, а уж потом будем пить.
Не знаю, что ему так уж понравилось во мне пьяной, но он упёрся и стоял на своём:
— Нет, сначала мы напьёмся!
Вот навязался на мою голову! Какой-то космический алкоголик! Это мне теперь надо в магазин бежать.
— Иди.
Я поняла, что мне придется уступить. И потом, мне было интересно, что он будет вытворять, когда наберется, как Жучка блох. Любопытство — страшная сила. А пьяных инопланетян мне раньше никогда видеть не доводилось. Трезвых — тоже. До него, во всяком случае.
А дальше было что-то где-то! Я удовлетворила своё любопытство по полной программе! Он летал по комнате, менял лица, устраивал фейерверки из разноцветных огненных шаров, которые возникали из ничего. Дальше — больше! Он немного успокоился и стал ко мне приставать. Пьянство — лучший сводник.
— Ты же вчера этого хотела,— шептал он мне на ухо.
— Вот вчера и надо было приставать, а сегодня я уже передумала.
Его руки оказались какой-то напастью. Мне казалось, что они везде! А парня разобрало основательно!
— Почему ты не хочешь, что в этом плохого?
— Терпеть не могу пьяных мужиков! Творят, сами не знают что.
— Глупости, я всё прекрасно понимаю.
— Что-то я в этом сильно сомневаюсь.
— Пятки почесать?
— Да не хочу я, чтобы ты мне пятки чесал!
— Иди ко мне.
Ой, до чего же это грустно! Даже инопланетяне оказались самыми обыкновенными сексуально озабоченными мужиками, без затей. Вот тебе и поэзия космоса. Никакой романтики. Стакан засосал — и сразу в койку. Нет в мире совершенства! Нет и не было.
А он уже схватил меня на руки и поволок в постель. Маньяк!
— Да оставь ты меня в покое! Меня от тебя скоро уже тошнить начнёт. Я не хочу!
— Сейчас захочешь. Я ведь тебя очень хорошо знаю, и я в курсе, что надо сделать, чтобы тебе было хорошо.
— А если ты меня так хорошо понимаешь, то отвали от меня, будь любезен.
Он меня не слушал. Он ласкал меня так, что каждая моя клетка визжала от счастья. Он и вправду знал меня лучше, чем я сама! И не знаю, как мне это удалось, но я сделала то, чего объяснить не могу. Скорее всего, это сделала та моя вторая половина, которую он назвал скарром. Я дотронулась до его лба, странная дрожь пробежала по моим пальцам и вошла в него. Он вздрогнул и сразу протрезвел. Вид у него был виноватый и обиженный.
— Извини, — сказал он тихо и опустил глаза.— Сам не пойму, что со мной.
— Ничего, бывает. Ты в себя-то пришёл?
— Да. Но почему? Я же точно знаю, что ты этого хотела!
Скрывать от него что-либо бесполезно, и я покорно согласилась:
— Было дело, но сейчас не время.
— Время,— грустно улыбнулся он.— Что ты знаешь о нём? Время — это очень относительное понятие.
— Это ещё Эйнштейн доказал. Относительное, но не настолько же!
— Скоро ты сама всё поймёшь. Зачем ты всё испортила? Мне было так хорошо, легко, просто, бездумно!
— Вот именно так, друг мой, и становятся алкашами.
Он вздохнул.
— Да не стану я алкоголиком — скарр во мне этого не допустит. Он всегда знает, когда появляется опасность.
— Тогда считай, что мой скарр эту опасность почувствовал и вовремя отрезвил тебя.
— Скарр — это ты. Смотри.
Он взял два стакана. В один он налил апельсиновый сок, в другой водку.
— Это — ты, — указал он на стакан с водкой,— а это — скарр, — кивок в сторону сока. — А теперь смотри, что я делаю.
Он влил сок в стакан с водкой.
— Что это?
— «Отвёртка» — коктейль так называется.
— А поточнее?
— Водка с соком.
— Теперь раздели их.
— Здрасьте, как я это сделаю? Ты же всё смешал.
— Вот так и мы. Нас невозможно разделить. Не водка и не сок, а всё вместе.
Он дернул свой коктейль.
— Ты зачем меня выпил?— возмутилась я.
— Будем веселиться дальше. Я устал. В последнее время у меня было очень много работы. И сейчас я не готов отвечать на твои идиотские вопросы.
Я смотрела, как он наполняет очередной стакан, и тихо бесилась. Я уже поняла, что не смогу ничего с ним сделать. Раз уж он решил расслабиться, то он все равно не откажется от этой мысли. Я могу его отрезвлять, а он будет снова напиваться. И ещё вопрос: у кого раньше сдадут нервы. Я закурила. Да, каких только засранцев не создаёт природа! И почему так?
Я-то думала, что иные миры населяют совершенные создания, без каких либо недостатков и пороков. И вот, пожалуйста, сидит передо мной этот «совершенный человек» и жрёт водку не хуже Розкиного мужа. Но, что ещё отвратительнее, так это то, что как только он дойдёт до нужной кондиции, то сразу начнёт ко мне приставать, как это часто делал мой бывший одноклассник Мишка Красин — стопроцентный ублюдок. Правда, у этого парня получается лучше, но хрен редьки не слаще. И глаза у него, как у кота и сам он котяра тот ещё! «Мамы, папы, прячьте девок…»
Но больше он ко мне не приставал. Просто сел на пол, взял мою ступню и начал гладить ее пальцами. Приятно и ни к чему не обязывает. А я сидела и молча наблюдала за ним. Он, видимо, о чём-то задумался и сам не заметил, как начал меняться. Лицо неземного красавчика как будто расплавилось, и сквозь него стали проступать совсем другие черты. Волосы немного посветлели, лицо утратило пугающее и манящее совершенство и превратилось в лицо обычного человека. Симпатичного, обаятельного, но человека, а не какого-нибудь греческого бога. Лицо невинное, но в то же время немного шкодливое, что-то среднее между поэтом и хулиганом. Чем-то он напоминал мне Сергея Есенина, но очень отдалённо. Где-то в глубине его желтых глаз таилась неведомая опасность. Что-то делало его лицо немного жёстким, но что именно, я понять не могла — какие-то неуловимые и неземные черты, которые не улавливались глазом.
Я знаю, что теперь тоже могу читать его мысли, но, во-первых, я не знаю, как именно это делать, а во-вторых, что-то во мне протестовало против такого бесцеремонного вторжения в чужую душу. Он казался мне таким трогательным и одиноким, как потерявшийся ребёнок. Один вдали от родного дома, пьяный…
Я нежно погладила его, как ласкают маленького котёнка или щенка. Он посмотрел мне в глаза. Сначала взгляд у него был усталый и грустный, но потом в его глазах запрыгали жёлтые черти и на губах появилась гнусная ухмылочка. Нет, горбатого даже могила не исправит! Я расчувствовалась, а он — тут, как тут. Встал, обнял меня и стал целовать. Да как! И где их только этому учат?
Всё происходило в полной тишине. Его ловкие пальцы быстро оставили меня без одежды, я даже не заметила, когда он это сделал. Очнулась я только в постели, словно кто-то толкнул меня в бок.
— Прекрати это немедленно!
Не могу сказать, что я этого хотела, но надо же было это хоть как-то остановить. А он не собирался останавливаться на достигнутом.
— Прекрати!
— Хочешь. Ведь хочешь же! — шепнул он мне на ухо.
У него такие странные прикосновения, словно ветер касается моей кожи. Я уже почти сдалась, но моё второе я сказало стальным голосом:
— Нет!
И скарр во мне действительно этого не хотел. Ситуация называется так: и хочется, и колется, и мамка не велит.
Соф остановился. Отвернулся от меня и тут в моей голове появились его мысли. Я их услышала, как будто он произнёс всё это вслух: «Вот оно — раздвоение личности! Он, видите ли, не хочет, ну а ты?».
«Не уверена, что это раздвоение личности. Я просто сама не определилась, действительно мне это надо или нет. Тело требует, а душа почему-то сомневается».
«Это не душа, а всего лишь часть её. Это скарр. Учти, он может взять над тобой верх, и тогда ничего хорошего не жди».
«Не заводи меня! Ты же сам говорил, что мы с ним одно целое».
Он повернулся ко мне. Губы у него были сжаты, но голос звучал чётко: «Почему ты меня дразнишь? У нас так не делают. У нас всё просто: или «да» или «нет». Это меня просто заводит! Я с такими отношениями никогда не сталкивался. У нас всё намного проще. Всё ясно и никакой игры. А у вас голову сломаешь: хочу — не хочу».
Я погладила его и поцеловала в плечо. Я ведь не могла объяснить ему, что у нас не всё и не всегда так просто. Что это вовсе не игра, а если и игра, то она очень естественная и она в крови. Я лишь сказала ему:
— Привыкай: жизнь — штука сложная. Что должно случиться, то обязательно произойдёт в своё время.
Скарр отрезвил и его, но теперь он уже не чувствовал себя виноватым. Он был занят своими чувствами и находился в полном смятении. Я даже сама почувствовала, что парнишка не в себе. Для меня всё это, хоть и болезненно, но вполне привычно и терпимо. А он ведь ни с чем подобным никогда не сталкивался, у них ведь всё так легко! Настолько просто, что любить-то они, возможно, умеют, а вот о том, что такое страсть, не имеют ни малейшего представления.
— Страсть? — переспросил он. — Что это такое?
— Болезнь души.
Он задумался. Мы лежали в чём мать родила, и каждый думал о своём. Скарры наши никак себя не проявляли.
— Слушай, Соф, а какой ты на самом деле?— спросила я.
Я наконец-то поняла, что меня пугает. Я просто боялась, что вместо симпатичного парня рядом со мной может оказаться какое-нибудь чудовище из фильмов ужасов.
Он встал с постели. Оделся. Пошёл на кухню. Неужели он решил продолжить пьянку?
Он сидел за столом и пил кофе.
— Ты мне не ответил.
— А что тебе отвечать? Ты же видишь меня, что тебе ещё надо?
— Да, но до этого ты был другим.
— Но я же знаю, какой тип мужчин тебе нравится. Блондинов среднего роста ты не жалуешь.
— То есть, ты хочешь сказать, что это твой настоящий вид?
— Да. Ты разочарована?
— Скорее — наоборот.
— Ты думаешь, что к тебе послали бы огромного жука или осьминога? Но мы же не идиоты. Подобное тянется к подобному. Тем более что у вас ксенофобия почти у каждого. Так легче общаться. Потом ты, конечно, столкнёшься с самыми разными существами, но к тому времени ты уже будешь готова к встрече с ними. Ко всему привыкаешь однажды.
Я представила огромного жука и поняла, что никогда не смогу к этому привыкнуть. Максимум, к чему я внутренне готова — это к встрече с маленькими зелёными человечками. Это, кажется, и называется ксенофобией.
— Я тоже так думал, но мой скарр мне помог. А тебе ещё многому предстоит научиться. Скоро мы отправимся на учебную Базу, и там ты всё узнаешь.
— Да? А меня кто-нибудь спросил, хочу я этого или нет? А мои родители? Они же с ума сойдут, если я вдруг исчезну.
— Ты сначала дослушай. Каждый раз ты будешь возвращаться в тот самый миг, когда ты покинула Землю, в то же самое тело. Ты просто будешь проживать одновременно сразу две жизни, вот и всё. Я же тебе говорил, что время — штука довольно относительная.
Почему-то это не показалось мне странным или невозможным, как будто он говорил о вещах привычных и будничных.
— Так, нам надо всё обдумать. Мы оба столкнулись с незнакомыми для себя вещами. Ты должен мне всё объяснить.
Он посмотрел на меня и ехидно сказал:
— Потом, всему своё время, — он немного смягчился. — Ты права, и тебе, и мне надо всё обдумать. Мы действительно столкнулись с вещами, для нас незнакомыми.
— Ну, конечно, я тебя немного помурыжила, и теперь ты мне так мстишь.
— Нет, дело не в этом. Я и так знаю, что и на моей улице будет праздник.
Он сказал это и исчез, даже не попрощался.
Вот ведь сволочь! Заморочил девушке голову и испарился. А у меня в голове такой бардак оставил, что хоть пылесось. Теперь у меня не получается думать ни о чём другом. Я же спать теперь не смогу! Садист! А ведь как все было просто! Ну ничего, устрою и я себе праздник, как только он объявится!
Потом звонили девчонки и спрашивали, как рынок. Они тоже устроили себе выходной. И, в отличие от меня, они еще болели.
— Такие дни рождения — лучше вообще не рождаться! — жаловалась Розка. — Слушай, а Ирка-то нашего китайца к себе поволокла. Я представляю, как бедолаге досталось! Жив ли он еще?
— Ну, — говорю, — вряд ли китайца сексом напугаешь. Их уже миллиард триста миллионов.
— Ну, Ирка! У неё уже сплошной интернационал! Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Кого у неё только не было!
— Что, так много?
— Суди сама: армянин, грузин, кореец, молдаванин, украинец… Да разве всех упомнишь?! Если бы все такими были, как она, давно бы в мире не было никаких войн, потому, что все были бы братьями и сёстрами. Ты завтра выходишь?
— Да надо было бы.
— Ну, значит, завтра встретимся на рынке.
Знала бы Розка, какой я чуть было интернационал не устроила, всем интернационалам интернационал! Уж инопланетянина даже у Ирки не было!
Ну никак он у меня из головы не вылезает! Ладно, всё равно появится, буду ждать. Хотя ждать и догонять трудней всего.
Я прислушалась к себе, но никакого постороннего присутствия не обнаружила. Да и кого я могла там найти, если, как объяснил Соф, посторонних здесь нет. Чужие здесь не ходят! Я и есть скарр — наполовину, конечно. Может быть, когда-нибудь он себя и проявит, но пока я совсем не изменилась.
Я подошла к зеркалу и стала смотреть на своё лицо. Мне до боли захотелось изменить себя, но ничего у меня не получилось. Соф это делал запросто, а у меня не получается. Обидно!
Я не могла успокоиться, мысли прыгала в голове, как взбесившиеся кузнечики, а тело постоянно вспоминало его прикосновения и тоже маялось дурью. Похоже, «девочка созрела».
Не думаю, что я в него влюбилась, но уж очень сильно он меня взбаламутил. В мои монотонные, серые будни ворвалось что-то новое, яркое, необычное. Тут и крыша может запросто поехать, а я всего лишь немного взволнована. У меня даже аппетит не пропал. Жрать хочу, как саранча! А дома, кроме остатков водки, сока и засохшей яичницы, ничего нет.
Я огляделась по сторонам, и до меня дошло, как я могу успокоиться — надо срочно заняться уборкой помещения! Нельзя жить человеку в таком хлеву!

Глава 3

И потянулись невыносимо длинные дни! Их было немного, но мне казалось, что прошла целая вечность! Я уже успела его возненавидеть и простить. Нет, скажите, люди добрые, разве можно так издеваться над живым человеком?
Прошла неделя, а он так и не думал появляться. Мне не хотелось ни с кем общаться, мне не хотелось ходить на рынок и слушать трепоню девчонок. У меня даже, в конце концов, пропал аппетит. И всё время хотелось спать.
Я не знаю, как называется то, что происходило со мной в то время, но это действительно было похоже на болезнь. «Господи!— думала я. — Зачем он мне нужен?! Любить я его не люблю. Бред какой-то!»
И вот через неделю я проснулась утром оттого, что кто-то на меня смотрел. Открываю глаза и вижу его. Сидит на полу в позе лотоса и смотрит на меня весь из себя такой загадочный и жёлтоглазый. Сердце моё забилось, как в припадке. Нет, со мной, определённо, что-то не так.
— С добрым утром, Санечка, — вежливо поздоровался он.
— Привет. Я даже не успела соскучиться, а ты уже тут, как тут, — соврала я зачем-то.
— Я не знаю, что со мной, но я почему-то постоянно думаю о тебе. А мне, между прочим, надо думать о другом. Что со мной происходит? Ты не знаешь? Что-то я не могу разобраться в своих чувствах.
— Я тоже, — нехотя призналась я.
— Вот я и решил, что пора возвращаться. А, если честно, то просто не мог усидеть дома. Скажи, у вас часто такое бывает? Как это называется и как вы с этим боретесь?
Можно подумать, что я знаю ответ. Я сама уже неделю ломаю над этим голову и ничего понять не могу. Возможно, нам удалось бы в этом разобраться, но я вновь начала выстёбываться. Права была моя мама, когда говорила, что за мой гнусный характер мне ещё в детстве надо было шкурку спустить. Но не били меня родители на свою голову.
— Ладно, — сказала я,— но сначала ты должен мне всё объяснить.
Он снова прочёл мои мысли и возмутился:
— Но ты же думаешь о другом! Почему ты всё время врёшь?
— А кто мне может это запретить? Я вру! А вот ты без приглашения ко мне в душу не лезь!
— Ладно, как скажешь. Поговорим о деле.
А дело оказалось слишком сложным для моего убогого ума. И вот что мне удалось выяснить в первый раз:
Давным-давно, очень давно, где-то в глубинах космоса появилась цивилизация скарров — существ, состоящих из чистой энергии, без всяких грубых материальных примесей. Это самая древняя и таинственная из всех известных цивилизаций. Никто так толком и не знает, где она находится и на что конкретно похожа. Скарры могут почти всё, но и у них без проблем не обошлось. Будучи бесплотными, они не могли воспроизводить себе подобных так, как это делают все остальные живые существа. Век у них долгий, но и они рано или поздно умирают. Единственный способ, которым они могут размножаться, довольно садистский. Для того, чтобы на свет появился ребёнок, скарру необходимо проглотить чью-то жизненную энергию — это что-то вроде высасывания души. Потом эта энергия растворяется в нём и трансформируется в нового скарра. Мне, честно говоря, наш способ размножения кажется куда более гуманным — никого не надо убивать.
И вот, когда их народ начал медленно вымирать, они разослали Наблюдателей-Координаторов на все известные им обитаемые планеты, чтобы, когда это станет необходимо, просто сожрать нежизнеспособную, деградирующую цивилизацию и спасти свою от вымирания. Бороться с ними бесполезно, потому что убить скарра невозможно. Они прекрасно себя чувствуют и в вакууме и на раскалённой поверхности звезды. Оружия против них не существует. Уничтожить скарра может только кто-то подобный ему. А они, в отличие от людей, никогда не убивают себе подобных.
А поскольку им не надо много миров для воспроизводства своего вида, то они решили попутно помогать тем, кому сочтут нужным. Они координировали, выводили из тупика запутавшиеся цивилизации, а потом объединяли их в Союз Разумных Миров. Я выяснила, что почти на каждой планете, где есть хоть какой-нибудь разум, обязательно найдётся свой Наблюдатель-Координатор. Он и сам не знает о том, кто он такой, как не догадывалась об этом и я, — до тех пор, пока не появится ему подобный и не раскодирует его. Разбудить спящего скарра может только другой скарр! Оказывается, до моего рождения Наблюдателем-Координатором был кто-то из моих родителей, но когда у Н-К рождается ребёнок, то скарр переходит к нему и так бесконечно, из поколения в поколение, пока не появится тот, кто разбудит его. И вот тогда-то и начинается работа — собственно то, ради чего все это и затевалось. А ещё, если дело дойдёт до суда, то мне предстоит защищать там интересы всего человечества. Мы ещё не дошли до критической точки, но случиться это может в любой момент — слишком уж бездумно мы уничтожаем всё вокруг себя. Скарры проявили к нам интерес, но меня это совершенно не радует.
— И этот монстр сидит во мне?! — ужаснулась я.
— Не стоит тебе на ночь смотреть ужастики. Это вовсе не монстр, это — всего лишь разумная энергия. Такая есть в любом человеке, и найдётся немало людей, которые ею питаются. Чего ты удивляешься? Слышала об энергетических вампирах? У вас тут довольно часто об этом говорят.
— Да, но мы не жрём людей.
— Неужели?! А люди, которые едят всех, кого сочтут нужным, по-твоему, не монстры? А скарры уничтожают только тех, кто сам целенаправленно идёт к своей гибели.
— Ладно, можешь считать, что ты почти убедил меня. Давай, рассказывай дальше.
— А что ты хочешь ещё от меня услышать? Дальше ты отправишься на Базу и будешь учиться и работать.
— Послушай, я только что отучилась в школе и не могу сказать, что у меня есть желание учиться дальше. Я решила немного отдохнуть от этого.
— Поверь, тебе это понравится. Всем нравится. Разве ты не хочешь научиться всем тем вещам, которые у вас здесь считаются чудом?
— Допустим… Слушай, а ты женат?
— Господи, ну о чём ты думаешь?! Я не женат. У нас к этому относятся очень серьёзно.
— А к сексу легко?
— Секс — это всего лишь физиология.
— Хорошо вы устроились. А вдруг появятся дети?
— У нас дети «вдруг» не появляются. Только тогда, когда их хотят.
— Удобно. Так, когда я должна отправиться на учёбу?
Всё-таки, как ни крути, а чему быть, того не миновать. Как ни старалась я отвертеться от учёбы, а ничего у меня не вышло. Пусть не в институте, а непонятно где и чему, но учиться я всё-таки буду.
— Через неделю я вернусь. Тебе ещё надо всё обдумать и собраться.
— Обмозгую на месте — жизнь заставит.
Он посмотрел на меня с суеверным ужасом и сказал:
— Вы странный народ. Вокруг вас и внутри хаос. Вы совершаете бессмысленные поступки, вами руководят непонятные страсти. Вы ведь сами себя понять не можете! До меня вообще не доходит, как такая нелепая цивилизация до сих пор существует?! Но самое страшное — это заразно, так мне кажется.
— Это почему же? — ехидно спросила я, прекрасно понимая, о чём он говорит. Ведь сегодня он точно не должен был появляться, но появился же!
Он опустил голову и тихо произнес:
— Я заболел. Я даже не знаю, плохо мне или хорошо. И я совершенно не владею ситуацией. Вы — вирус Хаоса, и вас, я думаю, надо уничтожить.
Ничего себе заявочки! Эк, парня-то разобрало! Кто бы мог подумать, что мои невинные шуточки могут произвести на него такое неизгладимое впечатление?
— Спасибо, добрый дяденька. Может, ты с меня и начнёшь? Значит, если робкая и застенчивая девушка тебе отказала, то надо уничтожать, к чёртовой матери, все прогрессивное человечество? Какие же вы, мужики, все сволочи!
— Да дело-то не в этом! Это просто нелогично! Если ты этого хочешь, я тоже, и никому от этого не будет плохо, то почему ты отказываешься?
Вот ведь самец! Ну, зверюшка, ей Богу! Я бы так на его месте не бесилась.
— А мораль? — невинно спросила я.
— Идиотская мораль. Вы со своей моралью постоянно убиваете друг друга, а вот обычный, абсолютно естественный биологический процесс — это безнравственно. У нас другая мораль: если от моих действий никому не будет плохо, то это вполне нормально, а, если, кому-то хорошо, то это просто замечательно. Что здесь непонятного?
— Знаешь что, ты мне истерики здесь не закатывай. В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Может быть, мы и не Бог весть что, но вы со своей логикой и порядком скоро от скуки загнетесь. Ты ведь и сам на себе почувствовал, что бывает и по-другому.
Он даже не пытался со мной спорить, а я, в свою очередь, не собиралась ему ничего доказывать. Зачем? Он уже столкнулся с нами довольно плотно и скоро он сам всё поймёт, ведь кое в чём он прав — это действительно заразно. Порок и хаос обладает, к сожалению, гораздо большей притягательностью, чем порядок и добродетель. Хотя я не думаю, что это послужит для нас оправданием, и прихлопнут нас, как муху. Ужас! Лучше бы я всего этого не знала! Но ведь всё может быть иначе! Ведь есть же ещё у нас шанс.
Вообще-то скарры не монстры и не злодеи, кому-то они помогают, ну а кого-то жрут, но ведь это же просто инстинкт самосохранения. Они просто не могут быть другими, потому что вобрали в себя опыт и знания всех известных цивилизаций.
Итак, через неделю меня ждёт что-то совершенно невероятное. И почему-то я воспринимаю всё это, как должное. Я не боюсь и не удивляюсь. Может, это скарр во мне научил меня воспринимать всё, как должное, ведь его трудно чем-либо удивить.
— Соф, а что ты ещё умеешь?
— Многое, и ты тоже всему этому научишься.
— Вот чурка с глазами, чему?
— Долго объяснять. Будет лучше, если ты сама всё увидишь.
Я разозлилась:
— Тебе что, трудно хоть что-нибудь показать?
Он пожал плечами. Потом разрезал лимон, выковырял из него зёрнышко и сжал в кулаке. Через минуту сквозь его пальцы пробился зелёный росток. Я с восхищением смотрела, как он растёт, покрывается листьями, начинает цвести. Минут через пять появились маленькие зеленые плоды. Они росли прямо на глазах, желтели, наливались соком. Он оборвал пять лимонов и положил на стол. Потом он прикоснулся другой рукой и оно скукожилось и рассыпалось в прах.
— Я знаю — город будет! Я знаю — саду цвесть! Когда такие люди в стране советской есть! — прошептала я и завопила: — Тоже так хочу!
— В своё время, — ответил он и исчез в очередной раз.
И я стала терпеливо ждать своего времени. Терпеливо? Ждала я с нетерпением. Так я в детстве ждала Нового года. Запах мороза, хвои и апельсинов приводил меня в состояние восторга и ожидания чуда. Теперь этим символом чуда стал запах лимона…
— Слушай, Саня, ты влюбилась, что ли? — допытывалась Ирка. — Какая-то ты странная стала, загадочная.
— Кто о чём, а вшивый — о бане, — язвила Роза, чтобы скоротать время. — Ирэн, я вот смотрю, тебе любви никогда не бывает много. Когда ты уже успокоишься?
— Надеюсь, что нескоро.
— Я думаю, на Земле ведь столько разных народов, больших и малых — работы тебе хватит до гробовой доски, — не унималась Розка.
Я молчала, мне ничего не хотелось говорить. Я вяло торговала тряпками неизвестного производства и сомнительного качества. А девчата мои продолжали беситься:
— Ты не заболела? — упорно приставали они ко мне.
— Нет.
— Ну и чего ты тогда стоишь, как пенёк? Много ты так наторгуешь? Покупатель и так не прёт валом, как лосось на нерест, а тут ещё ты своим тупым видом последних отпугиваешь! Грузить людей надо. Улыбаться нежно и бархатным голосом впаривать своё барахло.
— Что-то у меня нет настроения — отбрыкивалась я.
Розка даже зашипела от возмущения, как раскалённый утюг.
— Да что такое творится с тобой в последнее время?! Обмороженная какая-то стала.
В этот момент к ней подошёл противного вида дедок и стал нудить:
— Девушка, а этот костюмчик у вас, случайно не китайский?
— А чем вам китайцы не угодили? — окрысилась Розка.
— Там какая-то болезнь обнаружилась. По телевизору передавали, что она через вещи может передаваться.
— Нет, дедуля, костюмчик наш, отечественный. Поддержите отечественного производителя, — бессовестно врала Розка.
Но дед оказался дотошным. Он вывернул костюм на изнанку и на месте вышивки вместо флизелина обнаружил китайскую газету.
— А это что? — ехидно спросил он.
— Газета! — вышла из себя Роза. — Я, что ли его шила?
— А зачем вы врете?
— Потому, что достали вы все меня уже этими китайскими болячками! То у них какая-то пневмония, то грипп у них куриный, а я за них за всех тут отдуваться должна. У меня товар залёживается, а за него, между прочим, деньги плачены. Придумали очередную заразу на мою голову! Да мало ли чем люди на Земле болеют. Не проказа же! А эти братья-китайцы свинью подложили — не могли они, как положено, флизелин проложить. Такое дерьмо прут сюда, какого никто другой не берёт! А разве они виноваты? Это наши челноки-сволочи завалили всю страну дерьмом! А китайцам чего голову ломать, если мы любое барахло хватаем, лишь бы по дешевке.
Ну, слава Богу, отстала она от меня! Розку я уже немного изучила: после деда она переключится на китайца Саню и будет он один отдуваться за
миллиард с лишним своих соотечественников.
Вообще, рынок — это государство в государстве, здесь свои законы и своя жизнь. Здесь вечно кипят страсти. «Базар — это адреналин!» — утверждает Розка, и она, безусловно, права. Здесь — сплошной экстрим, покруче, чем прыжки с парашютом! То налоговая инспекция нагрянет, то торговая, то обворуют кого-нибудь. На рынке может произойти всё, что угодно. Это ведь не на байдарке плыть по горной реке, это — люди, а люди — существа не самые приятные.
Вчера я училась в школе. Сегодня я торгую на рынке. А завтра я отправлюсь непонятно куда и снова буду учиться непонятно чему. А что потом? Нет, жизнь — слишком непредсказуемая штука, чтобы что-то планировать и загадывать!
Через неделю за мной явится этот странный желтоглазый стервец и начнётся новая жизнь. А я даже не знаю, хочу я этого или нет.
— Слушай, спящая красавица, проснись, к тебе покупатель.
Я пришла в себя. Передо мной стоял какой-то рыжий тип совершенно потрёпанного вида.
— Эй, рыженькая, почём свитерок?
Нет, ну что за гадость?! Он что, себя считает смуглым брюнетом? «Рыженькая». На себя бы сначала посмотрел!
— Пятьсот, — цежу я сквозь зубы.
— А если вместе с хозяйкой?
Вот а не сдох бы ты, любезный? Но промолчала, сделала вид, что не услышала.
— Рыженькая, ты, что сегодня делаешь? — не отставал он.
Я ляпнула, не думая:
— Да вот найду после работы какого-нибудь козла, заманю на пустырь и выпью всю кровь — это омолаживает. Да и жрать хочется постоянно!
Наверное, я так это сказала, что он поверил, хоть в такое поверить сложно.
— Ты, что, дура?
— При чём тут дура? Ты знаешь, сколько мне лет сейчас? Пятьдесят! Я так молодо выгляжу, потому что кровь пью. Да вон спроси кого хочешь.
Мои девчонки, с трудом сдерживая смех, дружно закивали.
— Да ты, мужик, не шарахайся, это сейчас не такая уж редкость. Пора уже привыкнуть. Недавно на пустыре труп нашли, может, слышал? — сказала Ирка.
— Поискали бы получше, так не один нашли бы, — равнодушно сказала я. — В человеке всего-то пять литров крови, надолго ли хватит?
Рыжий заматерился и поспешил уйти. Девчата прыснули. Хохот стоял дикий. Невозмутимый Саня улыбался загадочно.
— Нет, Сашка, так ты точно всех покупателей распугаешь, — Роза успокоилась.— Парень даже свитерок купить не успел. Что ты есть будешь с такой торговлей?
— Ну, я же сказала уже — вот поймаю рыжего выродка и им отужинаю, — отмахнулась я.
— Ага, и заразу подцепишь какую-нибудь.
— Это почему же?
— Потому что через кровь вся зараза передаётся.
И мы, на полном серьёзе, стали обсуждать эту тему. Как бы так нахлебаться кровушки, чтобы не подцепить СПИД или гепатит С? Саня не выдержал:
— Девочки, вы послушайте, что вы говорите!
— Да с такой торговлей не грех и озвереть, — буркнула Розка.
— А вы улыбайтесь, и сразу торговля пойдёт лучше, — посоветовал китаец.
— Не, нашего человека на улыбку не возьмёшь. Ты хоть рот себе разрежь от уха до уха и улыбайся круглые сутки — только разозлишь. Он же, гад, из шкуры вылезет, чтобы настроение тебе испортить и улыбочку эту с твоего лица стереть. Ну, скажи, почему тебе должно быть лучше, чем ему? А раз ты улыбаешься, значит, у тебя всё в шоколаде. Сам посуди, чего он тебе ещё удовольствие доставлять будет? А вот если бы я стояла с таким видом, как будто у меня муж ушёл к моей лучшей подруге, а меня выгнал на улицу с тремя детьми, всю в долгах, без работы, а тут ещё последняя почка отказала, тогда другое дело! Тогда бы наши добрые люди проявили бы сочувствие и понимание. Нет, когда мне хорошо — пусть себе все улыбаются! Но, когда мне плохо — пусть весь мир скорбит вместе со мной!
Саня замолчал и задумался.
— Нет, вас, русских трудно понять! Иногда я вас хорошо понимаю, а иногда ничего понять не могу!
— И я о том же. «Умом Россию не понять!» Да мы и сами себе плохо понимаем, — сказала Роза. — Вы, китайцы меня ещё больше удивляете — работаете, как муравьи, без перекуров, без загулов! Разве можно так работать?! Если наш неделю работает, как папа Карло, то следующие три недели он вообще ничего делать не будет. В пупке поковыряется и придумает что-нибудь такое, чтобы не работать вообще. Вот у меня сосед — на дачу его не заманишь, там у него жена пашет. А он у себя на балконе взялся клубнику выращивать, заметь, без всяких напрягов и лишних трудозатрат.
Всех нас это сообщение сильно заинтересовало.
— Он в деревянную бочку набрал земли, просверлил по всей окружности кучу дырочек и посадил там клубнику, — объяснила Роза. — Ни полоть, ни ухаживать за ней не надо, только иногда поливать. У него из этих бочек клубника так и прёт! Получается даже больше, чем на грядке.
Много полезной информации можно почерпнуть на рынке. Это как живой Интернет — туда стекается информация со всего города, скучно не бывает. Но иногда зато я бываю просто в бешенстве, потому что люди попадаются разные.
А скоро мне предстоит узнать ещё много нового. Интересно, как это — проживать одновременно сразу две жизни? Пока я этого даже представить себе не могу. Не снесёт ли у меня от всего этого крышу напрочь? Хотя, возможно, всё это не так уж и сложно. Главное в нашем деле — не описаться от страха, а всё остальное я, как-нибудь, переживу. Ведь там наверняка найдётся много неожиданных вещей, а я себя не могу отнести к героическим личностям. Ох, видит Бог, облажаюсь я там по полной программе!
Жизнь на Земле до всего этого казалась мне довольно сложной и непредсказуемой. Но теперь мне кажется, что Земля — тихая гавань, такая уютная, что её и вправду можно сравнить с колыбелью. По крайней мере, здесь всё так привычно и понятно!..
— Нет. Это не торговля, это — садомазохизм! Чего мы здесь торчим? Девки, а может, по рублю и в школу не пойдём? — прервала мои рассуждения Ирка.
— Не надо много пить, Ира! — встревожился Саня.
— Не трусь, Санек, я постараюсь выжить
— Голова болеть будет… — угрюмо предсказал Саня.
— Ну, голова. Голова — не задница, перевяжи и лежи, — вмешалась Роза. — И вообще, глаза боятся, а руки делают.
— Ира, не надо много пить! — настаивал Саня.
Ох, видно ему после Розиного дня рождения было совсем плохо! Но, судя по его заботе, Ирка своим интернациональным сексом произвела на него неизгладимое впечатление. Уж очень он в последнее время стал о ней заботиться. Или это он о себе беспокоился?