Глава 1. Зверь из Лонгодримского поместья

Был жаркий месяц июль, когда на полях вовсю колосится зерно, сверкают по ночам зарницы и, выбираясь из прохладных речных вод на твердую землю, дурачатся русалки, спутывая гибкие стебли хлебов в тугие узлы. Было время, когда природа пьяна от избытка сил и не переступила еще ту невидимую грань, за которой следует неизбежное увядание. Было лето.
В знойный ясный день из-под сводов Сертонского леса выехал одинокий всадник и, приподнявшись в стременах, оглядел раскинувшиеся перед ним просторы. Как известно всем, Сертонские чащобы расположены на юго-западе герцогства Лонгодрим. Раскинувшись по пойме реки Альбы, они напоминают очертаниями наконечник копья, острием указывающий на замок владельца поместья, и заканчиваются примерно в пяти лигах от крепостных стен. Когда-то деревья подступали к замку едва ли не вплотную, но дед, а следом за ним и мать нынешнего герцога Лонгодримского озаботились тем, чтобы между замком и лесом появилась полоса свободной земли, справедливо полагая, что так у его обитателей будет куда меньше вероятности быть застигнутыми врасплох внезапно подошедшим неприятелем. Вековые деревья выкорчевывались и сжигались, золой удобряли освободившуюся землю. Затем на отвоеванных местах была основана пара деревушек, и лес сам постепенно начал отступать все дальше и дальше. На момент, о котором идет речь, крайнюю деревушку Шелтми уже отделяла от чащоб полоса пахотных земель и пастбищ шириной в полторы лиги, и только старожилы помнили те времена, когда деревья подступали вплотную к околице.
Именно окраинные дома Шелтми и разглядывал сейчас слегка прищурившийся всадник. Расстояние в полторы лиги не мешало ему составить общую картину происходящего. Ни дымка над крышами домов, ни малейшего движения во дворах, ни единого звука, который свидетельствовал бы о присутствии в деревушке людей.
- Тоже брошена, - устало вздохнул всадник. – Чем ближе к замку, тем сильнее страх. Милорд не преувеличивал серьезности положения. Ну, ступай, Терн, взглянем, что там стряслось.
Он тронул пятками бока гнедого коня, и тот без дальнейших понуканий начал спорый спуск с пригорка, аккуратно ставя каждую ногу, безошибочно выбирая путь и заботясь о том, чтобы хозяина меньше трясло. Сразу было видно, что неказистый низкорослый коняга куда привычнее к передвижению по бездорожью, чем к скачкам по столбовым дорогам королевства. Впрочем, на тех тропах, что выбирал для себя всадник, выносливый конь простых кровей порой оказывался куда полезнее породистого рысака.
Сам путник выглядел еще более странно, чем его конь. Нет, он не был ни убогим, ни калекой. Взгляду было приятно остановиться на высокой, крепко сложенной фигуре всадника, но стоило лишь мимоходом заглянуть незнакомцу в лицо, и все остальное разом забывалось. Худое, безбородое, бледное, как выбеленное льняное полотно, с паутиной черных прожилок на впалых щеках, оно должно было бы принадлежать не человеку, а посланнику потусторонних миров. Густые и жесткие смоляно-черные волосы всадника были растрепаны, как перья взъерошенной птицы. Из запавших глазниц недюжинным умом поблескивали желтые глаза с вертикальными зрачками – узкими при ярком дневном свете. Сходство с крупной птицей довершал большой крючковатый нос. Несмотря на жаркую погоду, высокий ворот бурого шерстяного блио всадника был застегнут на все пуговицы под самый подбородок, а руки скрывали грубые перчатки из свиной кожи, какие надевают ловчие при травле дичи с соколами, чтобы острые когти птиц ненароком не поранили им пальцев. Путник был крещен и имел христианское имя, но редко кому открывал его. В королевстве Мерлен, которому принадлежало и герцогство Лонгодрим, и все близлежащие земли, он был больше известен как Ворон, бродячий охотник.
Многие в те незапамятные времена жили охотой, и, стоит признать, жили неплохо потому, что ни леса, ни поля, ни реки еще не успели оскудеть. Но мало кому доставало смелости выходить против такой дичи, какую выслеживал сейчас Ворон.
По мере приближения к частоколу, окружающему Шелтми, Терн начинал все явственнее проявлять признаки беспокойства, слабым пофыркиванием сообщая хозяину то, что тому и так было известно. Окрестности насквозь пропитались горьковатым полынным запахом тьмы, и запах этот постепенно усиливался.
Ворон ободряюще потрепал по шее своего друга:
- Все верно, Терн, он здесь был и совсем недавно. Должно быть вчерашней ночью искал, чем поживиться, да остался с носом. Коль в лесу никого не поймал, стало быть, сейчас голоден и зол. То, что голоден, это даже хорошо: значит, будет торопиться и ошибаться.
Массивные южные ворота забора, окружающего деревню, были распахнуты настежь. Те, кто бежал отсюда в спешном порядке, не потрудились притворить их за собой. Ворон, настороженно озираясь и держа ладонь на рукояти подвешенного у левого бедра меча, въехал на узкую деревенскую улочку. Та была удручающе пуста. Предоставленный собственному разумению, Терн шагал вдоль по улочке мимо пустынных дворов. Кое-где двери домов были крепко заперты, местами полуоткрыты. Угрюмую тишину нарушало лишь глухое постукивание копыт по утоптанной земле. Да, в Шелтми не осталось ни единой живой души. Более того, здесь не осталось даже мелкой четвероногой живности: то ли кошек и собак при бегстве прихватили с собой хозяева, то ли они сами разбежались подальше от опасного места.
Улочка упиралась прямиком в небольшую площадку, посреди которой бурел бревенчатый колодец. Сырая земля близ него была сплошь истоптана.
- Ну-ка, ну-ка, что здесь такое? – пробормотал Ворон, сдавив бока коня коленями.
Терн послушно остановился, охотник спешился, бросив поводья наземь, и пошел к бревенчатому срубу, изучать заинтересовавшие его следы. О скакуне своем он ни мало не беспокоился, но тот и не думал самовольничать, только печально вздохнул и потянулся к ближайшей куртинке зеленой травы. Ворон между тем, опустившись на колени, изучал глубокие отпечатки крупных лап, оставленные бродившим по Шелтми зверем. Один из них был особенно четким, на нем можно было даже различить зазубрины на обломанном когте. Широко расставленные пальцы соединяли друг с другом менее заметные полоски. Ворон в задумчивости провел по следу рукой.
- А ведь это не упырь, - пробурчал он, размышляя вслух. – Велик слишком, да и не родня они гусям, чтобы перепонки на лапах иметь. Видать, не разглядел его милорд хорошенько, а может, упырей раньше никогда не видел. Ну да навряд ли он рискнул остаться здесь на дневку. Скорее, вернулся назад, в свои подвалы. Что ж, едем в Лонгодримский замок.