Лишь пару дней назад Лешке Марисову исполнилось семнадцать. Война шла уже 6 лет, но в полной мере она коснулась его только сейчас, в последние дни. Его отец ушел добровольцем в самом начале, когда стреляли только на границах, тогда все думали «обойдется», к локальным конфликтам привыкли, но отец, слесарь котельной оказался очень неглупым мужиком, что-то подсказало, что в этот раз перестрелками на рубежах не обойдется. Леша помнил, как с матерью провожали отца, он уезжал в холодном грузовом вагоне с десятками таких же добровольцев, их еще было немного, большую часть поезда заполнили солдаты регулярной службы, из ближайших частей. Отец поцеловал Лешку в щеку (он навсегда запомнил прикосновение колючей щетины) и скрылся в потоке людей. На перроне было слишком много человек, в вагоны набивалось не меньше, папа даже не мог помахать на прощанье.
Через полгода локальных перестрелок разразилась война, одна половина мира против другой. На фронт призывали всех с шестнадцати лет, а Лешке было еще одиннадцать. Его мать еще до войны работала на макаронной фабрике, где теперь начали делать патроны, и взяла его к себе. Для всех рабочих на стратегически важных заводах вводили освобождения от службы, благо мужчин там работало очень немного. Но в свои шестнадцать лет, когда все соседские мальчишки, как и Лешкин отец, с эшелонами отправились на фронт, Алексей оставался в тылу. Вторым днем, который он никогда не забудет, было 19 октября, плакала мать, потерявшая мужа, она не хотела расставаться с сыном, но сын решил твердо. Видимо ему было стыдно ошиваться почти единственным здоровым семнадцатилетним парнем в унылом сером городе, где остались лишь женщины и старики, хотя вполне возможно, что ему было скучно, как бы глупо и нелепо это не звучало.
Они стояли на том же перроне, только теперь мать оставалась одна. Все было, как в тот страшный не забытый день, только теперь она целовала сына на прощанье. Перекрестив Лешу, мать чуть подтолкнула сына к поезду, она по-настоящему любила сына, и хотела, что бы он был достойным человеком. Кто-то прятал детей по подвалам, она же желала ему славы и чести, того чего хотел он сам. Леша неуклюже заскочил в вагон, смог пробиться к борту и помахать маме, таким она его и запомнит – немного нервным и резким, в мокрой шапке и стекающему по носу струйками дождя. Мать еще долго стояла на платформе, провожая взглядом отъезжающий поезд. Стояла она и после того как последний вагон, превратившись в точку скрылся из виду. Было страшно возвращаться в пустой дом, было страшно жить одной дальше. Слишком долго она жила с мужчиной в доме, то был сын, она не привыкла, как все ее соседки, к одиночеству.
Второй день Лешка ехал прислонившись к стенке вагона, было не так уж и тесно. В этот год страна отдавала фронту ,казалось, последние резервы. С бывших границ с ныне союзными, да что там союзными – братскими странами, снимались последние подразделения, по ходу пополняясь рекрутами из местного населения. С ними, хмурыми угрюмыми, но крепкими и стойкими людьми, Алексею и пришлось ехать. Еще одна остановка заставила Лешу выйти из легкой дремы. Вагон наполнялся под завязку, на фронт отправили парней из детского дома. Страна отдавала не последние резервы, страна ждала новое поколение, страна забирала еще способное держать оружие почти отжившее самое старшее поколение, люди еще были. С одним из детдомовцев Алесей немного сдружился, даже поделился половиной банки, заботливо уложенной матерью в портфель, тушенки. То был Сашка Паромов, когда-то он жил на границе, в маленьком городке, как раз там еще до начала войны велись постоянные обстрелы. В одном из них он потерял отца и мать, и тогда его, шестилетнего мальца, перевезли подальше в тыл, и определили в один из детских домов. Нынче пришло его время, и они с Алексеем заручились всегда держаться друг друга, правда позже их определят в разные части, свидеться им больше не удастся.
Выгрузились на удивление быстро, сразу закрепляясь за командирами подразделений. Правда долго еще творилась неразбериха, вроде даже кого-то затоптали, но это Алексей слышал краем уха, и скорее всего это было неправдой. Он пытался найти Сашку, но тот затерялся где-то в толпе. Потом их, кое-как организованных повели к расположению. Низкие тесные ботинки промокли сразу, погружаясь в черную грязь размытой дороги. Ветер продувал насквозь промокшую короткую куртку. Впереди глухо кашлял бородатый мужик в куцей телогрейке, что почему-то очень надоедало Лешке. Их привели. Стояли сотни грузовиков. Люди, теперь уже солдаты Доблестной Конфедеративной Армии, выстроившись в очередь, получали оружие и обмундирование – старые, но надежные автоматы, испытанные тысячами войн, и длинные серые шинели, немного спасающие от холода. Алексею к тому же очень везло – сапоги ему подобрали точно по размеру.

В казарме было холодно, казалось, сквозняки продувают тело насквозь. Сбросив грязную шинель, кое-как освободившись от сапог, Лешка повалился на койку. Их гоняли весь день, и весь прошлый день, и будут гонять еще пять дней. За этот ничтожный срок он обязан, научится выживать там, где выжить невозможно. Среди громовых раскатов мужского храпа и смрада потных портянок уснуть было нелегко, но усталость, доведенная до изнеможения, брала свое. Грязное зудящее тело пыталось уютнее устроиться на жестком синтетическом матрасе, голову Лешка кое-как положил на вещь-мешок. Нет, назавтра не было тренировки, обучающих марш-бросков и физической подготовки, их полуголодных небритых людей отправляли к Крайнему Рубежу, времени терять, больше было нельзя. Стройный хор сапог втаптывал грязь в холодную землю, ремни автоматов и вещмешков натирали плечи, мелкий моросящий дождь умывал небритые лица. В хвосте строя запели старую боевую песню, марш, написанный в Самом Начале, его постепенно подхватил весь отряд, но бодрости пехотный марш не прибавил ибо солдаты Доблестной Конфедеративной Армии стройными рядами вышагивали навстречу неизбежной безысходности – либо они задержат Гвардию Альянса, и дадут силам Конфедерации собраться, либо их смет в первые часы сражения. У солдат не осталось веры в победу, но ничего, последние годы обходились и без нее.
Они освободили полусожженую деревню от солдат Альянса, передовые отряды врага уже закреплялись на Рубеже. Шли особенно тихо, даже командир перестал смолить свою извечную папиросу. Все старались не смотреть по сторонам, где, у взорванной минометным снарядом избы, сидел на сохранившимся крыльце дед, где слева, широко раскинув руки, будто напоследок обнимая родной край, лежал широкоплечий мужчина, лицо было невозможно рассмотреть, град осколков превратил его в кровавое месиво, левая рука крепко сжимала гладкоствольное охотничье ружье. Около него на коленях стояла девочка – дочь, сама себя, обнимая за плечи, она громко хохотала над трупом отца. Откуда-то из подворотни появился парень, на вид лет шестнадцати, он немного постоял около догорающих руин, и, не сказав ни слова, пошел за отрядом. Командир мельком взглянул на него: «А что, пацан здоровый, все равно ли равно где ляжет», коротко кивнул, указав на зажатое в руке трупа ружье, и закурив очередную папиросу, потерял интерес к пареньку. Мальчик не без труда высвободил из застывших пальцев оружие. Смерть свою он хотел встретить посреди поля битвы.
Для обороны позиция была выбрана крайне неудобная, хотя и не было ее, лучшей позиции, когда на жалкие четыре батальона Конфедерации, как на параде чеканя шаг, ощетинившись стволами новейших пулеметов, двигалась армада закованных в броню Гвардейцев Альянса. Группа армий против скромных четырех батальонов…продержаться нужно было не менее трех суток. Приказ всегда остается приказом, даже когда он изначально невыполним. За два дня подготовки Лешка усвоил это, и сейчас обливаясь потом и сорвав спину, под не прекращающимся который день дождем, он, натужно дыша, перебрасывал очередной ком земли. Траншеи рыли по стандартному и совсем нешуточному принципу – «отсюда и до вечера». Крайний Рубеж, за ним лес, за лесом железная дорога, и прямой, как стрела, путь на запад, в тыл. Когда послышались первые выстрелы, и на горизонте, сияя миллионами фанатичных глаз, сверкая миллионами стволов, показалась сама смерть. Только сейчас Лешка понял, что он погибнет. Конечно, он и раньше слышал, и даже твердо знал, что в этой бойне живых не останется, но только сейчас эта мысль ярким лучом вспыхнула в сознании. Удивительно, но полное осознание Алексей перенес очень спокойно, было лишь жаль мать, она не дождалась мужа, теперь не вернется и сын. Он даже представил, как после войны она слышит стук в дверь, спешит открыть, и хромой почтальон передает ей две похоронки. Лешка единственный отчаянно верил в победу Конфедерации, детский мозг отказывался принимать две неизбежности сразу.
Передовые части Альянса атаковали батальоны Конфедерации в лоб, и после тридцатиминутного боя были отброшены. Разведку боем провели, теперь в атаку выдвигалась вся первая группа армий. Конфедераты яростно поливали свинцовым огнем гвардию, не жалея себя, бросались под танки, вставая в полный рост, гордо принимали смерть. Но силы были на исходе, за два часа сражения первый и второй северные ударные батальоны перестали существовать. Командование принял на себя командир четвертого батальона, капитан Скворцов. Выпрямившись, вскинув руку, он что-то яростно выкрикнул, и Конфедерация, собрав последних солдат в единый кулак, контратаковала. Дерзость обреченных не была лишена красоты и величия – три тысячи воинов на бегу глотая пули, неслись на врага, Лешка бежал одним из первых, кричал «Ура!» и не думал о смерти.
За четыре часа Крайний Рубеж был взят и полностью очищен от солдат Доблестной Конфедеративной Армии. Путь к основному расположению войск был открыт для Гвардии Альянса. Войска выступили незамедлительно, не собранные и дезорганизованные силы Конфедератов надо было уничтожить как можно скорее. Шагая по трупам, Гвардия шла вперед. Позади остались тысячи тел, среди них лицом вниз лежал и Лешка Марисов, подобно тому мужчине, будто обнимая пригорок, где он, наконец, встретился со смертью. Рядом, силясь сделать последний вдох, зажимая развороченный живот, корчился и тот парень, который очень хотел славно погибнуть, у него оставались секунды – он мог посмотреть на звезды, напоследок.



*Rыся: автор, в краткой новости необходимо оставлять хоть какую-то информацию о публикации.