Форма льда. Часть первая.
"Он наблюдал за тем, как она пробуждается. Как сознание, что он отдал ей, разрастается постепенно, медленно, в неподвижном, еще, теле. Как разум, мысли, память, те ничтожные фрагменты, что он позволил ей иметь, проникают все глубже. Она была точно такой, какой он помнил. Совершенной. Прекрасной. Всецело в его власти. Беззащитной перед ним теперь..." Холодное, населенное лишь призраками и тенями место, откуда герой, по воле своего Владельца, начинает поиски... Я так и не сумел придумать для этого хорошего названия. Думаю, что лучше было бы даже вообще оставить данную работу без названия. Впрочем, более чем уверен, что в принципе не способен придумать хоть что-нибудь хорошее. Еще, думаю, долгое молчание не всегда бывает нужно прерывать. Было бы приятно узнать, если бы кто-то нашел бы мою "работу" небезынтересной, но не уверен, что подобное возможно. Как и всегда, я не доволен итоговым результатом долгого и, временами, мучительного процесса, который не уверен даже, что способен буду привести к завершению. И, тем не менее, вот, снова ступая по знакомым дорогам, я хочу рассказать историю... историю о холоде, призраках и воспоминаниях.

               Он наблюдал за тем, как она пробуждается. Как сознание, что он отдал ей, разрастается постепенно, медленно, в неподвижном, еще, теле. Как разум, мысли, память, те ничтожные фрагменты, что он позволил ей иметь, проникают все глубже. Она была точно такой, какой он помнил.

                Совершенной. Прекрасной. Всецело в его власти.

                Беззащитной перед ним теперь.

                Она откроет глаза. Уже скоро. Поднимется со своего ледяного ложа, оглядится. Задаст вопрос. Первый, самый важный вопрос. Определяющий.

                Она открывает глаза. Он следит, как мечется её взгляд. Она лежит не двигаясь. Только смотрит. Наконец она приподнимается, опираясь на локти, и вновь замирает. Он осознает вдруг, что изгиб её длинной стройной шеи, по-прежнему волнует его, будоражит, пробуждает старые, казалось позабытые, изжитые навсегда, желания и чувства.

                Теперь она смотрит на него. Не мигая, не меняя позы. В молчании. Молчание это длится, длится и длится, сгущается между ними, заполняя пространство, словно грозовая туча. Сейчас она заговорит, он ждет этого. Сейчас она задаст вопрос. Он представил себе:

                Они всегда спрашивают одно и тоже: «Где я?», «Что это за место?», «Почему я здесь?».

                «Кто я?»

                Он ждал, предвкушая, как будет наслаждаться той растерянностью, неуверенностью и страхом, что прозвучат в её голосе. Да. Страхом. Он даст ей причины для этого страха, он почувствовал, как непроизвольно сжимаются кулаки, она будет бояться, но прежде – она должна спросить.

                Но она молчит. Теперь, не отводя взгляда, она принимается легонько раскачивать головой. Вправо. Влево. Он почувствовал, как движение это маятником захватывает его, дурманит, и испугался, что неосознанно уже повторяет за ней, выглядя в глазах её немощным и старым. Она все молчала. Он ошибся? Что-то пошло не так? Она не может говорить? Не умеет?

                Он не выдержал. Слова, что сорвались с его губ, были неожиданными для него. Воспоминания о былых чувствах, которые, как он считал, надежно заперты в глубине души, вырвались на волю, опережая разум и волю. Он сказал:

                – Ты ничуть не изменилась, любовь моя. – Слова эти обжигали, давая дорогу давнему гневу.

                Она заговорила, она ответила ему, но сейчас её голос, мягкий, звенящий и нежный, точно такой, как он помнил, вызывал в нем лишь ненависть. Он ненавидел этот голос, этот рот, эти губы и язык за ними. Ему хотелось запустить пальцы в этот рот и, ухватив язык, тянуть и тянуть, и тянуть, до тех пор, пока не ощутил бы хлещущую сквозь пальцы влагу. Но, до времени, подобные желания следует сдерживать, гнать от себя.

                Она заговорила. Она спросила:

                – Кто ты?

                – Не узнаешь меня? Не узнаешь. Конечно. И не должна. Поднимись. Подойди ко мне.

                Она подошла, стала рядом. Совсем близко. Так близко, что будь она жива, он ощутил бы сейчас тепло её дыхания, но тепла не было. Он отступил, обошел вокруг, пристально разглядывая получившееся тело. Сильное, гибкое тело. Теперь он имеет право смотреть на нее так, как всегда и хотел.

                – Как твое имя?

                Молчание.

                – Где ты жила?

                Пустой, ничего не выражающий взгляд.

                – Сколько лет ты прожила на свете? Кто я?

                – Я… не помню. – Наконец-то в голосе её прозвучала та самая неуверенность, которую он ждал.

                – Тебе не нужно помнить. Я не стану повторять вопроса. Отвечай.

                – Владелец. Ты мой Владелец.

                Он чуть не вскрикнул, от восторга, от захватившего ощущения успеха. Да. Все получилось. Может, не все так, как он задумал, но получилось. Но нельзя ликовать раньше времени. Она подчиняется ему, но ей еще предстоит дело. Работа, с которой он сам так и не справился.

                – Владелец. Я твой Владелец. Ты никогда этого не забудешь. Иди за мной.

                Они покинули церемониальную залу с постаментом и алтарем. На ходу он скинул с плеч мантию и, не оглядываясь, отбросил к стене. Они прошли длинным узким тоннелем, с низким потолком, дошли до двери. Тяжелой, запертой на засов, двери. И засов, и дверь, и стены тоннеля покрывал лед. Казалось, что в глубине этого льда, темно-синего льда, мерцает тусклый свет, освещающий путь.

                Он отошел от двери в сторону, пропуская её вперед.

                – Отопри.

                Она встала у двери, посмотрела на дверь, на свои руки.

                – Засов вмерз в стену.

                – Отопри её.

                Она схватилась за ледяной брус, раздался треск, он наблюдал, как напрягаются прозрачные мышцы под прозрачной же кожей, как скручиваются сухожилия, как по венам расходится ледяная вода. Она подняла засов, отбросила в сторону, и, упершись плечом и руками в створку, принялась толкать, вмёрзшую в ледяной проем дверь. Когда дверь открылась, он снова подозвал её к себе, указал на ледяную стену, где отражались их темные и нечеткие силуэты.

                – Ты чувствовала холод?

                – Нет.

                – Так будет. Не сомневайся в своей силе, я отдал тебе достаточно. Ты­­ – рукотворная моя память. Я твой создатель.

                Он дотронулся до неё раскрытой ладонью. Сжал.

                – Тебе не будет страшен холод, а единственное тепло, что ты способна ощутить – мое тепло. Ты моя вещь. Я твой Владелец. Теперь стань передо мной на колени, и жди. Пойдешь за мной, когда я пройду через дверь.

                Они вышли в ледяную пещеру. По полу пещеры, прямо по центру, тянулась глубокая прямая расщелина, уходящая вниз, так глубоко, что не было видна дна, отвесные стены уходили все ниже и ниже, теряясь в темноте. В такую же темноту уходил невидимый свод пещеры. Холодный тусклый свет, исходящий от стен, не разгонял темноту, но лишь сильнее сгущал тени.

                Единственным ярко освещённым пятном, на общем сумрачном фоне, был открытый очаг, возле которого стояло огромное, устланное звериными шкурами, кресло. Неподалёку от кресла стоял простой деревянный стол, на котором между возвышающимися стопками книг в беспорядке валялись инструменты, назначения которых она не могла угадать.

                Они подошли к столу. Он сразу же опустился в кресло, тяжесть в ногах и усталость давали о себе знать. Она осталась стоять у стола, разглядывая книги и инструменты. Свет от открытого огня отражался от её тела алыми бликами.

                – Теперь, – он с наслаждением укрылся нагретой у огня шкурой, – теперь я расскажу тебе то, что нужно знать. Потом ты уйдешь. Выполнишь одно поручение. Если сделаешь все как надо, я награжу тебя. Верну тебе имя. Твое прежнее имя. Ты ведь хочешь вспомнить, я знаю. Я поил этот лед своей кровью, ты моя память, часть меня. Я верну тебе имя, и ты вспомнишь.

                Заметив, что она не смотрит в его сторону, разглядывая книги и предметы на столе, он поднялся и подошел к ней.

                – Не смотри. В этом нет настоящей силы. Жалкие орудия, подобия власти, годящиеся лишь аколитам. Смотри. – Он протянул к ней руку, на тыльной стороне ладони, на мгновение проступил, выпукло, четко, словно собираясь вырваться, разорвав сухую морщинистую кожу, символ, она не успела разглядеть его внимательно. Показался и скрылся, нырнув в глубины тела её Владельца.

                – Не старайся понять. Ты не должна понимать. Но вот – сила. При помощи этой силы ты была создана. Ты найдешь и принесешь мне ещё один такой.

                – Еще один? Такой знак?

                – Слишком долго и тяжело объяснять. Если бы я захотел от тебя понимания, такой бы и сделал. Мне не нужно чтобы ты понимала, лишь исполняла. Иди вдоль разлома. Найдешь там его. Он расскажет больше. Проведет тебя.

                – Он?

                – Я не разрешаю тебе больше задавать вопросов. Уходи. Разрешу тебе говорить снова, когда вернешься.

                Она отошла от стола, её Владелец вернулся к креслу. Дошла до расщелины, заглянула. Стены, при внимательном рассмотрении оказались не такими уж и гладкими. Там, среди трещин, неровностей и уступов, ей на мгновение померещилось… что-то. Что-то блеснуло.

                Разлом тянулся через всю пещеру, уходя все дальше и дальше в обе стороны.

                – В какую сторону мне идти?

                Старик даже не повернулся к ней, лишь слабо махнул рукой – иди куда хочешь.

                Она пошла влево. Подчиняясь странному импульсу, шла рядом с самым краем, не балансируя, не теряя равновесия. Иногда, останавливаясь, всматриваясь в темноту, она видела что-то, но не могла осознать, что именно видит. Шла она долго, стол, кресло и очаг уже давно растворились в обступающем голубом полумраке, когда неожиданно, среди теней, возле стены, ей почудилось движение.

                В стене была ниша, в нише этой, прижавшись к стене, на корточках сидело существо. Странным было то, что очертания этого существа словно ускользали от взгляда, расплываясь. Тени, обступающие это существо, казалось, оживают, пульсируют, бьются. Существо еще раз пошевелилось. Это был мужчина. Худой, с бледной, покрытой голубыми прожилками, кожей. Редкие, спутанные черные волосы падали на его лицо, облепляли странной формы вытянутый череп, высокий выступающий лоб. Глаз его, глубоко запавших, видно не было, казалось, что мужчина смотрит на нее двумя черными провалами и все равно видит. Заметив её приближение, мужчина поднялся на ноги, тяжело опираясь на стену. Он кутался в черную мантию с широкими рукавами, полы мантии волочились по земле. Другой одежды на нем не было. Она отметила его наготу механически, без страха, без неприязни. Учитывая собственный вид, она решили, что одежда – исключительная привилегия Владельца этого места. Её Владельца.

                Поднявшись, мужчина запахнул края мантии и низко поклонился. Выпрямившись, он сложил руки на груди. Рукава мантии задрались, обнажая костистые предплечья, покрытые огромными незаживающими ранами, глубокими, с рваными, неровными, краями. Раны эти не кровоточили, казалось, что они истекают темнотой, густой вязкой тенью. Глаза мужчины фосфорические блеснули, отражая исходящий от стен свет. Он стоял не двигаясь, казалось, ожидая какой-то реакции на свой поклон. Не зная, как следует поступить, она слегка кивнула в ответ. Судя по улыбке, расколовшей тонкогубый широкий рот, этого было достаточно.

                – Госпожа, если позволите мне подобную дерзость, в столько недобрый час, то позвольте сказать, что старик превзошел сам себя. Вы воплощённый идеал, вне всяких сомнений.

                – Идеал… но кто я?

                Вопрос прозвучал. Тот самый вопрос, застрявший в её горле, когда незрячие прежде глаза впервые различил свет. Кто я? Тогда, увидев едва своего Владельца, она, охваченная внезапно чувством, названия которому она еще не могла дать, чувством это было отвращение, заперла все вопросы, которые так хотела задать. Она не понимала причин своего поступка, но сдержалась, а вопросы эти теснились в её груди, разрастаясь, поднимаясь выше, перехватывая гортань. Обжигая, невысказанные, все сильнее. И вот, она не выдержала.

                – Кто я? Что это за место? Почему я здесь? Кто я, и, кто он?

                Она понимала, неосознанно, инстинктивно, что проигрывает теперь какую-то важную битву, что сдается, что теряет нечто ценное, что нельзя определить еще, нельзя назвать, но и молчать дальше стало нельзя. Нет. Слишком больно.

                Мужчина еще раз поклонился, уже не так низко, покачал головой. В голос его звучала грусть.

                – Госпожа, не мне вы должны задавать подобные вопросы…

                – Я не могу...

                – Понимаю. Да, я понимаю вас. К скорби своей, вопросы ваши таковы, что я не смогу дать вам на них удовлетворяющего вас ответа. Но я попытаюсь. Мне жаль, что ответы мои причинят вам лишь больше боли, госпожа. Вы уже видели себя?

                – Нет. Он показывал мне отражение во льду, но неясно.

                – Подойдите ближе ко мне, госпожа. Свет сейчас станет ярче, и вы увидите. Посмотрите. Лед то же зеркало.

                Она отошла от края разлома. Подошла к стене.

                – Он не дал вам одежды. Скот. Я с радостью отдал бы вам свои обноски, госпожа, но, боюсь, они, в некотором роде, неотъемлемая моя часть. Простите. Вы видите теперь?

                – Да. Вижу.

                Лед. Лед, отраженный во льду. Прозрачно-льдистое тело, мышцы, вены и кости. Тусклый свет, проходящий насквозь. Конечно, память, то, что Владелец называл памятью, её была туманной. В воспоминаниях не было последовательности, системы. Лишь образы, эхо. Но в одном она была уверенна точно. Когда-то она была совсем другой. Другой? Живой. Настоящей.

                – Госпожа, сохраняйте спокойствие, молю вас. Успокойте разум. Знаю, то, что кажется вам воспоминаниями, сейчас довлеют над вами, но знайте, что это не ваши воспоминания, никогда не были вашими. Это не ваше прошлое, у вас никогда не было прошлого. Это воспоминания вашего создателя, не цепляйтесь за них. До этого момента у вас не было жизни. Сосредоточьтесь на настоящем. Это вы. Вас никогда не было другой. Думайте об этом.

                – Так страшно. Так больно.

                – Знаю. Знаю. Госпожа, это хороший страх и хорошая боль. Примите их, они приведут вас к принятию, и чем скорее это произойдет, тем лучше. Без этого вас поглотит чужая память, и вы сделаетесь бесполезной для него, а полезность, единственное условие вашего существования. Понимаете? Вы созданы для определенной цели.

                Голос его, вдруг, прозвучал совсем близко. Резко повернувшись, она чуть не столкнулась с ним, он стоял рядом, не отражаясь от ледяных стен. Темные круглые глаза смотрели не мигая. Она встретила этот немигающий взгляд и не говорила больше ничего, до тех пор, пока мужчина не отступил на несколько шагов.

                – Я пытаюсь понять… – теперь, чуть успокоившись, она вспомнила о том, что видела совсем недавно. Там, в разломе. Это новое, новое, её собственное, воспоминание. Озарение. То, что она увидела мельком, в темноте, что-то сверкнувшее, что-то знакомое.

                Рука.

                Рука, ледяная рука.  Изломанная, расколотая. Рука.

                Она отошла от стены, от своего отражения, вернулась к провалу. Медленно, с новым, неясным еще чувством. Как, как… во сне?

                – Как в кошмаре – послышался позади мужской голос.

                Новое слово стучало теперь в голове, билось, как запертая в клетке птица. «Кошмар, кошмар, кошмар». Заглянула вниз, вглубь.

                Фрагменты, части, обломки, осколки. Вмёрзшие в стены, застрявшие на уступах, среди трещин. В обе стороны по направлению взгляда, теряясь в глубокой голубой полутьме. Подобные ей. Куклы. Марионетки. Мертвые, сломанные марионетки.

                – Госпожа, не печальтесь о них. Вглядитесь. Они, ледяные, похожи на вас, но вам не подобны. Они все, отражение самого старика. Старые, молодые. Созданные из памяти, из его памяти о себе. Его копии, что он делал без счета. Когда-то он даже создал здесь город – населенный лишь его воспоминаниями город. Было время, он упивался своей силой. Но теперь он один. Свои копии он отсылал с поручениями, не знаю справлялись ли они или нет, но финал всегда был одинаков, но вы… вы другая. Он создал вас для особых дел, для чего-то, с чем его поделки не справились.

                – Особых дел? Я другая? – она посмотрела на свои руки, дотронулась до лица, не почувствовав ничего. – Я – марионетка, кукла, его собственность – другая? Я ничем не отличаюсь от них, там, внизу. Что, вы думаете, он сделает со мной, когда ему уже ничего не будет от меня нужно?

                Мужчина развел руками, полы мантии распахнулись, открывая бледный израненный торс.

                – Я не спросила вашего имени, прошу прощения. Как мне называть вас, и, если позволите, что же вы, наконец, такое? Он создал вас, как меня?

                – Имя? – Мужчина усмехнулся. – Госпожа, и вновь приношу вам извинения, но с именем моим дела обстоят не лучше, чем у вас. Можете называть меня так, как вам будет удобно. Что касается моего состояния, дела мои одновременно и лучше, и хуже, чем ваши. Нет, я не творение вашего создателя. Я мученик, жертва злых обстоятельств и злой воли. Я живу в этом холодном царстве уже так давно, что не вспомню сам. И я прислуживаю этому скоту, мне приходится. Видите ли, я проклят. И проклятие мое темное, голодное. Мое тело одержимо существом, обитающим в месте между мирами. Оно питается мной. Магия старика сдерживает проклятие. И я служу ему. Помогаю в его поисках и замыслах. Так что же с вами? Вы знаете, зачем он создал вас?

                – Он показал мне… на руке – символ, знак…

                – Да, очень тяжело говорить о подобных вещах. Этот символ, эта магия, что позволяет влиять на мир. Основа его магии. Ясно. Значит, мы вновь отправляемся в путь. Не стану желать нам легкой дороги. Бесполезно.

                Часть стены, возле которой они стояли, стала темной, словно исходивший из её глубины свет погас. Затем темнота сконцентрировалась в одной точке, откуда разрослась до размеров узкого, темного проема, в глубине которого виднелся подъем.

                – Мы поднимемся на поверхность?

                – В некотором роде. Идите вперед, госпожа, и все увидите сами.

                Она шагнула в проем, мужчина, это угадывалось по шелесту его одежды, шел за ней. Подъем был крутой, иногда приходилось подниматься по почти отвесной стене, цепляясь пальцами в крошащийся лед. Она не чувствовала ни усталости, ни страха. Она карабкалась до тех пор, пока не осознала, что подъем становится все более пологим. Узкость внезапно сменилась ощущением пространства. Она выпрямилась, часть пути до этого ей пришлось преодолевать согнувшись, и огляделась. Темнота, казавшаяся до этого однородной, приобрела форму и объем. Затем множество маленьких тусклых искорок закружились вокруг. Налетел порыв ветра. Искры эти взметнулись вверх и вперед в этом порыве, а когда ветер стих, медленно опустились на покрытую снегом землю.

                Она стояла в центре широкого снежного поля, по краям которого тянулась темная полоса деревьев. Низкое темное небо над головой напоминало свод пещеры. Ни единого светила, ни единой звезды. Тусклые искорки, падающие вниз, оказались снежинками. Она подставила руку и в её ладони они, не тая, медленно погасли.

                – Что это за место? Мы… мы снаружи?

                – Это часть его мира, госпожа, по-прежнему часть его мира. Ледяные пещеры, это внутреннее пространство, а мы теперь, словно на вершине. Здесь расположены врата, ведущие во внешний мир. Я думаю, когда-то это место было настоящим. Именно здесь старик провел ритуал, создав собственный, отделённый от реальности мир.

                – Для чего вообще отделять себя от мира?

                – Это проклятие для всех, что ищет силы. Символы, которые добывают маги, помогают создавать миры, подобные этому, влияют на реальность… и эта сила привлекает к себе внимание слишком многих. Чем более могущественным становишься, чем больше символов в твоей власти, тем сильнее страх утраты. Страх столкнуться с кем-то, кто лишить тебя власти. Понимаете?

                – Эта тьма, этот холод… неужели это стоит того?

                – Не спрашивайте меня, госпожа, я не знаю. Я очень плохо понимаю магию, что несут в себе символы, их природу. Тем более, дело не только в страхе перед другими владельцами символов. Есть нечто большее, запредельное, ужасающее… Но я сам поклоняюсь иным силам, и, если бы не обстоятельства, никогда бы не связал свою жизнь с вашим владельцем.

                – Как много власти он имеет над вами?

                – Он не владеет мною, как вами, госпожа, скорее мы с ним состоим в союзе. Его холод удерживает мое проклятие. А я, в свою очередь, помогаю ему удерживать его маленькое царство за пределами мира и исполняю роль проводника для тех, кого он отправляет с поручениями. Нам нужно идти дальше, я не могу провести вас в реальный мир отсюда. Нужно добраться до леса. И, к печали своей, я буду вынужден на время вас покинуть.

                – Почему?

                – Нам небезопасно идти вместе. Вы его творение. Плоть от плоти мира, ничто здесь не причинит вам вреда. Со мной другое. Пройдете этой тропой, её еще не занесло снегом, дойдете до деревьев, и я вас встречу. По возможности принесите голову. Теперь идите.

                – Что?

                Она обернулась, но рядом никого не было. Её спутник исчез. Растворился среди теней и снежных искр. Она осталась стоять на месте. Недолго, несколько мгновений. Ничтожное проявление своеволия, акт неповиновения. Собственное тело не давало ей покоя, чуть подрагивая в ожидании движения. Она осознала, что мужчина в черном имеет над ней отдаленное подобие власти её Владельца. Только что он воспользовался этой властью, отдал ей приказ идти. И она не может противиться этому приказу.

                Она пошла, действительно различив тропу, уже почти занесенную снегом, изгибающуюся, уводящую к деревьям. Снег почти не приминался под её ногами, ей казалось, что она ступает по песчаной насыпи.

                Она прошла примерно половину пути, когда снег, круживший возле неё, пришел в движение. И вместе с движением снега, в движение пришел сразу весь мир. Поднялся ветер. Сильный, казалось, что дует он сразу отовсюду, во все направления. В гуле ветра, она слышала теперь нечто, не имеющее с ветром общей природы. Стоны, хрип, тяжелое дыхание. Небесный свод, непроницаемо черный, сжимался в такт этому дыханию. Нечто поднималось перед ней, поднималось из снежного покрова. Первобытный страх, панический ужас, парализовал её, она застыла на месте, не в силах сдвинуться, а незримое нечто приближалось. В отчаянных попытках преодолеть это оцепенение, она прошептала: «Ничто не причинит мне вреда» и в этот момент, невидимое существо нанесло ей удар.

                Удар в грудь такой силы, что её отбросило назад, швырнуло на снег. Не чувствуя боли, но оглушенная, она, не ориентируясь в пространстве, перекатилась на живот и поползла в сторону, как ей казалось противоположную той, откуда нанесен был удар, страшась новой атаки. Нечто, по-прежнему невидимое, не различимое, схватило её поперек туловища и швырнуло в воздух. В мельтешение снежных искр она различила силуэт, очерченный тусклым сиянием.

                Потом она упала. Она услышала хруст, какой бывает, когда наступаешь на тонкую ледяную корку, но боль так и не пришла. Поднявшись на ноги, она, наконец, увидела, что же существо было перед ней.

                Массивное, грузное, оно возвышалось над ней, дышало, хрипело и клекотало, и мир содрогался, сжимался и разжимался, в такт этому хрипу. Там, где должна была быть голова этого существа, тлели два желтых огонька, два незрячих глаза. И в этих глазах, в этом слепом взгляде было то, что она различала, что понимала, что чувствовала неосознанно. Слепое безмолвное, бездумное страдание. Агония. Существо перед ней мучилось на грани жизни и смерти, мучилось одним только фактом собственного бытия. Холод от холода, плоть от плоти этого странного, ущербного, фальшивого мира. Существо вновь бросилось к ней, ухватило за плечо зубами, тонкими как снежные иглы, замотало головой, тормоша как куклу, как марионетку, вновь отбросило в сторону. Она поднялась на ноги. Невредимая. Теперь она понимала.

                «Ничто не причинит вам вреда»

                «Не сомневайся в своей силе»

                Существо, она угадывала его движения, по направлению снежного вихря, по блеску невидящих желтых огоньков, бросилось к ней. Она встретила бросок существа, не содрогнувшись, голова его оказалась в кольце её рук. Невидимая плоть крошилась под пальцами, как сухой снег. Существо взревело, забилось, казалось, что весь мир содрогается и рвется в её руках.

                – Ты лишь снег и ветер, – прошептала она, – снег и ветер, бейся и рвись, но я, я – лед. Прости, мне сказали принести голову.

***

                Он крался среди деревьев, перебираясь от тени к тени, прислушиваясь к колебаниям ткани реальности. Тень якоря были где-то неподалеку, он чувствовал, это ощущалось в том, как движется снег. Как дышит ветер. Единственное, на что он мог рассчитывать, то, что тень якоря почует магию старого выродка, и пойдет к ней, как всегда было. Обычно у кукол хватало сил, победить немощный призрак, но иногда, они, поддаваясь страху, проигрывали и гибли, даже не покинув пределы мира. И каждый раз он задумывался, отчего так происходит? Есть ли здесь невидимая ему закономерность, какой-нибудь принцип.

                Движение.

                Она застыл на месте. Тень якоря шла к нему. Невидимая, обирая кору с деревьев когтями метели. Он прыгнул, высоко, бесшумно, прижался к стволу дерева. Укрытый ветвями, кутаясь в мантию. Холод, исходивший от древесного ствола, одновременно убаюкивал, тянул силы, и пробуждал голод. Это была пытка, которой нечем было противостоять. Ему нужен был холод, пока то голодное нечто обитающее в нем, все разрасталось, медленно, но неумолимо, и пожирало его заживо. Тень якоря прошла мимо, не заметив его присутствия. Дыхание твари становилось все громче, все страшнее. Оно чувствовало магию старика, чуяло новую куклу. Он слышал, как тварь возится внизу, разрывает снег, затем все стихло, тварь ушла.

                Он перескочил с одного дерева на другое, полы мантии били в воздухе, как крылья, казалось, что между деревьями мечется огромная нескладная летучая мышь. Мир взревел, захрипел, часто и низко. Тень якоря толкнулась с марионеткой. Исход этого столкновения он, как и всегда, предугадать не мог. Он все увидит, когда придет время, нужно только быстрее добраться до места.

***

                Она тащила голову волоком, оставляя позади широкую полосу промятого снега. Голову она удерживала за верхнюю челюсть, просунув пальцы между клыками. Тропа, не обрывалась у деревьев, уводя дальше в лес. Она шла мимо деревьев с изодранными стволами, этим путем и шел ей навстречу зверь.

                По этой тропе она вышла на поляну, в центре которой торчал, возвышаясь, словно еще одно дерево, железный штырь. У вершины этого штыря было несколько перекладин, а сам штырь изгибался, заканчиваясь крюком, словно багор. У подножия штыря сидел, прямо на снегу, её проводник и глодал свою руку. Левую. Теперь понятно было происхождение этих страшных ран. Она дошла до него и, с чуть большим, чем это требовалось, усилием, швырнула голову зверя к его ногам. Голова уже постепенно осыпалась мелкой ледяной крошкой. Круглые, выступающие из орбит глаза истекали водой. Истерзанный мужчина глядел на голову у своих ног без всякого интереса.

                – Вы просили голову.

                – Просил, госпожа, благодарю вас.

                – К чему она вам?

                – Ни к чему. Ничего не изменилось. Признаюсь, я рассчитывал на вашу уникальность, госпожа, думал, что вы сумеет навсегда избавит бедного зверя от мучений. Я ошибся. Смотрите.

                Он указал наверх, на штырь.

                – И что?

                – Смотрите, госпожа, я попытаюсь объяснить вам. Видите, как прогибается эта пика? Видите – обрывки шкуры, череп, болтающийся на острие? Останки древнего, могучего зверя, принесенного в жертву. Подойдите госпожа, разгребите снег у подножия. Эти кости, хрупкие, человеческие кости. Здесь ваш владелец провел ритуал, вырезав из зверя символ, с помощью которого и сотворил это место. Мы в тени якоря, что удерживает мир.

                – А человеческие кости?

                – А что с ними? Не знаю, сколько последователей, учеников, или же равных себе старик когда-то привел сюда. Не знаю, что он сказал им, что обещал. Нельзя создать нечто великое, без великой жертвы.

                – А вы?

                – А что я, госпожа?

                – Вы оставили меня.

                – Госпожа, поверьте, я был в опасности куда большей, чем вы. Как я говорил уже, вы принадлежите этому месту, а я нет.

                – И вы оставили меня.

                – Ненадолго. Мне пришлось. Вы должны были справиться с этой тенью, доказать свою полезность для вашего создателя.

                – Испытание. Ясно. И захватите голову… Как мне теперь доверять вам?

                – Госпожа, – мужчина улыбнулся, улыбка эта расплылась по бледному лицу черным провалом, – госпожа, вы никому не должны доверять.

                В молчании они стояли друг напротив друга, мертвая голова медленно опадала между ними.

                – Мне кажется, я готова придумать вам имя. Мне нужно как-то вас называть, а это слово приходит ко мне в голову каждый раз, как я смотрю на вас. Если мы закончили с проверками, ведите меня дальше, господин Глодарь.

                – Как будет угодно, госпожа. Дайте мне руку, когда я скажу, шагните вперед, вместе со мной. Готовы? Шагайте.

                Так и не сделав этого шага, она исчезли. Голова зверя, рассыпалась ворохом в снежном вихре. Через некоторое время снежинки стали гаснуть, погружая иллюзорное подобие мира, в холодную тьму.



Автор готов к критике, но только к корректной и аккуратной. Соблюдайте изысканные манеры!




Немного кошек


Читать далее
Яркие работы художницы по ником laverinne


Читать далее
Статья

Читать далее

Автор поста
Pim  
Создан 5-09-2022, 17:53


901


0

Оцените пост
Нравится 21

Теги


Рандомный пост


  Нырнуть в портал!  

Популярное



ОММЕНТАРИИ






Добавление комментария


Наверх