Глава 3.
Золотой дракон.
Лес. Высокие, стремящиеся ввысь, к нежно-оранжевому с желто-серебряными искрами лучей двух солнц небу деревья, щеголявшие золотисто-терракотовыми кронами, синхронно трепетавшими от слабого дуновения легкими волнами с мерным шорохом, похожим на сонный шепот. Мягкая земля, пропитанная ароматом листьев, пестрым ковром покрывавших ее везде, куда ни брось взгляд. Не смотря на свою яркость, краски оказались мягкими, создающими странное ощущение уюта и безмятежности, окутывающими тебя с ног до головы своими апельсиново-коричневыми оттенками. В первый же день пребывания здесь Альфред заметил несколько особенностей, потрясших его воображение. Воздух в новом мире пел. Да, в нем витала практически невесомая мелодия, которая, вероятно, могла звучать в средние века, искусно исполняемая бардом на лютне, зачаровывающая, c легким привкусом светлой грусти. На Ала же она навевала определенные воспоминания, отчего он, услышав ее, долго стоял, не шелохнувшись и слегка прикрыв глаза, но после, словно очнувшись ото сна, встряхнул головой, прогнав ненужные мысли прочь. “Вот, вздор! Глупости все это”, - укорил сам себя маг за излишнюю, по его мнению, сентиментальность. Он ведь знал человека, также превосходно владевшего инструментом, и обожал его манеру игры, те мелодии…. Да, его давний друг являлся настоящим менестрелем.
Чародей с детства любил музыку, странно, непонятно для окружающих, но любил. Он мог, недовольно сморщив свой маленький носик, протестующее закрыть уши ладошками, не желая слушать произведение великого композитора в исполнении виртуоза, а иногда поражал своими взбалмошными и чудаковатыми выходками. Однажды летом, шагая с мамой по улице, он внезапно остановился напротив худощавого скрипача в черной обвисшей футболке и четко очерченными скулами, выводившего смычком неизвестную мелодию. Иногда незнакомец слегка откидывал голову назад, руководимый, вероятно, известным лишь ему одному чувством, тогда лицо его озарялось каким-то мягким светом, а глаза вдохновенно сияли из-под полуопущенных ресниц. Мальчик долго и пристально смотрел на юношу, словно изучая его. Изредка он слегка хмурил бровки, сжимал губки, превращавшиеся в тонкую линию, непонимающе моргал, и тогда задумчивость тенью ложилась на его лицо, а через мгновение улыбка появлялась во всех чертах малыша, запутываясь в милых “ямочках” на щеках. Не желая слушать уговоры матери следовать за ней, Альфред, удовлетворившись своими наблюдениями, сел перед музыкантом, ничуть не заботясь о таких мелочах, как пыльный, истоптанный асфальт, и, не отрывая восхищенного взгляда от инструмента с пляшущим по нему смычком, приоткрыв рот от восторга, внимал неизвестной мелодии, забыв о времени, частых прохожих, с любопытством оглядывающих странного ребенка, даже о жутко смутившейся и разгневанной маме, безрезультатно пытающейся вразумить свое упрямое дитя. Маг не помнил, что именно заставляло его приходить к скрипачу каждый день - благо человек стоял не так далеко от их дома - и, снова опускаясь на землю, до бесконечности слушать его музыку.
Но Ал, к сожалению, относился к разряду людей, не способных играть на каких-либо инструментах. Да ему это было и не нужно. Он любил внимать, нежели чем создавать самому, не выделяя для себя определенную мелодию, а руководствуясь лишь настроением на тот или иной момент.
Еще, парень знал множество других прекрасных людей…. Но все они оказались в прошлом, поэтому, он, решив не предаваться подобного рода мыслям, улыбнулся, намереваясь идти только вперед, и следующий его шаг обернулся новым фантастическим происшествием. Листья, до сих пор, спокойно покрывавшие землю разноцветным ковром, вдруг взметнулись, вверх, к небу, так нарочито медленно, словно пробуждаясь ото сна, закручиваясь в спирали, то ли летящие, то ли парящие на одном месте. Альфред не смог удержать восхищенного вздоха. Он, обожавший золотистое очарование осени, подумал, что лучшего подарка на день рождения и быть не может. “Интересно! Будто солнечный дождь! Как они в воздухе держаться?” – промелькнула в голове мага мысль, и он с любопытством дотронулся до одного из листиков, плавно поплывшего от его прикосновения над землей, толкая и смещая остальных, нарушая идеальный порядок, отчего юноша почувствовал легкий укол совести, быстро спрятав руку за спину.
“Ну и ладно. Пора бы лес покинуть, я же не леший, в самом деле, чтобы тут жить ”, - сделал для себя умозаключение Альфред, с трудом отыскав тропинку и, недолго думая, решил идти по ней. Куда-нибудь, да приведет, а там уж на месте посмотрим, куда именно. Насчет таких вещей Ал вообще не любил заморачиваться, и носиться с ними, как курица с яйцом, отыскивать мелкие изъяны вроде “а тут вот веточка странная, кривая, не прошел ли здесь зверь ужасный” или “камушек-то на полтона темнее, чем должен, да и что это за маленькое пятнышко на нем, не проклят ли”, теряться в сомнениях, метаться из стороны в сторону он не собирался. Подобного рода проблемы – по его мнению – вообще оными не являлись, а были той самой ложкой непонятно чего в бочке с продуктом непрерывного и кропотливого труда тех, на яд которых у отдельных индивидуумов аллергия и у кого “жалко” находится там, где видеть его мы желаем меньше всего. В принципе, в ложку дегтя Альфред тоже мало верил, говоря, что всегда найдется тот, кто даст тому, кто эту подлость – портить мед - решил сделать, по голове половником, и вся проблема будет мгновенно исчерпана. Но, как оказалось, не в этот раз.
Ал вышел к селению только поздним вечером, еще не желавшим переходить в ночь, но и банальными сумерками оставаться не собиравшимся, изрядно потрепанный, уставший и, как следствие всего вышеперечисленного, обозлившийся на весь белый свет. Посох свой он по неведомой причине обратил в медальон, повесив его на шею и спрятав под рубашку для надежности. Кислым взглядом, лишенным былого воодушевления, юноша окинул небольшие коричнево-серые дома, забравшиеся, словно муравейники, даже на крепкие деревья и преспокойно разместившиеся в их кронах, приветливые огоньки окон, сплетенные из крепких, жестких веревок лестницы, свисавшие вниз, мощеные серым камнем тротуары, по которым, не спеша, парочками прогуливались, в основном, молодые люди, облаченные в одежду средневекового стиля, высокие фонари, сиявшие мягким золотым светом и собравшие вокруг себя множество мотыльков, бабочек и миниатюрных фей, коих легко можно было спутать со стремительными стрекозами. Все лавочки, расположенные на земле, уже давно закрылись, огромные витрины встречали запоздавшего посетителя плотно затворенными ставнями, одинокими навесами и табличкой с режимом работы, твердо и непреклонно отсылавшей гостя обратно да требующей впредь смотреть на время. Однако, казалось, жизнь к ночи только пробуждалась, либо, отходя от строгого трудового дня, позволяла себя вольности и бурлила, словно лава в молодом вулкане. Из трактиров слышались громкий смех, звон кружек, музыка, постукивание легких – и не очень – женских ножек, отбивавших, вероятно, какой-то танец, громыхание стульев и столов, не выдерживавших напора очередной драки, иногда ругань, от которой Альфреду, итак узнавшему за время своих странствий множество новых слов, великих и могучих, хотелось заткнуть свои бедные уши, дабы они окончательно не свернулись в трубочку. Вероятно, четырнадцатилетнему подростку делать в такое время суток на улице было нечего, да и не стоило, особенно, в чужом мире. С этим маг, конечно, яро соглашался, голосуя всеми руками и ногами “за”, но себя в группу неоперившихся птенцов он вносил только когда видел в этом выгоду, в остальных же случаях… плевал он на все запреты и танцевал на них лезгинку, точно зная, что себя защитить он способен: научился по необходимости. В общем, узкий темный переулок – проблема бандитов, неосмотрительно решивших ограбить запоздалого прохожего в лице юноши, причем, большая такая, серьезная проблема, именуемая по-другому магия высшего уровня. То же самое касалось злоумышленников, входящих в другие преступные группы, индивидуумов с нездоровой психикой, нечисти, в огромных количествах выползавшей из своих щелей ночью, и остальных повернутых – как выражался Ал, - злобно потирающих ручки за ближайшим углом. Так что, на данный момент перед ним стоял лишь один злободневный вопрос, который нет-нет, да настигает многих людей в любых уголках вселенных: где взять денег? В принципе, у него имелось немного средств - отдельное спасибо Междумирью, выделившему своему дорогому сотруднику гонорар за работу – о ней стоит замолвить несколько слов, но позже, - однако, их едва хватит на одну ночь в гостинице, а есть, известно, хочется всем, да и спать на улице не голубая мечта чародея. На романтику вроде темноты, костра и звезд его мало тянуло, ибо к ней, обычно, прилагался бонусный чемоданчик с многочисленными бирками: комары, холодная земля, дождь, мертвецы, остальная нечисть, жучки-паучки и ноющее на утро тело, жестоко мстящее за неудобное ложе. Естественно, Альфред с помощью магии мог превратить тот же самый листик в монету высшего достоинства, но это было не интересно, слишком просто, и попахивало мошенничеством. Поэтому, Ал решил сегодня устроиться в каком-нибудь отеле, а завтра отправиться на поиски работы, как делал всегда. Но для начала следовало бы и поужинать, посему парень завернул в ближайший трактир, надеясь, что жареная птица у них действительно из рода пернатых, а не бегала в прошлой жизни по сточным трубам.
Юноша маленьким тушканчиком, запахнувшись сильнее в плащ, дабы не привлекать к своей персоне излишнего внимания, проскользнул через шумную толпу людей в самый угол помещения, где в тени стоял одинокий деревянный столик.
- Фууух, - выдохнул Альфред, опустившись на стул и скинув капюшон. К нему тут же подошла румяная официантка с глубоким декольте на простом бело-коричневом платье. Она, внимательно осмотрев молодого посетителя, кокетливо улыбнулась ему, проговорив:
- Добро пожаловать, господин. Что желаете?
- Хм, жареный картофель, пожалуйста, - Ал не стал рисковать с мясными блюдами, - и чай.
- Как прикажете. - Дама подмигнула чародею, на что тот пожелал внимания не обращать, и неспешно удалилась.
Примерно через полчаса Альфред, сетуя на сервис, который заставит клиента умереть от старости в ожидании, получил-таки свой заказ и с аппетитом принялся за еду. Он отхлебнул “чай” из кружки, отчего глаза его удивленно округлились, а брови поползли вверх, и, закашлявшись, выплюнул жидкость обратно с громким звуком “пуфф”.
- Мерзость! Кошмар, и у них это чаем называется?! С каких пор данный напиток имеет градус?! – шипел юноша, откашливаясь и благодаря все на свете, что не успел проглотить жидкость. Множество голов недоуменно повернулись к нему, внимательно присматриваясь к посетителю. Гул затих.
“Черт, - с тоской подумал Ал, осознавший свою ошибку, - сейчас начнется!”
- Ой, какой миленький мальчик! – защебетали особо эмоциональные особи женского пола, кои, в основном были представлены служащими заведения.
- А, может, это оборотень? Для мальчишки слишком привлекательный, - позволили себе усомниться другие, на что чародей злобно сощурил глаза.
- Нет, город защищен от оборотней. Барьер бы его не пропустил. Миленький! А какие глазки! Черненькие, большущие! – продолжали гнуть свое первые и, в мгновение ока оказавшись рядом с нужным столиком, протянули свои жадные ручки к юноше.
Положение становилось критическим.
- Э, дорогие дамы. Прошу вас, умерьте пыл! - Ал отодвинулся как можно дальше, с ужасом глядя на тонкие пальчики.
- Он разговаривает! – прозвучало откуда-то.
Маг поперхнулся, оглядев толпу взглядом, способным любого обратить в камень. “Ну, ничего себе, брякнули! Тоже мне, зверушку нашли! Болтающую!” – подумал чародей, впервые встречающий столь бурную реакцию.
- Он ведь не из нашего города, - решило большинство, переглядываясь друг с другом. – Ты ведь не из нашего города, малыш? – осведомились они.
“Леший вас побери!” – мысленно выругался парень, увернувшись от руки, норовившей ущипнуть его за щеку.
- Дамы, дамы! – прозвучал грозный голос, тянущий на хороший баритон. – Успокойтесь и разойдитесь. Гости ждут, когда у них примут заказ. Смотрите, вы совсем запугали нашего молодого посетителя.
Служащие недовольно пороптали, но, не желая испытывать терпение хозяйки трактира, неохотно разошлись, открыв, наконец, взору мага его спасительницу. Это была грузная женщина, нет, дама, эталон красоты эпохи Возрождения. Если про худышек говорят, что некуда и взгляд бросить, то уж на данную представительницу прекрасного пола бросай – не хочу, точно не промахнешься. Ее пышные формы, затянутые корсетом коричневого платья с невообразимо глубоким декольте, прикрытые легкой шалью покатые плечи, длинная толстая коса, отливающая медью и закрученная в мудреную прическу, легкий румянец на щеках, молочного цвета кожа, томный взгляд золотистых глаз и гордая, царская осанка привели бы, наверное, в восторг таких художников, как Рубенс и Рембрандт. Дама когда-то являлась женой хозяина этого трактира, вела размеренную жизнь, но, после смерти возлюбленного супруга унаследовала его хозяйство, а вместе с ним и вечную головную боль. Однако, волевой, твердый характер, способность к управляющей деятельности, энергичность, упорство, незаурядный ум и расчетливость позволили ей сделать трактир одним из самых успешных и известных заведений своего города, а себя очень уважаемой особой. С ней считались, у нее просили совета, ей почтительно кланялись при встрече, а некоторые мужчины боготворили ее, готовые лежать у нее в ногах, и усердно добивались расположения женщины. Та стойко все выносила, встречая препятствия, словно непробиваемая крепостная стена, держала своих сотрудников в ежовых рукавицах: дисциплина и порядок – шаг к победе – однако, работники не жаловались, получая хорошую зарплату за труд.
- Ну, а ты что моих сотрудников отвлекаешь? – грозно поинтересовалась дама.
Альфред опешил от такого развития событий. Это он, значит, отвлекает?! Ну-ну.
- Прошу принять мои искренние извинения, госпожа… - юноша запнулся.
- Матильда, - важно ответила хозяйка, поправив шаль, норовившую соскользнуть с плеча.
- Госпожа Матильда. Просто, вероятно, ваши сотрудники перепутали заказ, принеся мне вместо чая эту му… кгхм… этот милый напиток, - Ал обезоруживающе улыбнулся. На такого злиться или руку поднять – совесть заест.
- А ты, значит, не из нашего города? – дама заговорила сразу на тон теплее, вероятно, обладающая данным атрибутом характера.
- Хм, да. Родители отправили свет повидать, подучиться мастерству. – Чародей начал сочинять на ходу; называть себя сиротой он, не отличавшийся особой мнительностью и лишенный предрассудков, почему-то никогда не решался.
- Такого маленького и смазливенького? Не бояться, что тебя испортят?
- Что вы имеете в виду, позвольте узнать? – недовольно скривился Альфред, ненавидящий подобного рода намеки и совершенно не переносящий аналогичные предложения. – Не бояться. В нашей семье так принято. Всех представителей мужского пола с малых лет тренируют, поэтому они могут за себя постоять, а дабы мальчик стал мужчиной, его по исполнении четырнадцати лет отправляют в странствие по белому свету. Через три года он должен вернуться в родной дом и показать, чего добился.
- А если нет? – Матильду, казалось, заинтересовал столь жесткий обычай.
- У меня много братьев, - Ал кровожадно улыбнулся.
- Давно путешествуешь? – Женщина, дернув плечом, решила перейти на другую, более безопасную тему.
- Мммм, - Чародей думал: врать или не врать, - пока только день.
Видно было: хозяйка хотела ему что-то ответить, но ее вдруг окликнули из другого угла трактира. Она неохотно поднялась со своего места и, не спеша, гордо подняв голову, направилась к посетителю.
Альфред проводил ее взглядом, облегченно вздохнув, и принялся доедать свой остывающий картофель.
- А чем столь прелестное создание занимается вечером? – К юноше подсел худощавый мужчина, изрядно, судя по “благоухающему” дыханию, выпивший.
- Создание доедает свой ужин и идет спать, - холодно ответил чародей. Ему было не привыкать к подобным вопросам.
- Может, вам составить компанию? – Незнакомец двусмысленно улыбнулся, а мага при этом всего передернуло от отвращения, с ног до головы. Он отложил вилку - аппетит бесследно исчез - и медленно поднял взгляд на собеседника.
- Дяденька, - процедил он сквозь зубы - смею заметить: я парень, более того, несовершеннолетний. Если же и данное обстоятельство вас не пугает, то скажу только одно. Идите к черту.
У Ала настроение упало далеко за отметку "ноль". Ему вдруг захотелось плюнуть, в прямом смысле слова, от омерзения или, по меньшей мере, превратить наглеца в лягушку, а лучше в жука, чтобы сразу раздавили.
Мужчине, видимо подобный ответ не понравился, он двинулся было в сторону юноши, но тот, заметив это, произнес шепотом: “Спи”, - и быстро провел рукой перед глазами незнакомца. Со стороны показалось, будто он отмахнулся от мошки. Надоедливый человек недоуменно моргнул, а через секунду спокойно храпел, положив голову на руки. Ал презрительно на него покосился и, фыркнув, пересел за другой столик.