Я видел черный замок на тле зеркальных скал,
Виденьем темных мыслей он предо мной предстал.
Но я не трус, а воин, и не глупец – поэт,
Чтоб дать ногам покоя, а мыслям ровный бег,
Внезапным любопытством своим опять ведом,
Решил на отдых ночью остановиться в нем.

Чернее мрачной тени здесь стены вознеслись.
Я слышал сотни стражей, но не увидел лиц.
Навстречу мне спешили и конюх, и слуга,
И пригласили в замок, ни слова не сказав.
Но я не трус, а воин, и не глупец – поэт,
Смотрел на все с усмешкой, как будто страха нет.

В камине пламя выло, и раздавался звон
Наполненных кувшинов с окованным столом,
Горели странно свечи, мрак жался по углам,
И рыцари собрались вокруг прекрасных дам,
Но я не просто воин - сказитель и поэт -
Решил почтить балладой сей замок и людей.

Я пел одно из древних сказаний на Земле
Про Цитадель несчастий, что сгинула во тьме,
Про воинов бессмертных прогневавших богов,
Как вражеское войско преодолело ров.
Пусть я поэт и воин, но чувств не удержал,
Я пел, как будто видел, как этот замок пал.

В сказаниях пространных конца легенде нет,
Я сам не мог ответить, чем встретили рассвет
Руины Цитадели и просто пел о том,
Что замок в миг рассвета исчез забытым сном.
И мне вдруг показалось (сказитель – не глупец!),
Что рыцарям и дамам понравился конец…

Но ночью я очнулся от криков за окном
И в лунном тайном свете увидел будто днем:
Бесчисленные орды у стен кольцом стоят
И рыцари из замка идут, свой флаг подняв.
Но я не трус, а воин, доверившись мечу,
Сражаться рядом с ними я встал плечом к плечу…

О, это была битва, достойная баллад!
Как жаль, что конь трусливый был этому не рад!
И жалкая скотина, стеная и трясясь,
Сражение оставив, к чащобе унеслась.
Но я не трус, а воин, и не глупец – поэт,
Управившись с животным, я оглянулся вслед.

Картина пред рассветом тогда открылась мне:
Как вражеское войско взошло по той стене,
Где дрогнула защита, и ворвалось во двор;
Как черный замок тщетно пытался дать отпор.
И я глазам не верил, когда в рассвета миг
Твердыня испарилась, и шум сраженья стих.

И трус, глупец и воин молчали, а певец
Во мне узнал сказанья древнейшего конец...