-Греттир.
-Что, Офейг?
-Скажи мне, откуда у тебя взялось такое прозвище, Нищий скальд? Я не слышал ни одной твоей песни, да и бедным тебя можно назвать с некоторой натяжкой... - Старый кузнец аккуратно подбирал слова, чтобы ненароком не обидеть друга.
-Что же... Это не короткая история, но вино кончится ещё не скоро, думаю я закончу раньше, чем мы откупорим ту бутылку. - Греттир указал на самую крайнюю бутыль с лёгким домашним вином, и начал своё повествование:
-Ты говоришь, что не слышал ни одной моей песни и это не мудрено. Таким опытом могут похвастаться только три человека: мой отец Асмунд, мой старший брат Торгрим и одна девушка, имя которой я оставлю в тайне. Мне было семнадцать, в ту пору я жил в доме отца, но на правах не сына, а скорее гостя. Я не имел постоянного дома и зимовал у своих многочисленных родственников раскиданных по всей стране, что позволяло мне постоянно расширять свой кругозор. Итак. Целый день я сосредоточенно сочинял песню – Честно говоря, я даже и не смог бы сейчас припомнить, что меня к этому побудило - и под вечер, решив, что ничего лучше я придумать не смог бы при всём желании, я вышел из дома и направился к той самой девушке. Она стала моим первым слушателем... - Греттир на минуту прервался, о чем-то задумавшись.
-И что дальше?
-Ничего. - Просто ответил воин. - Когда утром отец поинтересовался, где я шлялся всю ночь - он в принципе не был против моих ночных... - Греттир чуть замешкался, подбирая слово - прогулок, но до этого я почти месяц не выходил из дому, и поэтому ему было интересно, куда я вдруг сорвался - я без утайки рассказал ему как всё было, и исполнил ту самую песню. Когда я закончил он рассмеялся и прозвал меня Скальдом. Постепенно это стало моим "официальным" прозвищем.
-Почему же ты не продолжил сочинять?
-Та девушка через месяц умерла. Моровое поветрие выкосило тогда едва ли не четверть страны. Я поклялся больше песен не писать... Еще через месяц меня ложно обвинили в убийстве и объявили вне закона… - Греттир поймал на себе недоумённый взгляд оружейника. – Что?
-Я никогда не слышал, что тебя несправедливо осудили за убийство…
-Да. После того как меня оправдали, некоторые конунги пожелали замять эту историю и даже предлагали мне стать десятником. Вину передо мной загладить желали.
-А в чём же их вина заключалась?
-Ну, фактически ни в чём. Виновником моего осуждения был Олаф Рыжий, сынок конунга Харальда. Он по пьяному делу человека ни за что ни про что зарезал, а утром, поняв, что сделал, взвыл как дворняга. В клане убитого была традиция. Они брали с убийцы в качестве виры только его жизнь, то есть всегда твёрдо стояли на том, чтобы преступника объявили вне закона. Обрушивать такой позор на голову отца Олаф не захотел и решился на подлость. Мне не повезло, я ночевал в том самом трактире, где всё произошло. Пока я спал, Олаф вручил окровавленную секиру в мою руку, и таким образом торжественно назначил убийцей меня. И что самое главное, я не помнил, что делал весь прошедший вечер, выпил много. Так что, проснувшись и сопоставив количество выпитого мной, топор в руке и мертвеца в соседней комнате я сам был убежден, что совершил непоправимое. Свидетелей не было, по крайней мере, мы так думали... В тот же день, согласно Правде, я объявил, что убил человека. Когда на тинге решали мою участь, отец задействовал всех своих знакомых, половину Митхольгарда на уши поставил, но родичи убитого были непреклонны... Я не хотел покидать Родину и, рискуя жизнью, остался в стране. Теперь мне даже подумать об этом жутковато, но я целых шесть лет спал вполглаза и никогда не снимал меча. За мою голову была назначена награда три марки серебром. Через три года награду за меня увеличили до четырёх марок, ещё через два года - пять марок и на шестой моя голова стоила целых шесть марок. За всю историю ни за одного преступника столько не давали. Когда оканчивался шестой год моего пребывания вне закона, нашелся свидетель того убийства. Я был оправдан, Олафа изгнали из страны без права возвращения, а его отец и вовсе отказался признавать его своим сыном. К сожалению, эта новость пришла ко мне вместе с трауром, умер мой отец. Из-за того, что я находился тогда на малонаселённом севере сии вести дошли до меня с недельным опозданием. Естественно я тут же помчался на отцовский двор. Я увидел там Торгрима, который по праву старшего сына унаследовал всё имущество Асмунда. Но покойный по какой-то причине попросил оставить мне этот перстень. - Греттир показал массивный серебряный перстень с выгравированной руной его рода. - Нельзя сказать, что Асмунду было ещё рано умирать, он наоборот прожил довольно долгую и честную жизнь, но, тем не менее, грусть надолго стала моей спутницей. Так я стал Несчастным скальдом и, послав весь мир к Хеллю, стал бродяжничать. Прошло чуть меньше месяца, и я встретил Лейфа... Когда я собирался заночевать на опушке он просто вышел из леса и присел у огня. Он стал везде меня сопровождать, и мы постепенно научились общаться мысленно. Как бы странно этот всё ни звучало. С тех пор грусть меня оставила, словно он спугнул её.
Большой волк со старым шрамом через глаз, навостривший уши, когда о нём зашла речь, снова расслабился.
-Потом было несколько лет скитаний по миру, когда я особо не заботился о том чтобы всегда ходить в целой одежде, в это время моё прозвище немного переделали, и сюда я попал уже как Греттир Нищий скальд... - Воин умолк и сделал глоток из кубка.
-Извини, что заставил тебя вспомнить такие невесёлые вещи... - Офейг уже и не рад был, что затеял этот разговор.
-Ничего. Я уже давно свыкся со всем этим и не вижу причины после стольких лет скорбеть об умерших. Им на том свете будет лучше, рядом с такими же достойными людьми...
Посидев молча почти полчаса, друзья продолжили разговор на нейтральные темы...