"Жизнь Игоря Сорина — драма с навороченным сюжетом, включающим элементы трагедии, мелодрамы и бурлеска. Он хотел жить на всю железку, а такое желание — всегда признак крайне усложненного внутреннего мира. Шоу-бизнес не понимает людей, знающих слово «ДУХОВНОСТЬ», шоу-бизнес понимает людей, ценящих слово «ДЕНЬГИ». Сорин считался человеком из номинации «Не от мира сего».

Он ушел от нас, когда ему не было и тридцати. Казалось бы, ничего не изменилось. Молодые да ранние с энтузиазмом поют о любви. Эти мажорные, бодрые песни свидетельствуют: молодые да ранние преисполнены бешеной энергией. А двенадцатилетняя девочка из Красноярска пишет в солидный журнал, наполовину посвященный кабинету министров и оголтелости НАТО: «Напишите, пожалуйста, про Игоря Сорина. Вы его забыли, это нечестно, это несправедливо!»

Но есть два человека, которые не забудут Игоря. Никогда. Это его родители. Владимир Райберг, его отец — художник, поэт, автор и исполнитель песен, пишет повесть «Ёги-Гоги», в которой размышляет о жизни, вспоминает и анализирует эпизоды, связанные с Игорем, разговаривает с ним. Для него он по-прежнему живой"( Владимир Райберг)


Хохмач, весельчак и философ с потрясающим чувством юмора. От его шуток смеялась любая компания, но глаза Игоря почти всегда оставались серьезными, а то и грустными. Он постоянно думал о чем-то своем и редко кого допускал в эти мысли. Именно по этой причине Сорин поpой и считался чудаком, хотя все, кто хорошо знал его, отзывались однозначно: Игорь был необыкновенно творческим человеком, оригинальным в проявлении своих мыслей. Для многих он казался странным, но эта "странность" для него была обычным состоянием.





несколько стихов Игоря Сорина


"Я читаю по звёздам"


Я родился давно,
И за тысячу лет
Я читаю по звездам...
И светили два солнца,
одного теперь нет.
Я родился на севере южных столиц,
И большая семья воспитала меня
в эпоху птиц.
Были братья и сестры -
я помню их всех,
мы любили дельфинов
и они любили, любили наш смех.
Девять жен было в доме отца моего, -
он любил мою мать,
а я был сыном, любимым больше всего.
Мне оставили царство
с походом к войне,
а вулкан - изверженьем на город пришел:
голод и снег.
Кто охотится в море, тот редко на дно
отпускает добычу,
Ведь есть цена у матерей
и у их сыновей.
У меня было море, а я - у него,
мы узнали друг друга:
оно понимало меня,
а я понимал его.
Это было не сном,а подарком небес.
Было новое имя и тело дельфина,
И звали меня Рамзес.
Я родился давно и за тысячу лет
Я читаю по звездам:
не вернутся дельфины,
потому что их нет.


"Так рождается любовь"

Две растаявшие льдины утонули в океане,
Между северным сияньем и Полярною звездой.
Только птицы-пилигримы,
добродушные дельфины,
И медузы, и медузы, и медузы под водой.
Две слезы столкнулись в небе и потом,
Упав на землю, без сознания лежали, -
Так рождается любовь.
Знают птицы-пилигримы,
добродушные дельфины,
И медузы, и медузы, и медузы под водой.
Угадай мое желанье, а горячее дыханье
Лед растопит в океане, а Полярною звездой
Пусть играют пилигримы, добродушные дельфины
И медузы, и медузы, и медузы под водой.

Широко открытые глаза достают ресницами до неба.
Моих слов моргающая небыль - широко открытые глаза .



"Белое облако"

На руке, на ладони, на пальце большом
Маленький-маленький дом,
и в районе пяти в дом спускается Гном
и пытается что-то найти.

Птица ему обещала помочь,
Он говорил ей: лети,
возьми у аптеки белое облако
где-то в районе пяти.

На руке, на ладони, на пальце большом
реки текут под углом,
и на белых полях осыпается мак,
а на красных - рождается лен.

Птица ему обещала помочь,
Он ей ответил: идет,
возьми у аптеки белое облако,
возьми, а то поезд уйдет.

Белое облако в маленьком городе
спит на газоне, лицо опустив,
и телефонный звонок затихает
где-то в районе пяти.

Белое облако в маленьком городе
в это же утро ветер настиг...
Ходит по клавишам черный котенок
где-то в районе пяти.

На руке, на ладони, на пальце большом
чем-то порезался Гном,
трубку свою он не может набить,
страх поселился в нем.

Птица ему обещала помочь,
он же просил у зверей:
Возьмите в аптеке белое облако,
и душу возьмите скорей.

На руке, на ладони, на пальце большом
маленький-маленький холм.
на холме стоит крест, или, может, весло,
и белое облако в нем.

Птица ему обещала забрать,
облако плакало: что ж,
я не верю, не верю, не верю,
конечно же, все это ложь.


"Хочу увидеть"

Хочу увидеть степь ночную,
Когда все спит, и в тишине,
Играя весело, ликуя,
Природа шепчет обо мне.
Потом увидеть Север Дальний,
Сиянье смутных облаков.
И только б ветер свежий-свежий,
Чтоб согревал мне в жилах кровь.
Хочу бежать заре навстречу
Под тусклым отблеском луны,
Хочу забыть я эту вечность
И, все забыв, уйти во сны.




"Карлики медные"

Бедные, бледные карлики медные,
Брошены гроздьями в центре вселенной мы.
Скошены туфли, одежды поношены,
Женщинам жемчугом под ноги брошены.
Умные, добрые, милые, гордые,
Сердцем горячие, умыслом твердые,
В каменном городе огненным орденом
Свет выжигает узоры на коже нам.
Слезы на окнах и тени бесцветные,
Перебирая засовами медными,
Передвигаемся еле заметно мы.
Самые милые, самые добрые
Спят на коврах одинокими кобрами.
Флейты играют весеннюю оргию,
Их усыпляя своими аккордами.
Бедные, бледные карлики медные
Вниз по реке уплывают, наверное,
В дальнюю даль, где живут откровенные
Сказки печальные, птицы вечерние.
Самые чистые, самые светлые
Словом простым и любовью согретые,
Ходим по свету мы тысячелетия,
Ловим любовь в изумрудные сети.





" Разговор с душой"


- Кто ты?
Где ты?
Что ты?
- Не знаю, но я все такой же. Как и триста шестьдесят тысяч лет
назад - под водой, без имени и без оболочки.
- Кто ты? Где ты? Что ты?
- Не помню,
и моя глубина относительно дна - бездонна, бездоннаона.
- Кто ты? Где ты? Что ты?
- О ком ты? Я полный отчет твоего интеллекта, где внутренний мир
отражается внешней иллюзией жизни, придуманной кем-то.
- Кто ты? Где ты? Что ты?
- Я - пленный, такой же, как ты, великий слепой,
глядящий глазами вселенной.
Нет-нет, это не наша планета,
это просто иллюзия света,
прелюдия ветра, уснувшего где-то,
сквозь кольца прозрачного света
бросает на землю созвездия снега,
созвездия жизни,
созвездия хлеба



"У моря"


Остывшие волны
Набухшее солнце пинают,
Багровые чайки
Кричат, по волнам семеня...
И я вспоминаю,
Ладони в огонь окуная,
И я вспоминаю,
Что кто-то не вспомнил меня.

Но был ли я тот,
За кого выдает меня слово,
А был ли я тем,
За кого выдает меня взгляд,
И если моя обнажится,
Как берег, основа,
Не грянет ли ложью
Фальшивый насквозь звукоряд.

Я каюсь опять
И, похоже, не каюсь для вида,
Вздымается сердце,
Как свежий волдырь от огня.
Простите же за
Нанесенные мною обиды,
Забыть не забудьте,
И тихо простите меня.

Сомненье души,
Опьяненной размахом пространства,
Где трудно достичь
Обозначенных кем-то вершин,
Порою, как ярость,
Сует головою в шаманство,
Где блекнут глаза
И надежда и ясность души.

И все оскверняя
Мертвящим, придушенным лаем,
Обиды, как четки,
На сальном шнурке теребя,
Я, словно младенца,
Обиды свои пеленаю,
Забыв ненароком,
Что я ослепляю себя.

Распались медузы
В обмылках какого-то хлама,
Стегает о камень волну
Неуемный прибой,
И, словно насмешкой
Над крохотной жизненной драмой,
Очерченный солнцем
Встает горизонт голубой.