Простите за задержку, но вдохновение - чувство спецефическое, так просто не посещает. Вышему вниманию предоставляется предпоследняя глава моего первого сознательно написаного произведения.
PS: Будет эпилог.
PS к PS: Спасибо всем, кто читает. :aj:


Буря чувств, которую было принято называть истерикой, улеглась быстро и легко, оставив после себя мучительное чувство пустоты. Я продолжала крепко обнимать Коси, стоя посреди комнаты, желая найти в его объятьях утешение. Он машинально гладить меня по голове. Это не приносило мне существенного облегчения, но было очень… удобно.
Я уткнулась лицом в мягкий зелёный свитер, ворсинки которого щекотали лицо. Меня согревало тепло засыпающего солнца и Косиного тела. Это было очень приятное ощущение. Сколько времени мы были с ним знакомы? Чуть больше одного дня! Осознание этого привело меня в лёгкий ужас. Как за столь короткий срок можно привязаться к человеку? А я ведь привязалась и, похоже, очень сильно. Хотя, ведь он не был человеком.
Кого я обманываю? У нас не может быть ничего общего. Мы существа из разных миров (в прямом смысле!). Всё это просто глупое наваждение. Оно нахлынуло на меня лишь потому, что я впервые встретила того, кто понимает меня, кто точно знает, что у меня в голове. Оно пройдёт так же стремительно, как и пришло.
Дура! Опять вру. Никуда оно не уйдёт потому, что я… Как трудно признаться в этом даже самой себе!.. Нет!
Я резко оттолкнула Коси. Он был удивлен моим поведением. Его руки так и не опустились до конца, словно я всё ещё была рядом с ним.
Что со мной происходит? Такого никогда ещё не было. Сердце слишком быстро стучит, отдаваясь болью в голове…
Решение пришло в голову спонтанно. Я подошла к Коси, потянулась своими губами к его губам слишком стремительно, чтобы остановится. Они легко соприкоснулись, и мне стало страшно. Я хотела отшатнуться, убежать прочь, закрыться где-нибудь, чтобы меня никто не нашёл, провалиться сквозь землю, но он заключил моё лицо в свои ладони прежде, чем я успела что-либо предпринять.
В слезливых женских романах пишут о страстных, незабываемых, искрящихся поцелуях, где главная героиня испытывает восторг. А у меня дрожали колени. Я хваталась за Коси, боясь упасть. Мне казалось, что стоит пошевелиться, и он уйдёт от меня, как улетает с ветки тополя потревоженный, напуганный человеком воробей.
Это мгновение не могло длиться вечно, и мы оба это понимали. Нам и не хотелось, чтобы секунды останавливались. Этот поцелуй был слишком мучительным, чтобы продолжаться его хоть сколько-нибудь долго. Теперь было поздно признаваться ему в своих чувствах. После данного одолжения они уже не требовались.
Ему, наверное, неприятно ощущать мою боль от осознания того, что этот поцелуй должен был лишь утешить меня, успокоить мои мысли, что он не питает ко мне привязанности, что это было лишь отголоском моей влюбленности.
Коси отвёл глаза. Именно так поступает хороший друг, когда обнаруживает, что для тебя он нечто большее, но не может ответить взаимностью. Кажется, мой мир снова начал рушиться.

В чувства меня привёл истошный, полный леденящего ужаса, отчаянья, мольбы крик. Я мгновенно узнала голос Лёни. Сердце ухнуло вниз, голова пошла кругом. Ноги сами принесли меня в столовую.
Я замерла на пороге, увидев Глашу, сжимавшую окровавленный нож. У её ног лежало бездыханное тельце Лёньки, из которого продолжала течь кровь, растекаясь вокруг на полу. Мой взгляд будто бы прибили к нему. Я не могла поверить в то, что это бледное тело с искажённым от ужаса лицом – мой аленький братик, который совсем недавно вбегал в холл с раскрасневшимся лицом, чтобы подарить мне слегка повядшую лилию.
Глашка злобно, неестественно улыбнулась. Она сгорбилась. Лицо приобрело очертания звериной морды. Из разинутой пасти по подбородку потекла зеленоватая слюна. В комнате постепенно темнело, и чем больше помещение опускалось во мрак, тем больше Глаша превращалась в чудовище.
- Теперь ты знаешь, какого это – терять близких по вине какой-то смазливой девчонки, - зло прошипела она.
Моя душа запылала от гнева. Я, не помня себя, обезумев от отчаянья, набросилась на неё, повалив на пол. Мои руки сомкнулись на горле этой твари, сжимая его так, что чуть не трещали кости. Глашка корчилась на полу. Её кожа стала выделять скользкую, маслянистую жидкость, которая прилипала ко мне, вытягивая тепло. Она дотянулась до лежащего рядом ножа и пырнула им меня.
У дар был слабым, но кончик ножа всё равно проник под кожу. Из моего горла вырвался нечеловеческий стон. В глазах покраснело. Тело окутал жар.
Коси оттащил меня в сторону от продолжавшей корчиться Глашки. Он неуклюже пытался перевязать рану, а я рыдала малоуспешно избавиться от физической и душевной болью, разъедавшей меня.