В Вегард возвращались немного злые, немного мокрые, немного покусанные и очень голодные. Из башни вышли утром, когда проснулись. Создавалось стойкое впечатление, что она не даёт себя рассмотреть. Ночью огонёк, освещавший вход, выхватил из темноты большие площади на земле, но едва обрисовал силуэт строения. Сейчас всё здание укутано туманом до самого верха, однако вокруг не наблюдается ничего подобного. Алайя даже пришла к выводу, что башня – это самостоятельное живое существо, но её мнения не спрашивали, а говорить об этом самой ей не хотелось.
Первым делом все помылись с дороги. Это вообще отличительная черта берлазцев, они очень часто моются. Обычно дважды в седьмицу зимой, летом – каждый день. А так как на чужой корабль со своими снастями не лезут, Алайя, Греттир, Офейг, а иногда и Лейф, присоединились к этой хорошей традиции.
Едва Греттир зашел во двор Красной Башни, к нему подбежал Офейг.
-Пошли со мной, я там такое нашел... Тебе будет интересно. – С этими словами оружейник увлёк друга в библиотеку конунга, разрешение на посещение которой он попросил ещё вчера. Нельзя сказать, чтобы библиотека восхищала своими масштабами, но малое количество книг компенсировалось их необычайной редкостью.
Офейг буквально ткнул Греттира в раскрытые страницы лежащего на столе фолианта.
“...До Нашествия четвёртое лето. Молодой Энунд сын Офейга Косолапого сына Ивара Палки вышел с пятью судами, преодолел рифы у побережья Домерании и далее каботажным плаванием достиг портового града Трэльван, альвами населённого. Сего допреж никто не совершал и от того пошла об Энунде превеликая слава. Команда всех пяти кораблей провела в Альвландии два года и вернулась вместе с послами альвов, желающими заключить союз с сигландцами. Сам Энунд женился на девице, что повстречал в Трэльване и нескоро ещё осел. Когда же прошло две зимы...”

-Вот это да... Не ожидал. Почему, спрашивается, я, кровный потомок, узнаю об этом из какой-то книги!?
-Может, твой прадед просто не так сильно любил хвастаться? – Невинно предположил Офейг.
-Молодёжь, вы чего это тут расшумелись? – Высунулась голова Ульва.
-Да вот, у меня, оказывается, прабабка была эльфийкой! – Ответил Скальд.
-Ну так, конечно. Ты же какой-никакой маг, значит, есть в тебе кровь эльфов. – Спокойно воспринял эту новость маг. – Тебя чему в Школе учили? А... Я уже и забыл, закономерности распределения магических способностей проходят на третьем курсе. К слову сказать, одна из самых нудных и тяжёлых тем. Я по ней зачет только с третьего захода сдал.
-А что же так?
-Да... Просто мне всегда было немножко наплевать, что первый, третий и пятый сыновья получают больше способностей, если эльфом был их предок по женской линии, но меньше, если по мужской. В общем, ты меня понял. Ладно, завязывайте книгочтение и айда обедать. Конунг не жена, два раза звать не будет.
Ульв захлопнул книгу и пошел прочь. Греттир случайно опустил глаза на стол, где лежал тот фолиант. Оказалось, он прикрывал собой ещё одно сочинение: «Розыск и пленение за превеликие преступления Гисли сироты, зовущего себя Фенрир». Название заинтересовало Скальда, и он поставил томик на видное место, чтобы после прийти и почитать.

Время уже перевалило за полночь, а Греттир всё сидел в библиотеке, светя себе сальной свечой. Уже дважды приходила Алайя, «вежливо» интересуясь, когда он соизволить закончить чтение, и дважды она слышала в ответ: «Сейчас-сейчас, ещё немного». Глаза, непривычные к такому обильному чтению, немилосердно болели, но Скальд не мог оторваться от книги. Чем больше он прочитывал, тем сильней убеждался – Гисли Фенрир и пленник болотной башни – это один человек.
Наконец, когда Греттир стал засыпать на минуту через двадцать, он (хвала Богам!) закончил чтение и лёг спать, стараясь не разбудить жену. Едва он закрыл глаза, как его накрыл тревожный сон.

-Здравствуй, Нищий Скальд. – Перед Греттиром сидел на роскошном кресле (Греттир сидел в таком же) старик лет семидесяти. Морщины, шрамы житейских битв, щедро украшали когда-то красивое лицо с живыми карими глазами. Однако, в нём не чувствовалось немощи или слабости, напротив, возникало ощущение, что дед чертовски силён. Не по годам.
-Я всегда считал, что вежливые люди сначала представляются. – Дерзко ответил Греттир. У него было очень редкое умение. Он нечасто видел сны, но если видел, то мог управлять там своими действиями и обстановкой, а иногда и прочими персонажами.
-Да, совсем забыл. Фенрир, меня зовут Фенрир.
В любое другое время Скальд посчитал бы происходящее бредом, но во сне всё воспринималось иначе.
-Я... слышал о Вас.
-Да? И что же ты слышал?
-Я слышал, что Вы негодяй и подлец, который считает, что ему не писаны законы.
-Серьёзно? А что, если на самом деле эти законы покрывают грешников и уродов, но карают праведников и гениев?
-А Вы себя, стало быть, считаете праведником? Или гением?
-Невежливо отвечать вопросом на вопрос. Но, тем не менее, я - и то, и другое.
-И поэтому Вы убили или довели до самоубийства три тысячи пятьсот сорок семь человек?
-Если тебе так больше нравится – поэтому. Они были невежественны и глупы, они не понимали, что нынешний порядок порочен! – Даже восклицая, он не менял серьёзно-строгое выражение лица.
-Мне, как одному из сторонников этого порядка, интересно, чем?
-Можно подумать, ты не знаешь! Человечество идёт к гибели, оно вырождается. Этот порядок даёт шанс выжить хромым, слепым, косым, уродам. Это неправильно! Достаточно посмотреть на любого зверя, чтобы уразуметь это. Стерхи откладывают два яйца, но прокормить могут только одного птенца. С самого появления на свет стершата борются за существование, пока сильный не заклёвывает слабого. Человек лишил себя естественного, природного порядка, что продиктован самой жизнью. Если не позволять выжить уродам, не давать никому поблажки, то наше общество станет сильнее, здоровее, лучше. Мало того, какой-то древний дурак придумал назвать биохимическую реакцию любовью, и началось. Из-за этого «возвышенного» чувства люди женятся на ком попало. Вот скажи мне, разве могут родиться сильные и умные дети у потомственной деревенской дуры и вечно пьяного горбуна? Неужели никто не знает, что любая самка хочет спариваться с лучшим самцом и это правильно! Так должно быть! Но нет... Человек же самый умный, самый сильный! Только вот что-то слишком часто стал умирать этот умный и сильный от простой дизентерии! А я хочу, чтобы мои дети оставили след в истории этого никудышного мира!
-Ладно, хватит. Ты лучше не пороки брани, а предложи, как сделать лучше.
-Как? О Боги, ты тупой или глухой? Как!? Нужно всего лишь отказаться от шор, оков, что человек самостоятельно на себя одел, сбросить колодку, которую ещё наши предки торжественно укрепили у себя на шее. Нужно всего лишь жить так, как устроено природой, без всех этих дурацких понятий вроде «гуманности». Когда-то льды Дарклайской бухты начинали таять не раньше середины апреля, в прошлом году лёд растаял уже к началу марта.
-А причем тут льды?
-При том! С каждым годом климат становится теплее. Немного, но теплее.
-А что в этом плохого? Я не против.
-Глупец! Если так пойдёт дальше, то растают все ледники, растают северные острова Холодного архипелага. А знаешь, чем это грозит? Суша уйдёт под воду, останутся лишь очень высокие горы и плато. И знаешь, что тогда будет величайшей ценностью? Немножко плодородной почвы, которая может произвести что-то съедобное. Потому что не останется животных, почти не останется птиц, а рыбы уйдут на такие глубины, что не доплыть даже туда, не говоря уже о подъёме на поверхность. Конечно, наши тупоумные маги попытаются создать людей, могущих пробыть под водой дольше, потому что поднять сушу обратно они не смогут. И люди будут бояться этих мутантов, страх порождает ненависть. А ненависть к творению становится ненавистью к творцу. Магов просто перебьют. Арбалетный болт летит быстрее, чем плетётся заклинание.
-А откуда у тебя уверенность, что волшебники поступят именно так? Вдруг...
-Кому ты рассказываешь! Я знаю своих «коллег», как облупленных. Их девиз: «Если нельзя устранить проблему напрямую, надо создать что-то, что устранило бы проблему». А мутация – это самый радикальный, быстрый и простой ход в таком положении. Всегда легче придать какие-то свойства и особенности уже существующему предмету, чем творить с нуля. Вообще, почти не существует людей умеющих творить с нуля, так или иначе все хоть немного, но копируют то, что уже было создано до них. То человечество, которое есть сейчас, не сможет выжить. Они просто не придумают, как питаться, из чего добывать волокна для производства одежды. Но если не тянуть и начать селекцию в течение ближайших лет, то у общества есть шанс спастись.
-Угу, и править всем этим должен будешь ты?
-А что? В угрожающем положении людям нужен тиран, вожак, кто-то кто знает, как сделать правильно и порвёт любого, кто не согласен делать правильно. Вожаком всегда становится сильнейший. Пока никто кроме меня на это не претендует. Нет на свете мага, что утёр бы мне нос.
-Правда? Интересно, как же ты тогда смог оказаться в плену?
Старик внезапно остыл. Он помолчал немного, и когда снова заговорил, его голос звучал на полтона ниже.
-Ты вот назвал меня подлецом. Хотя я ни разу в жизни подлости не совершал. А вот Они... Те, кто пленил меня...
-Кто Они? Лига?
-Сам Триумвират, три холёных толстых морды. Знаешь ли ты, что когда-то у меня была маленькая сестрёнка? Конечно, о ней летописи всегда молчат. Она родилась много позже меня, в пору моего расцвета ей был всего годик. Но уже тогда было ясно, что она будет единственным человеком, который смог бы меня одолеть в поединке. И они, три широкобрюхих сволочи, знали это... Они вызвали меня туда, на болото, в башню, угрожая ей жизни. Любовь? Нет, это был инстинкт, инстинкт зверя, зовущий защищать малолетнего родственника, пока он не вырастет. В открытую у них просто не было шансов. Я слишком поздно понял, что это ловушка. Тогда я не знал, но теперь догадался, они воздействовали на её сознание, один миг, - он щелкнул пальцами, - и она возненавидела меня, возненавидела всеми силами души. А силы у неё были не чета моим. Потом я помню только блеск ритуального ножа. Любой человек, если только он умирает дольше, чем две секунды, насылает проклятье на своего убийцу. Во сто крат сильнее обычного проклятье умирающего ребёнка, правда, дети не знают, что такое ненависть, так что без посторонней помощи они не могут проклясть убийцу. Они, три подонка, помогли ей. И не важно, что нож держали их руки, важно, что она винила в своей смерти меня. Она, Величайший маг из родившихся на свет, но не из ныне живущих. Её проклятье ещё долго бродило здесь эхом. Три года подряд поля не плодоносили, шесть лет не родилось ни одной скотины, девять лет ни одна местная женщина не родила. Тогда появилась эта аномалия. Область без давления Силы. Всё будет нормально, если приближаться к ней постепенно, но резкого перепада организм, хоть немного наполненный магией, не вынесет. Обычного мага просто разорвало бы на куски там, где я стоял, я едва не умер, но, сам не знаю откуда, нашел в себе силы выжить. Я даже вот, научился проникать в сны. Я вообще многое узнал и понял за эти века.
-Века?
-Что, по мне не скажешь, что я родился пятьсот тридцать пять лет назад? Письменность тогда только появлялась, а летосчисления не было и в помине. Поэтому в летописях моих дел нет точных дат.
-Сдаётся мне, ты врёшь или недоговариваешь. Или же личину носишь. Я тож так умею. – Скальд на несколько мгновений принял облик голубоглазой блондинки с милым личиком. – Во сне мы все многое можем.
-Ладно, если хочешь, могу и настоящее лицо показать...
Происходящее со старцем можно было назвать ускоренным разложением. Вот, вместе с волосами сгнила кожа, в один миг исчезли мышцы и жилы. Остались лишь кости. Скелет закинул ногу на ногу:
-Ну что, доволен?
Тут сон милосердно оборвался.

Греттир не просыпался в холодном поту, не вскакивал с громким криком, а просто взял и открыл глаза. Дриады рядом не было – она встала раньше. Он ещё немного полежал с открытыми глазами, глядя на потолок.
-Я хочу, чтобы мои дети оставили след в истории... – Припомнилась ему фраза, произнесённая давеча Фенриром. – Мои дети... – Он сел в постели. – Нет, дети Фенрира. Точно, Дети...
Скальд нашел Алайю в трапезной, где она потягивала напиток из Иван-чая собственного сбора и приготовления.
-Родная, ты же не обиделась на меня за вчерашнее?
-Обиделась. – Она даже полуотвернулась.
-Но это же невозможно! – Словно сильно удивившись, воскликнул Греттир.
-Почему ещё?
-Потому что обидеться можно только на равного, следовательно, ты можешь обижаться разве что на Богов. – Он выразительно посмотрел на потолок.
Думаю, говорить, что он тут же был прощен не требуется.