Глава 1




Стояла теплая ночь конца мая. Моросил мелкий дождичек. Но здесь, в самом сердце леса, обволакивая могучие стволы, по земле струился туман. У дождика не хватало сил пробиться сквозь густые кроны деревьев и разогнать его. В лесу было тихо. Короткий предрассветный час - зыбкая граница между тьмою и утром, когда ночное зверье возвращается в норы и гнезда, а дневное еще ловит последние минуты сна.
Под поваленным стволом когда-то огромной сосны, свернувшись по-звериному, лежал человек. Молодой мужчина лет двадцати трех - двадцати пяти, с очень белой кожей, покрытой пятнышками веснушек, и волосами того солнечного цвета, что бывает у спелой пшеницы или у светлого золота. Одет он был в рубаху из крашеного полотна, выгоревшую на плечах и аккуратно подштопанную и в штаны из сероватой холстины. Сапоги из мягкой кожи, связанные за ушки, лежали рядом.
В логове его было сухо, старая хвоя толстым ковром укрывала землю не давая пробиться сырости. Человек привстал на четвереньки и потянулся поджарым тренированным телом, припав сначала на руки, затем, поочередно вытянув ноги и повернувшись несколько раз вокруг себя, как делают волки или собаки, чтобы тело не уставало от долгого лежания, сохраняя способность к мгновенному действию - и снова улегся на нагретое место.
Он проходил очищение перед решением Богов. Шли третьи сутки поста и уединения. Голод уже отступил, голова была ясной, спать не хотелось. Лежа с прикрытыми глазами, он чутко улавливал лесные шорохи. Вряд ли кому удалось бы застать его врасплох. Ожидая предстоящего обряда он оценивал прожитое. Воспоминания клубились, как утренний туман.

В тот год лето было засушливым. Хлеба погорели и, отгоняя призрак голодной зимы, все кто мог промышляли в лесу и на реке.
В один из душных дней конца лета он - белобрысый, с облупленным от жаркого солнца носом двенадцатилетний подросток - отправился со старым дедом Овсеем на реку бить птицу в камышовых зарослях. Там, на зыбких островках, уток и гусей водилось видимо не видимо.
Выехали они много после полудня, чтобы облюбовав местечко посуше обосноваться на ночлег и поутру набив птицы, к вечеру вернуться в деревню. Но Боги рассудили по-своему. Дед-то Овсей сам по себе был крепкий. Только время от времени случались у него прострелы. Так бедолагу скручивало - по три дня разогнуться не мог, с постели не вставал, с ложки его кормили. Говорили, что в молодости силы он был необыкновенной и как-то на ярмарке побился об заклад, что поднимет коня на плечах. Коня-то поднял, но с тех пор повредилась у него спина.
Так и тогда случилось. Только приехали, лодку в камышах спрятали, повечеряли, стали укладываться на ночлег, тут дед Овсей нагнулся, а разогнуться уже не смог. Мальца за подмогой не отпустил. Одному тому против течения не выгрести - лодка тяжелая у них была. Да и дело уже привычное, через два - три дня недуг отпустит, а в деревне их не хватятся, сообразят что к чему. К вечеру второго дня дед стал подниматься, потом и вовсе ожил.
На рассвете четвертого дня набили птицы так много, что и самим охотникам места в лодке едва хватило. Довольные отплыли домой.
Дорогою, когда небо уже окрашивалось вечерней зарей, издалека увидали черные клубы дыма. Дед Овсей покачал головой: “Видать пожар лесной. Как бы до деревни не дошел”. Поглядывая с тревогой на темные дымные клочья, что тянулись к золотеющим облакам, охотники миновали крутой изгиб реки. До деревни уже было недалеко. Здесь встречный ветерок донес до них удушливый запах паленой плоти. Дед Овсей закрутил головой, – лесное пожарище так не пахнет. Почуяв неладное, из последних сил охотники выгребали против течения и, уже вывернув из-за излучины, увидели деревню всю в огне и каких-то чужих людей, стоящих поодаль. Не думая об опасности, кинулись к домам, но их перехватили и бьющихся и рыдающих крепко держали. Незнакомцы оказались храмовой стражей, что сопровождали троих жрецов Белобога.
Пока дед с мальчиком охотились, пришел в деревню прохожий человек - коробейник. Попросился переночевать, да ночью занедужил. И до того злая болезнь была, что умер не дождавшись позванного знахаря. Не успели покойника и прибрать по обряду, как к вечеру слегла уже половина деревни. А к следующему утру были больны все. Увидав такое, лесной ведун послал весть в храм Белобога к тамошним лекарям. Те же, как ни спешили, пришли, когда в деревне не было в живых уже никого – ни людей, ни скота. Одни куры бродили по дворам, роя пыльную землю в поисках корма. Старший жрец, поглядев на молчаливую безжизненную деревню, к домам подходить никому не позволил. Пошел один и, увидав на телах покойников красно-черные пятна, велел кур перестрелять, а жилье обложить дровами и соломой и поджечь. Пламя занялось быстро. И когда ровный гудящий столб огня поднялся к небу, жрецы встали в круг и принялись творить отходную молитву, облегчая душам переход в Верхний мир. Хмурые воины стояли поодаль.
Их-то и увидали охотники, подплывая к деревне. Когда служба была окончена, а до деда Овсея и мальчонки наконец-то дошло, что ничего уже не изменить, старый жрец подошел к ним и обратился к деду:
- Что теперь делать станешь, старинушка?
Дед, мгновенно одряхлевший, еле слышно отвечал:
- Я стар уже, мне недолго осталось… Вот мальчик - голос его совсем сник, - мальчик…Возьми его в Храм, не по силам мне теперь такая ноша.
Волхв помолчал:
- Как звать его?
- Дар... Подарком мать кликала. Взрослого-то имени ему еще не дали, по осени должны были…
- Подарок значит, - жрец рассматривал окостеневшего от горя мальчика, - Подарок…
Его легкая прохладная рука приподняла за подбородок голову Дара: - Ну что ж…Хорошо… Возьмем его.

Дождик замер. Влажная пелена тумана поднималась над землей, в ней так же неслышно и призрачно скользила лесная нежить. Час ранний, вокруг тихо, место глухое - вот и гуляют. Юноша не боялся - зверь без нужды не нападет, и те - другие - тоже не придут, им до людей дела нет. У них свои законы, только человеческий страх их может приманить. Запах страха далеко слышен, на него бегут все - ели и лесовики, прочая нежить - и начинают забавляться, по лесу кружить, голосами, видениями пугать. А еще пуще разойдутся, так и вовсе в болото заведут или еще чего учудят.
Туман медленно таял, высоко в верхушках деревьев шелестел ветер. Ранние птахи начинали пробовать свои голоса. Занимался новый день. Человек вылез из своего убежища, постоял немного, втягивая носом сырой воздух, обулся и пошел легкой неслышной походкой. По лесу шел, словно тек - ни одна веточка не шелохнулась. Сквозь листву проглянула вода. Маленькое круглое озерко зеркалом смотрело в небо. Он разделся, аккуратно сложив одежду, присел на секунду у воды, приложил к ней ладонь, словно погладил, и скользнул в воду.
Вставало солнце. Небо и вода окрасились розовым. Наплававшись, мужчина вылез на берег, обтерся ладонями, оделся и подвязал волосы расшитым ремешком. Коротко вздохнув, он опять быстро пошел через лес. Шел недолго. Лес расступился, открывая большую поляну окруженную могучими старыми деревьями. На поляне стояли семь идолов. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить их древность. Человек замедлил шаг, остановился и постоял сосредотачиваясь, потом решительно шагнул и вышел на тайное капище. Конечно, Храм Белобога имел и другие молельни, но это место было особое, древнее, знали о нем немногие и использовали только для очень важных случаев. Мужчина вышел на середину круга и поклонился каждому идолу:
- Светлые Боги Творящие Судьбы, дайте мне Знак!
Ничего не происходило. Лица Богов смотрели строго. Голос его напрягся:
- Светлые Боги, не ищу славы, не ищу корысти - дайте Знак!
Взгляд его скользил от одного идола к другому, остановился на золотом круглом лике Белобога. И вдруг через облака пробился луч солнца и засиял, оживляя его. По лесу разнесся вздох.
-Ты получил ответ, - на поляну вышел Верховный Жрец. - Иди. И пусть милость Богов будет с тобой.
Поклонившись идолам, они вместе покинули капище.

Путь до Храма был неблизкий. Шли молча, когда, наконец, показались верхушки крыш, солнце уже стояло высоко. Облака разошлись. День обещал быть погожим. В ярких лучах весеннего солнца Белобогово святилище вставало перед ними красочной лубочной картинкой. Над высокими белыми стенами виднелись разноцветные купола. Поодаль нежно зеленели лоскуты огородов. Монахи и молодые послушники, работавшие на них, издалека завидев белое одеяние Верховного жреца, почтительно кланялись. Старика любили и искренне почитали.
Тропинка, петлявшая в лесу, выбравшись на открытое место, словно обрадовавшись простору расширилась, и уже прямая как стрела побежала к большой проезжей дороге, что вела к храмовым воротам. Там, заметно нервничая, их ожидал один из младших жрецов. Коротко поклонившись Верховному он сказал:
- Вчера к вечеру пришли Серые Братья. Говорить хотят только с тобой.
- Ну что ж… Скажи, что сейчас умоюсь с дороги и приму их, а ты, - он обернулся к юноше, - иди отдыхай, потом будем тебя в путь собирать.

Юноша, простясь со стариком, миновал просторный храмовый двор, прошел закоулками коридоров и, наклонив голову в низком проеме двери, вошел в свою келью. По стенам ее висели пучки сушеных трав. Стояли бутыли из темного стекла и множество разнообразных скляночек. Освещаемая солнцем, гордо сияла медная ступка, заявляя всем входящим, что хозяин комнаты занимается врачеванием. Как во всяком жилище лекаря пахло немного медом, немного сеном и еще чем-то, что заставляет пациента испытывать трепет. Вошедший, скинул сапоги и повалился на узкую постель, переживая происшедшее с ним на лесном капище.

Двенадцать лет назад мальчика-сироту привели к Верховному жрецу. Конечно, тогда тот был крепче, хотя голова и борода у него уже в то время были совершенно белыми. Жрец - провожатый наклонился к Верховному и тихо сказал
- Он родился Большой круг назад, в месяц Лучника, час Единорога.
Тот кивнул и поманил мальчика ближе. Долго и внимательно рассматривал его лицо. Взял за левую руку, подержал немного, слушая биение жилы, перевернул тыльной стороной вниз и согнул внутрь, вглядываясь в линии на запястье. Потом распрямил ладошку, чуть прогнув и отведя в сторону большой палец, посмотрел, и губы его едва заметно дрогнули. Осмотрев мальчика, Верховный жрец кивнул, отпуская пришедших. Оставшись один, встал с креслица и долго ходил по комнате в раздумье.
Дар был оглушен горем. Делал что говорили, ел что давали. Только недели через две, спрятавшись в больших лопухах за огородом, безудержно разрыдался припав к земле и тонко подвывая от жалости к умершим, к себе, от бессилия что-либо изменить. Плакал долго, потом лежал опустошенный, равнодушно рассматривая толстые стебли лопухов, их мясистые листья просвечиваемые солнцем, суетящихся среди травы жучков. Вылез он из убежища, когда солнце уже клонилось к закату, умылся в пруду и вдруг понял, что слышит. Слышит щебет птиц, шелест ветра, дальний стук топора. Боль не ушла, нет, а как-то сжалась, спряталась глубоко, освободив место для жизни.
Жрецы внимательно следили за ним и, уловив момент перелома, повели Дара поклониться Белобогу. Святилище произвело на него огромное впечатление, обширный зал с уходящим вверх куполом, несмотря на присутствие людей, был наполнен тишиной, но тишина эта была какой-то странной, пронизанной неясными звуками и шелестом. На стенах мерцала роспись: Мировое дерево, травы и цветы, чудные птицы с человечьими головами, все это переплеталось, сходилось и расходилось, как девушки в хороводе и вообще жило какой-то своей жизнью. Статуя Белобога была огромна. Лицо - круглая золотая маска с расходящимися в стороны широкими лучами - и солнце и щит одновременно. На коленях лежал меч. Дар искренне поклонился, почтение к Богам он испытывал всегда, но этот внушал ему еще и доверие. Жрецы переглянулись и вывели мальчика из молельни на широкий храмовый двор. С того дня к нему стал возвращаться интерес к жизни.
Вообще, Храм был велик, окруженный массивными белыми стенами, он содержал пять молельных домов, один главный – тот, где был Дар, и четыре поменьше, расположенных вокруг него. И еще множество служб, жилых келий для жрецов, дома для охраны и гостевые. Храм был богат и могуществен. Два раза в год на поклонение приезжал сам Князь. Впрочем, манила его не только вера в Богов, но и военный союз. Храмовая дружина славилась могучими бойцами. Мальчиков, что приводила в Храм родня, или попадавших иными путями, терпеливо учили. Жрецы внимательно отбирали будущих преемников, с теми же, в ком жил воинский дух занимались специально. Впрочем, все жрецы храма отменно владели мечом.
Осенью Дару дали настоящее имя. Три дня вместе с другими мальчиками, достигшими двенадцатилетия, он жил в лесу, соблюдая строгий пост. Они все волновались, зная, что им предстоит пройти испытания водой и огнем, но что с ними будет происходить, никто из них не представлял. На третью ночь за ними пришел жрец, сделал знак следовать за собой и молча повел через лес. Полная луна заливала все вокруг молочным светом. Мальчики голые по пояс и босые шли гуськом, дрожа от волнения и сдерживая дыхание. Жрец вывел их к священному озеру. Черная вода словно дымилась, туман клубился над поверхностью, выбрасывая на берег мягкие жадные руки. Остановившись на берегу, жрец молча указал на озеро. Кто-то, показывая смелость, сразу бросился в воду и брел там по пояс, тихо ухая от холода, кто-то нерешительно топтался по берегу мучаясь вопросом - снимать ли штаны? Дар медленно подошел к кромке воды, еще не зная, что будет делать, в голову ничего не приходило. Он заглянул в темную воду и увидел свое отражение. На него смотрел вихрастый подросток с широко открытыми, от важности момента, глазами. Дар подивился тому, насколько ясным было его отражение, по водяной глади не пробежала ни одна морщинка. “Не иначе озерные жители свое зеркало показывают”,- он выдохнул, робея от пришедшей мысли и, повинуясь неясному зову, положил ладонь на воду, произнося про себя слова благопожелания. Отражение его затуманилось, и из глубины медленно проступили чьи-то другие черты. На Дара внимательно смотрели большие темные, немного печальные глаза, но мальчик не чувствовал страха. Он вдруг словно слился с озером, почувствовал, как по нему пробегает тихая рябь, где-то глубоко внутри него медленно шевелились водоросли, и имя каждой рыбешки было ему известно. Глубоко вдохнув, он прямо с колен нырнул в воду и поплыл, ощущая тепло доверия. Какая-то сила качала его, гладила и омывала, потом подтолкнула к берегу. Дар ступил на землю с чувством легкости и готовности, шепнув слова прощания водяным духам. Жрец внимательно посмотрел на каждого, кивнул и повел их дальше через лес.
Они вышли к капищу. В лунном свете были видны фигуры идолов, казавшиеся огромными и мрачными. Рядом стояли, мерцая украшениями и навершиями посохов, семеро жрецов Совета во главе с Верховным. Дорогу к ним преграждал большой круг дышащих жаром углей. Провожатый повернулся к мальчикам, из темноты вышли еще жрецы и встали вокруг них. Верховный жрец поднял вверх посох и запел, за ним подхватила семерка Совета, затем все остальные. Слова были неясными, как будто пели на другом языке, но мелодия захватывала, заставляя сердце биться в такт. Неожиданно для себя Дар почувствовал, что подпевает, отбивая такт ногой. Подчиняясь ритму, он видел перед собой только алые угли, в мозгу вместе с песней билось: Доверься! Доверься! Ведущий жрец двинулся вперед, увлекая их за собой. Притоптывая ногами и покачиваясь согласно мелодии, они обошли круг перед кострищем. Песня усилилась, взлетела - они шли через угли. Откуда-то издалека донесся чей-то вскрик, Дар напрягся, но ритм не отпускал: Доверься! Доверься! Они сделали еще круг, уже перед жрецами Совета и остановились. Верховный жрец вскинул посох и песня оборвалась. Медленно приходя в себя, Дар увидел у волхва, стоящего перед ними, обугленный край одежды.
- Вы прошли испытание. Пусть жизнь ваша будет чистой, а путь светлым. Да хранят вас Боги!
Жрец указал посохом на мальчика, стоящего с краю: "Подойди". Тот подошел и жрец наклонясь к самому уху тихо, чтобы больше никто не слышал, нарек имя.
Когда дошла очередь до Дара Верховный жрец, подняв посох, двинулся к нему навстречу. Он наклонился, положив на плечо мальчику руку, и сказал: "Пусть имя твое будет Гард".

После наречения имени Дар, теперь уже Гард, почувствовал, что вызывает у окружающих интерес. Оказалось, что именование самим Верховным жрецом - событие выдающееся, и теперь жители храма присматривались к мальчику, пытаясь понять, что увидел в нем Верховный. Поблажек, впрочем, в строгом обучении это ему не принесло, наоборот спрашивали с него строже и учили больше. Грамота, заучивание древних текстов и гимнов, воинское искусство, гимнастика для тела и дыхания чередовались с работами на огороде и кухне и практически не оставляли свободного времени. В редкие свободные минуты Гард уходил из Храма. Что-то томило его душу и он блуждал по лесу, ища сам не зная что. В один из дней поздней осени он наткнулся на ведуна-травника, который, кряхтя, обирал рябиновые грозди. Мальчик топтался поодаль, не зная, что предпринять. Ведун оглянулся: "Ну что стоишь, пойди помоги". Вдвоем они набрали целую корзину крупных, уже прихваченных первыми заморозками, красных ягод, а потом попеременно тащили тяжелую ношу к маленькой избушке старика. Внутри нее все стены были завешаны пучками трав, наполнявшими комнатку терпким ароматом. Гард, оглядывая жилище ведуна, встал у входа.
- Ну, помощничек, я тебя сейчас медком угощу. Да ты входи, входи, садись на лавку, - Дед явно был рад компании.
Он быстро разжег очаг, налил в котелок воды из дубовой кадушки и пошел вдоль стен, выщипывая себе на ладонь понемногу из травяных пучков. В темном углу под потолком зашелестело, высунулась мордочка с блестящими бусинами глаз. Гард во все глаза смотрел на зверюшку.
- А, это подружка моя, - ведун усмехнулся. - Пойди познакомься.
По стене, распушив хвостик, сбежала белочка. Проскакала по полу, принюхалась, подняв лапку, к мальчику, и вспрыгнула ему на плечо. Белочкина шерстка щекотала ухо, Гард поежился и засмеялся, неловкость прошла:
- Дедуня, а для чего тебе столько ягод, белочку кормить?
- Да нет, - старик вздохнул. - Год нынче засушливый, голодный, к весне у людей зубы качаться начнут, вот и пригодится наша добыча. Заварю рябинки, крапивы, коры дубовой добавлю - вот и будет облегчение.
- А маменька нивник собирала, головы нам мыть, - в горле у Гарда запершило. Белочка обеспокоенно зацокала. Травник покосился на мальчика:
- Нивник - это хорошо. Да вот и отвар наш готов, сейчас полакомимся.
На столе появились глиняные плошечки с медом, моченой брусникой, туесочки с орехами, сушеными ягодами. Отвар был хорош, густой с запахом жаркого летнего дня. Гарда разморило. Вдыхая теплый дух напитка, перемешанный с запахом сушеных трав, он все спрашивал и спрашивал, указывая рукой то на один пучок, то на другой: "А это для чего? А это?" Очнулся он, когда в подслеповатое окошко ударил золотой луч заходящего солнца.
- Ух ты, мне бежать пора. Можно, дедунь, я к тебе еще приду?
Травник кивнул и долго стоял в дверях, глядя вслед мальчику. Гард мчался по лесу, на душе было легко, тягота отпустила. Он уже точно знал чего хочет, и что будет делать.

Жрец-наставник сердито хмурил брови, глядя на раскрасневшегося от быстрого бега мальчика. Его уже отругали за пропущенные занятия и легкомыслие. В комнату вошел Верховный:
- Где он был?
- У ведуна мед ел.
Верховный перевел взгляд на мальчика. Тот поднял голову и, глядя жрецу в глаза, с твердостью сказал:
- Я лекарем хочу быть. Лекарем.
И уже тихо, охрипшим голосом, потому что смелость у него кончилась, добавил:
- Чтобы люди не умирали.


Гарду исполнился двадцать один год, когда до Храма дошли слухи, что на побережье большой портовый город наполовину вымер, пораженный страшной болезнью, оставляющей на теле красно-черные пятна. Зараза расползалась по княжествам. В деревнях шарахались от путников, а бывало, что и гнали дрекольем. Гард, уже заслуживший славу хорошего лекаря, места себе не находил. По ночам ему снились печальные лица матери и маленьких сестренок. Он пропадал в библиотеке, выискивая в книгах хотя бы намек на способ лечения злой хвори, но ничего не находил. Перебирал различные зелья, сушеные травы и корешки, имевшиеся в храмовых хранилищах, даже такие редкие, как Мандрагора и Корень Жизни, в форме человеческой фигурки, привезенные из далеких стран. Но все тщетно. Травы снимут лихорадку, прибавят сил, укрепят, залечат язвы, но до всего этого не доходило. Черная болезнь расправлялась с жертвами быстро, не оставляя времени ни врачу, ни больному. Измученный Гард бродил по лесу, жадно хватая каждую незнакомую еще травинку и нес ее к лесному ведуну. Тот разъяснял молодому лекарю свойства растения или вовсе отрицательно качал головой.
Однажды Гард, уставший от бесплодных поисков, сидел в избушке старика потягивая душистый травяной отвар. Он в задумчивости потирал пальцами подбородок, тихо повторяя время от времени: "Должно же быть средство?" Старик поднял ярко голубые глаза под кустистыми седыми бровями и прищурился на пробивающийся через дверь солнечный лучик:
- Тогда тебе нужно искать Источник.
- Какой Источник? - встрепенулся Гард.
- Я только один раз о нем и слышал. От своего Учителя. Будто бы где-то есть Волшебный Источник. Испей из него, задай любой вопрос, но только один, и получишь ответ. А может и басни все. Не знаю...
Вернувшись в Храм, Гард разыскал Хранителя Библиотеки:
- Слышал ли ты что-нибудь о Волшебном Источнике?
Тот пожевал губами и кивнул:
- Сведений о нем мало и точно ничего не известно. Иногда его еще называют Колодцем Силы или Источником Силы. Он расположен где-то в Высоких горах за страной Шу, что означает Долголетие. Это оттуда к нам попадает Корень Жизни.
Гард перечитал все, что нашел о Высоких горах, стране Шу и дороге туда. Решимость его крепла. Придя в покои к Верховному жрецу Гард волнуясь и сбиваясь рассказал ему о своих попытках найти лекарство против Черной болезни и просил отпустить на поиски Источника. Старый жрец нахмурился, встал с креслица и заходил по комнате.
- Я слышал об Источнике, знаю и о твоем интересе к нему. Мне жаль отпускать тебя. В чем сила Источника - не известно, в чем его опасность - тоже. Дорога туда длинна и трудна. Дойдешь ли ты?
Старик вздохнул:
- Ты - хороший лекарь и хороший мальчик. Я знаю твою боль, но и страшусь отпустить. Когда тебя привели к нам, я смотрел знаки на твоей ладони. Тебе предназначена дорога. Но время еще не пришло. Тебе надо окрепнуть. С завтрашнего дня тебя начнут готовить. А когда час пробьет - мы спросим решения Богов.

Верховный жрец в простом белом одеянии стоял у маленького окошка, забранного цветными стеклами. Разноцветные блики скользили по полу. Дверь отворилась. В комнату вошли младший жрец и еще трое в одинаковых серых балахонах с глубоко надвинутыми капюшонами. Тройка в балахонах остановилась в ожидании, младший жрец поклонился и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Верховный поприветствовал пришедших, и пригласил их сесть. Серые отвесили поклоны и сдвинули капюшоны, что являло знак величайшего уважения. Подождав, пока гости рассядутся, жрец сам опустился в кресло. Он молчал, выжидая, когда те заговорят первыми.
К серым братьям, или Ордену Тени, относились настороженно. Если на правду клялись Белобогом, в любви клялись Аной - богиней любви, то о человеке ненадежном говорили, что он - как Серый брат. Поклонялись они каким-то Древним силам, и хотя достоверно о них никто ничего не знал, слухов ходило множество. Точно Серые любили только власть и охотно служили советниками князьям, но никто из этих князей не рискнул бы повернуться к такому советнику спиной. Серых братьев не любили, но нападать на них не решались - они владели многими тайнами, ради своих целей могли пойти на предательство и не гнушались убийством.
Пришедшие переглянулись, оценив тактику хозяина:
- Нам известно, что твой человек пойдет к Источнику Силы.
Начало Верховного не удивило. Невидимые и неслышимые Серые были идеальными шпионами.
- Мы хотим дать ему попутчика, - вот это уже было удивительно, но жрец молчал выжидая. Серые помедлили, переглянулись и старший из них продолжил:
- Много раз наши люди уходили к Источнику, но ни один из них не вернулся. Если бы кто-то из них решил нас предать - мы бы знали. Но мы не знаем. Недавно к нам попал один древний пергамент с упоминанием об этом Колодце. Он хорошо себя охраняет. Одному не пройти. Мы спросили Древних и нам показали твоего человека - он лекарь.
Главное было сказано.
- Где пергамент?
Серый брат сунул руку в широкий рукав и жестом фокусника достал маленькую коробочку из тисненой кожи, открыл и с поклоном подал Верховному. Свиток, вернее его обрывок, был маленький и очень старый. Древние знаки поблекли, но текст разобрать было можно.
"…вода в Колодце Силы течет вверх. Ищущий Силу пройдет между Светом и Тьмой, Добром и Злом, Мужчиной и Женщиной. Станет никем и получит искомое…"
Верховный жрец задумался, очень хотелось встать и походить по комнате.
- Ну что ж. Хорошо. Кто из ваших людей пойдет к Источнику?
Младший из Серых братьев поднялся.
- Зови его Шед.
Жрец рассматривал стоящего. Густая копна светлых волос, серые глаза, а может и не серые - не разобрать. По лицу возраста не угадаешь. Да и само лицо неприметное, глаз не цепляет, на память не просится. По фигуре тоже ничего не определить, так он закутан в свой балахон. Одна примета – седины в волосах нет. Человек без лица и возраста. Никто. Тень серая. Понятно, чего они хотят. Старец помолчал еще немного:
- Они выйдут через день. Довольны ли вы комнатой?
- Наша комната прекрасна.
Серые встали, поклонились и вышли за дверь. Жрец усмехнулся: "Шкатулку-то не забыли". Подошел к окну. День угасал, цветные зайчики на полу поблекли.

Утром Гарда, уже оправившегося от лесного сидения, провели к Верховному жрецу.
- Мальчик мой, - он всегда будет для старика только мальчиком. - Ты знаешь о приходе Серых Братьев. Они хотят, чтобы с тобой пошел их человек. Я дал согласие. Отказывать было бессмысленно - они знают кто ты и куда идешь. Хотим мы или нет - за тобой бы последовали. Пусть лучше этот Серый будет у тебя на виду. - Жрец помолчал. - Простого служку они не пошлют, значит, этот человек владеет многим. Используй эту возможность, но будь на страже, об уловках Серых ходят легенды и у них свое представление о добре и зле. Еще мне вчера удалось прочесть древний пергамент, вернее обрывок, но на подделку не похоже. Вот послушай.
Верховный точно пересказал содержание пергамента.
- Я не знаю, что это значит. Все связанное с Источником очень неясно и запутанно. Но Боги дали тебе согласие, и я не могу противиться. Теперь пойдем, посмотришь на своего попутчика.

Собрались в небольшой приемной. Молодые люди настороженно присматривались друг к другу. Верховный развернул на столе карту.
- Посмотрите. Вот наше княжество. Оно граничит с морем и морской путь кажется более близким, - его палец прочертил по карте предполагаемый маршрут. – Но, я думаю, разумнее избрать другой, более дальний, в обход по суше.
Серые капюшоны сдвинулись над столом.
- Вот здесь, где острый мыс Ракуя рассыпается на множество мелких островков, завелись морские пираты. Эти разбойники не пропускают ни одного корабля. Торговля в тех местах совсем замерла, никто не решается пускаться в путешествие.
Серые Братья согласно кивнули.
Гард рассматривал карту, они с Верховным жрецом уже обсудили возможный путь, но теперь предположения превращались в реальность. Море, нарисованное синей краской и разукрашенное барашками волн, полумесяцем вклинилось в берег, оставив от сопротивлявшейся суши множество мелких островков-осколков. Стойко противостоял нашествию вод только скалистый мыс Ракуя на землях соседнего Галанда, облюбованный теперь пиратами. За Галандом лежал Моан, по форме напоминающий каплю, он касался моря своей узкой частью, имея только один морской порт. За Моаном, раскрашенный коричневой, зеленой и желтой красками располагался Хиннай. Он выходил к морю широкой желтой полосой - пустыней Каламити. Там тоже был только один город-порт. Гард читал о нем, небольшом оазисе в огромной пустыне. Бухта города была окружена скалами, выходящими из моря, но купцы, влекомые перспективой богатой торговли, отважно бросались на их острые зубы, моля своих Богов об удаче. От морского порта, к срединным плодородным равнинам Хинная, вели несколько караванных троп, но каждый третий караван погибал в смертоносных песках. С другой стороны зеленых равнин вставали Хинские горы. Особых сведений о них не было, но это не расстроило Гарда - его путь лежал в стороне от них, не задевая даже предгорья. За Хиннаем обширным пятном цвета жухлой травы раскинулась Дикая степь. За нею лежала богатая чудесами стана Шу. Какая модница не мечтала о платье из шелка Шу, стоившего баснословных денег, а князья хвастались друг перед другом драгоценным тончайшим фарфором, привезенным оттуда. На востоке страны Шу вставали грозными пиками Высокие горы. Где-то там, спрятанный в вечных снегах, лежал Волшебный Источник. А до него долгая-долгая дорога.
- Наш человек подготовлен, - Гард ощутил на себе острый взгляд своего будущего спутника. - Ваш, я думаю, тоже. Но если на суше у них будет шанс избежать сражения, или обойти опасное место, то морской путь в страну Шу, хочешь не хочешь, лежит мимо пиратских островов. Разумно ли подвергать явной опасности наших людей? Их и так ждет немало трудностей.
- Какой путь вы предлагаете?
- Вот здесь, - рука Верховного жреца задвигалась по карте, - через наши земли, пройдут соседнее княжество, затем минуют Моан, и войдут на земли Хинная, пройдут его краем и через Дикую Степь попадут в страну Шу. Пересекут ее и окажутся в Высоких горах. Ну а дальше все будет зависеть от них.
Серые Братья склонили головы в молчаливом согласии.

Остаток дня прошел в сборах. Гард собирал лекарственную сумку мучаясь от того, что не может взять с собой все свои снадобья и инструменты. Внимательно был осмотрен меч, ножны, перевязь и широкий охотничий нож. Крепкие сапоги пропитаны особым составом, в заплечном мешке чистая смена белья и гребешок. Теплый, но легкий плащ – и одежда и одеяло – довершал небольшое имущество лекаря.

Путники вышли на рассвете. Коней не брали, в лесу они обуза. У ворот собрались жрецы, в стороне толпились все остальные, Серые Братья держались обособленно. Верховный благословил путников и Гард, чтобы не затягивать расставания, поклонившись, быстро повернулся и вышел за ворота. Шед последовал за ним.


Гард шел привычным скорым охотничьим шагом. "Надо же не отстает", - покосился он на шедшего рядом Серого Брата. Под надвинутым капюшоном лица видно не было, но в походке его усталости не чувствовалось. Не видно было у него и оружия. "Не под балахоном же он его прячет?" - удивился Гард. - "Пока достаешь - десять раз убить успеют".
Солнце уже перевалило за полдень. Сделав небольшую передышку, они прошагали еще полдня и к вечеру углубились в лес. На ночлег стали устраиваться, когда солнце уже клонилось к закату. Облюбовали небольшую полянку, развели костер, перекусили взятыми с собой припасами и, закутавшись кто во что, улеглись. Гард засыпал, мелькали в мозгу обрывки мыслей, наплывали неясные образы и сквозь эту дремоту возникло чувство, будто кто-то к нему прикасается мягкими невидимыми руками. Но за этой кошачьей мягкостью прятались острые когти. Дремота мгновенно слетела. Ему пытались поставить мысленный контроль. Не шелохнувшись, притворяясь спящим, он сплел пальцы в охраняющем жесте и набросил на себя кокон защиты. Теперь можно было поискать откуда эти шаловливые ручки приползли. Начало у них отыскалось под серым балахоном. Гард сосредоточился и мысленно ударил по нахальным лапам. Те судорожно дернулись и свернулись в бесформенный пульсирующий ком. Однако Серый брат быстро оправился - ком развернулся и накрыл Гарда душным серым мешком. Защитный кокон сжался и медленно начал распадаться. Лекарь напрягался, пытаясь сбросить чужую волю, но серая пелена затягивалась и душила все больше. Какой-то еще свободной частичкой своего сознания он призвал Белобога, словно руку протянул, и к нему хлынул поток ослепительного света. Свет растекался, разгоняя серую пелену, комкая клочья чужой воли. Шед болезненно дернулся в своем балахоне. Атака закончилась.
Лежа со вспотевшей от напряжения спиной Гард мысленно ругал себя: "Так тебе и надо, не будешь рот разевать. Однако и правда, кого попало не пошлют. Силен этот попутчик, силен и умел, ухо надо держать востро". Он провел бессонную ночь, но больше нападений не последовало. Впрочем, больше их не было вообще, словно Шед, померившись с Гардом силами, признал в нем равного. И все же теперь, каждый вечер, устраиваясь на ночлег, Гард ставил вокруг себя защиту.