Свои юные годы я провёл в поместье недалеко от Лондона, изредка приезжая в столицу, где проживал мой кузен. Нельзя сказать, что тихое существование доставляло мне много удовольствия, но и отчаяния я не ощущал. Этот край, на самом деле, мог бы послужить источником вдохновения для поэта, но я творческими способностями не обладал, и даже своей невесте, а позже супруге я не посвятил ни единого стихотворения.
С Виллоу я познакомился, будучи совсем юнцом, но уже тогда не мог не оценить её удивительной красоты. Когда она появлялась, разговоры на мгновение смолкали, чтобы глаза могли в очередной раз восхититься ангельской внешностью Виллоу. Она и впрямь походила на потустороннее существо: бледная, с очень светлыми волнистыми волосами, карими глазами, ласково поблёскивающими из-под ободка ресниц. Если бы в нашем обществе были достойные художники, то она, конечно же, могла бы послужить моделью для очередного изображения Богоматери. То, что она была предназначена мне в супруги, делало меня самым счастливым человеком на свете, я считал это настоящим чудом. Меня не смущало даже то, что я не любил её той любовью, какой достойна прекраснейшая из женщин, я, скорее, боготворил её, вознеся её на недостижимый для других пьедестал. Я обожал её мелодичный смех, когда я рассказывал ей какую-нибудь забавную историю, наслаждался блеском её глаз, когда в её ручки попадало что-нибудь очаровательное – цветок ли, украшение или новорожденный щенок. Я считал Виллоу святой, ангелом, спустив-шимся на землю, и поначалу мне казалось святотатством сжимать её в объятиях, но постепенно я свыкся с мыслью, что моя жена – божественное создание, но моей любви это открытие не убавило.
В конце 1590-х годов мы с Виллоу отправились в английскую столицу. Нужно сказать, что я имел приличное состояние, да и приданое Виллоу значительно увеличило его, так что мы вполне могли вести жизнь, соответствующую нашему происхождению и социальному положению.
Виллоу отнеслась к нашему переезду сдержанно: ей больше нравились деревенские пейзажи и загородное спокойствие, но даже её юному сердцу хотелось почувствовать биение столичной жизни, погрузиться в прелестную пучину светских развлечений, а что до меня, то я был ещё меньшим меланхоликом, чем моя супруга, и поэтому уже предвкушал обилие балов, празднеств, походов в театры. Первое время мы должны были жить у моего кузена Дунвейла, пока не приоб-ретём собственный дом – в лучшем районе, разумеется.
Нас встретили очень хорошо – мой кузен с женой были радушными хозяевами. Я наслаждался новой жизнью, и только Виллоу омрачала всеобщее настроение. Она охотно посещала все те места, которые посещал я, где бывали Роджер и Мэри Дунвейл, но каждый раз, когда я сталкивался с ней глазами, я видел только скуку и тщательно скрываемое недовольство. Я неоднократно пытал-ся поговорить с ней и выяснить причину её состояния, но она снова и снова убеждала меня, что всё в порядке, она просто не привыкла к новому ритму нашей жизни. Я заставлял себя верить ей, и со временем мне даже стало казаться, что всё приходит в порядок, а на лицо Виллоу возвраща-ется румянец – неизменный спутник радости.
Через полгода после нашего приезда в доме Дунвейлов произошло событие – счастливое и горе-стное одновременно: Мэри наконец-то родила наследника, но роды были очень тяжёлыми, и док-тора заявили, что она больше не сможет иметь детей. Это весьма огорчило Роджера, но мальчик был крепенький и здоровый, а посему он смирился, и родители направили всю свою заботу на ре-бёнка. Мы к тому времени купили дом – замечательный особняк на Стрэнде – этакий домик из красного кирпича и зелёным парком, от которого до Темзы было рукой подать. Виллоу с энтузиазмом взялась за его благоустройство. Её дни состояли из метаний между домом Дунвейлов, где она навещала Мэри, и нашим особняком. Вскоре я мог не без удовольствия лицезреть готовую работу, которая до боли напоминала наши загородные владения.
Но, очевидно, слишком много сил, чересчур много энергии вложила Виллоу в наш дом, отчего её самочувствие ухудшилось. Однажды вечером, когда мы собирались навестить знакомых, устраивавших небольшую вечеринку, она упала в обморок. Она быстро пришла в себя, но выглядела бледной и подавленной, и речи не могло быть о празднике.
- Я видела что-то странное, - поделилась она со мной ночью, когда я уже почти уснул.
- Что же? - пробормотал я.
- Если б я знала, - вздохнула Виллоу. - Но это было страшно. Как будто я видела дьявола.
- Ты слишком много работаешь, - успокоил я жену. – Тебе следует отдохнуть. Да и о Мэри ты слишком сильно печёшься.
- Ах да, - внезапно оживилась она. – Мэри мне кое-что рассказывала. Её подруга была на одном собрании… это что-то вроде тайного общества.
- Да?
- Они занимаются оккультизмом, говорят на запрещённые церковью темы… Мэри говорила, что они могут вызывать духов. У них есть медиумы.
По правде говоря, я с долей скептицизма относился к тому, что называли сверхъестественным. Слава Джона Ди казалась мне надуманной и лживой, а большую часть Liber Mysteriorum я считал чушью. Что до других «мастеров» оккультного искусства, то я даже имён их не знал.
- Так вот, - решительно сказала Виллоу. – Я хочу посетить это собрание.
Я позволил себе скептическую усмешку.
- Ради Бога, Виллоу, что на тебя нашло? Все эти магические собрания – не более чем представле-ния.
- Тем более, - довольно резко возразила она. – Ты же так любишь ходить в театр. Так почему же самому не поучаствовать в спектакле?
Это всё полная чушь, подумал я. Но Виллоу так устала за последние месяцы, к тому же это не-винное развлечение, которое никому не причинит вреда. Поэтому я согласился, и уже через ми-нуту моя милая спала сном святой, прижимаясь прохладной щёчкой к моей груди.

Прошло несколько дней, прежде чем мы вновь заговорили об этом Обществе. Было бы, впрочем, неправильно называть эту организацию Обществом, и поскольку никто не знал его полного названия, представлявшего собой длинную фразу на греческом, то именовали его кратко и ёмко – "Братство". Всё это выглядело абсурдом, но я не стал говорить об этом моим дамам. Прежде, чем я высказать свои выводы, мне бы хотелось самому поглядеть в удивительные глаза Эдмунда Клэра – так звали магистра.
Собрание должно было состояться за час до полуночи в доме, находящемся в одной из старейших частей Лондона, построенным, наверно, ещё до Эдуарда I. Мы прибыли туда втроём – я, Виллоу и Мэри (Роджер был слишком занят, а я никогда не отпустил бы Виллоу в одиночестве). Особняк, как и положено, был стар и мрачен. Наверняка, там вовсю гуляют сквозняки, и в нужный момент они изображают таинственный шепот и хлопанье ставен. Но едва мы переступили порог Гехаймниса – так назывался дом, - как я изменил мнение. Дом был очень уютен, и походил, скорее, на место жительства добропорядочного семейства, чем на обитель шарлатанов и сумасшедших. В гостиной, довольно хорошо освещённой, уже сидели люди, некоторые из которых были мне зна-комы, но большую часть я никогда не видел, хотя манера держать себя и одежда говорили о знатном происхождении и хорошем достатке. Пока я приветствовал знакомых от книжного шкафа отделилась фигура, которой я сразу и не заметил. Это был молодой человек, не преодолевший и двух десятилетий, очень привлекательный. Тёмно-каштановые волосы были коротко подстрижены, но несколько локонов по-детски завивались надо лбом, прикрывая уши, на узком, немного вытянутом гладком лице чётко выделялись утолщённый нос и бледные губы, но самой ярой при-метой его облика были голубые глаза – большие, поблёскивающие из-под тёмных бровей. Юноша больше походил на студента, нежели на участника оккультного собрания.
- Позвольте представить, мой кузен Джеффри Финни с супругой Виллоу, - донеслось до меня. – Наш магистр Эдмунд Клэр.
Излишне было говорить, что для магистра какого-то ни было Братства он был слишком молод, но его лицо выражало серьёзность, несвойственную для такого юноши, да и вообще он имел вид че-ловека, погружённого в собственные проблемы.
- Очень рад, - вежливо улыбнулся он. – Мистер Джеффри, миссис Виллоу, миссис Мэри.
Я ожидал, что мы перекинемся ещё парой фраз, но Эдмунд вновь ушёл в себя, отойдя к камину. Судя по спокойной реакции Мэри, это было в порядке вещей. Я перехватил взгляд Виллоу, но увидел в нём только безмятежность и любопытство. Она, наверное, ожидала проявлений сверхъ-естественной силы магистра, неожиданных событий.
Постепенно все участники собрания расселись в глубокие кресла, стоящие вокруг низкого столи-ка. Я взял руку жены, чтобы ободрить её, но она кивнула мне и сосредоточилась на происходящем. От своего камина отошёл, наконец, Эдмунд.
Он опустился на олени прямо на пол, опёрся локтями об стол, прижимая стиснутые кулаки ко лбу. Его лицо было опущено, но я сидел достаточно близко, чтобы видеть, что оно напряжено. Итак, он решил выступить в роли медиума. Какого святого он хочет нам представить интересно? Чей перевёрнутый образ отразится в этих чистых голубых глазах? Эдмунд наклонил лицо, так что и я уже ничего не видел.
- Мэри Дунвейл, что ты хочешь узнать? – внезапно спросил он. Голос его утратил прежние вежливые нотки, казалось, что вместо него говорит кто-то уставший, кого страшно утомляет всё происходящее.
Теперь я понял, почему Мэри так настаивала на нашем с Виллоу присутствии. Она боялась, но в то же время пыталась найти в нас свидетелей совершенно другому чувству – торжеству. Как же, смотрите. Я общаюсь с Высшими силами, задаю им вопросы, аони отвечают мне.
- Скажи мне о будущем моего сына, - отрывисто приказала моя кузина. Её глаза заискрились ожиданием. Я невольно усмехнулся: такое ощущение, будто она ждёт, что Эдмунд, успешно изображавший медиума, скажет ей, что малыш Джонатан адмиралом английского флота или главным доверенным лицом нашего монарха. Но Джонатан был единственным чадом семейства Дунвейл, поэтому я с лёгкостью простил Мэри излишнюю амбициозность.
- Ничего из того, чём ты так мечтаешь, - чётко ответил Эдмунд. – Ты очень скоро потеряешь его.
- Что за бред, - на щеках вопросительницы вспыхнули алые пятна. – Как вы смеете? Это не дело – говорить такое матери…
Её возмущённая речь оборвалась, когда Клэр встал. Кресло, отодвинутое в сторону, едва не упа-ло, но удержалось на месте. Наш юный медиум прошёлся по комнате неестественно широкими шагами, которые не ассоциировались с его хрупкой внешностью. Он был замечательным актё-ром, этот Эдмунд Клэр.
- Что же ты хочешь услышать от меня, драгоценная Мэри? – столь же неприятным тоном прого-ворил он. – я знаю твои мечты, вижу твои греховные мысли. Ты хочешь, чтобы он стал марша-лом, а твоя королева – ты наивно полагаешь, что она доживёт до того момента, когда сын твой достигнет заоблачных высот – будет улыбаться ему и говорить, что более доблестного и верно-го подданного английская корона ещё никогда не имела.
Мэри побледнела и готова была лишиться чувств. Я хотел встать и дать ответ его дерзости, но Эдмунд продолжил:
- Смерть ребёнка я вижу в ближайшем будущем. Так что, - язвительно добавил он. - Вместо того, чтобы глядеть на меня во все глаза, ты бы приглядела за сыном и насладилась последними мо-ментами его жизни.
Нужно ли описывать реакцию моей кузины на эти слова? Похоже, многие участники этого дей-ства негодовали, но, увы, на лицах большинства я видел только любопытство.
- Пойдём, Мэри, - я, наконец, выполнил свой долг. – Виллоу…
Моя жена поспешно поднялась и последовала за нами, бросив напоследок взгляд на Эдмунда, ко-торый стоял, облокотившись на камин. Надеюсь, она смотрела с негодованием и возмущением. Когда мы выходили из комнаты я услышал, как кто-то из гостей задал новый вопрос. Что за лю-ди!
Окончательно Мэри расплакалась в карете. Она так и обвисла на плечах Виллоу, мелко содрога-ясь.
- Не нужно, Мэри, дорогая, - пытались мы её утешить.
- Это всё выдумки, - твёрдо заявила Виллоу, сжимая пальцы на предплечьях кузины так, что тон-кие костяшки побелели.
- Нет, не выдумки, - подняла заплаканное лицо Мэри. Это всё правда, что он говорил – и про маршала, и про королеву…
- Он играл на твоих материнских чувствах, -добавил я. – Какая мать не захочет для своего сына блестящей карьеры?
- Вы не понимаете, - покачала головой Мэри. – я видела этот сон несколько дней назад – всё точь-в-точь, как описал Эдмунд. Я тогда проснулась и подумала: как было бы замечательно, ес-ли бы сон исполнился! Я поэтому никому его и не рассказывала…
Больше ничего связного Мэри не сообщила. Мы отвезли её домой, уложили спать, а сами поеха-ли к себе.
Вечер был безнадёжно испорчен: я пришёл почти что в бешенство – как смел этот юнец делать такие «предсказания» женщине, недавно родившей долгожданного ребёнка, - Виллоу сидела в молчании, сжав губы. Сказать по правде, я ожидал от неё большего проявления огорчения. Она казалась мне целиком погружённой в свои мысли.
Следующий месяц мы прожили как будто спокойно: съездили в наше загородное имение, насла-дились сельскими видами, но где-то к концу четвёртой недели нашего безоблачного существова-ния мы получили письмо из дома Дунвейлов, суть которого сводилась к одному: «Приезжайте!» Причины столь срочного приглашения не объяснялись, но я чувствовал: что-то произошло.

Когда мы преступили порог лондонского особняка моего кузена, сразу бросилась в глаза кутерь-ма и всеобщая растерянность. Вскоре стали известны подробности: Джонатан заболел неизвест-ной лихорадкой. Ему было только 6 месяцев отроду, и не было никаких надежд на успешный ис-ход. Всё вину возложили на няньку малыша, которая, по слухам, не раз не пропадала в злачных районах города и могла подцепить и предать заразу, хотя она как могла открещивалась.
Через несколько часов после нашего приезда Джонатан, единственное дитя Роджера и Мэри, умерло. Не стану описывать события последующих дней. Я искренне сочувствовал беде Дунвей-лов, но реакция Виллоу меня поразила: я знал, что она любит Джонатана, как мать, что она очень дружна с Мэри, и поэтому мне была непонятна её озлобленность, которая никогда не была свой-ственна её характеру. Через пару недель после похорон она, наконец, потеряла контроль над со-бой. мы укладывались спать: я сидел в кресле и листал книгу, а моя жена расчёсывала волосы. Внезапно гребень выпал из её руки – точнее, она швырнула его на пол.
- Она сама виновата, - яростно проговорила она.
- О чём ты? – изумился я.
- О Мэри. Конечно. Ей незачем было вступать в это братство, иметь дела с этими ужасными людьми. Своим любопытством она навлекла беду на всех – себя, Джонатана, Роджера, кто зна-ет, может, и нас.
- Неужели ты думаешь, что смерть ребёнка связана с предсказанием этого шута Клэра? это всего лишь совпадение – глупое, трагичное, но совпадение.
- А я так не думаю, - нервно заходила по спальне Виллоу. – Эдмунд Клэр не шарлатан, как ты думаешь, Мэри тоже не очень-то верила и относилась ко всему легкомысленно, как к развлече-нию. Но в нём и вправду что-то есть. Когда мы были там, когда он начал вызывать духа, я по-чувствовала его силу. Да, именно так.
- Виллоу, ты устала и расстроена…
- Дай мне сказать. В нём была сила, и ей совсем не нравилось, когда с ней играли, как это делала Мэри. И вот тебе результат – смерть ребёнка.
- Значит, - я попытался подвести черту под её гневной речью. – Ты утверждаешь, что Мэри на спиритическом сеансе разгневала духа – а то и самого Эдмунда Клэра – и тот в качестве нака-зания убил её сына, предсказав это заранее?
- Я не утверждаю, что всё именно так. Но Клэр… наделён какими-то способностями.
- Ну, хорошо, пусть так. Но мы ничего не сможем сделать…
- Я хочу увидеть мистера Клэра, - сказала Виллоу. – мне необходимо поговорить с ним и задать один вопрос.
- Какой же?
- Не могу тебе ответить.
- Я не позволю тебе, Виллоу, - твёрдо заявил я. – К тому же как ты можешь желать с ним встре-чи, если думаешь, что он каким-то образом причастен к смерти Джонатана?
- Ты не можешь мне запретить, - настаивала Виллоу.
Меньше всего я бы хотел, чтобы наши отношения строились на системе разрешений и запретов, поэтому я попытался сыграть на мистически настроенных струнках её характера:
- Как ты можешь желать встречи с ним, если полагаешь, что он может призвать смерть?
Виллоу посмотрела на меня с таким презрением, что внутренности мои сжало ледяными тисками.
- Я не собираюсь спрашивать его о будущем, только о прошлом.
- А если он не сочтёт вопрос… мудрым? – нет, я не мог оставить всё, как есть!
- Как ты заговорил, однако, - недобро улыбнулась она.
Что происходит? Я не верил глазам и ушам. За несколько минут она заставила меня помучиться два раза: моё сердце остановило свой ход на секунду, а лицо покрылось неприятной влагой. Над её головой по-прежнему сиял бледный нимб из взбудораженных гребнем волос, сама она напо-минала юную мадонну с фресок, но изменилась её манера держать себя – появились нервозность и сварливость, или это мне только кажется?
- Ложись спать, - сказал я. – Мы подумаем об этом завтра.
- Я для тебя хуже, чем твои гончие, - с горечью ответила она. –Если они не повинуются тебе, ты наказываешь их, а после ласкаешь. А я для тебя, как слепой щенок – как можно наказать нера-зумное создание?
Я поразился этому сравнению и хотел продолжить разговор, но Виллоу как ни в чём не бывало пожелала мне спокойной ночи и свернулась калачиком на нашем супружеском ложе. Я промол-чал, а позже корил себя за это малодушие: кто знает, объяснись мы в этот вечер, то, возможно, избегли бы многих проблем в будущем.

На следующее утро рядом со мной проснулась прежняя Виллоу. Она была печальна, а за обедом я заметил, что она украдкой смахнула слезу. Я почти что вздохнул с облегчением, но вечером она напомнила мне о Клэре, которого я в душе давно уже проклял.
- Я должна поговорить с ним, - со знакомой мне мягкостью уговаривала Виллоу.
Ах, как опасно женская ласка: выглядя так естественно, она зачастую оборачивается к нам самой гнусной жестокостью. Каждая женщина под нежной улыбкой – Далила или Юдифь. Я не преми-нул высказать эту мысль вслух. Виллоу как-то сжалась, а её красивые глаза наполнились непри-творной обидой.
- Я не понимаю, Джеффри. Ты создал из меня образ святой, и я делаю всё, чтобы на самом деле стать такой, как ты хочешь., ведь я люблю тебя. Что ж, ты ведёшь себя, как классический муж, не утруждающий себя излишним доверием к жене, поэтому я прошу тебя сопровождать меня в Гехаймнис и присутствовать при беседе.
Я не слишком жаждал увидеть этого шарлатана, но понял, что перебороть настойчивость Виллоу – дело безнадёжное. К тому же, кроме неприязни, основанной на общем недоверии ко всем «ма-гам» сразу, я не испытывал ничего – не страх же в конце концов перед юным Клэром.
Следующим же вечером мы отправились в знакомый район.
По правде говоря, я надеялся, что в Гехаймнисе будет полным полно народу, и Виллоу, увидев это неприглядное сборище, тут же захочет уйти.
Мы ехали в закрытом экипаже, ноя чувствовал, как давит на меня город, точнее, старейшие его квартала. Как мушку, попавшую в паутину, меня окутывали старинные улицы, где каждый ка-мень смеялся над нами, гостями, и не проезжай мы так быстро, то наверняка услышали бы этот смех, разбавленный шипением ветра. Что привело сюда молодого и такого респектабельного, на первый взгляд, Эдмунда Клэра? Был ли дом наследием его предков или он приобрёл его, чтобы порадовать увлечение юности? Я смотрел в окошко и видел мальчишек, свободных от работы, играющих на самой дороге, но их детство я не воспринимал вразрез с этим местом. Но Клэр… Мне трудно объяснить, что именно тревожило меня, но он со своим обличием агнца смотрелся здесь, как, простите, фривольная вставка на церковной фреске.
За этими размышлениями я не заметил, как мы подъехали к Гехаймнису. Виллоу выпорхнула из кареты, как птичка, и терпеливо ждала, когда я приду в себя.
Надежды мои рассыпались прахом, как только мы переступили порог особняка. Гостей здесь яв-но не было и не ожидалось. Горбатый дворецкий - а в первый визит я не заметил никаких слуг – отвёл нас в уже знакомую комнату, где была так жестоко «наказана» Мэри. Это место было та-ким уютным, что во мне тут же проснулось желание подвинуть к камину одно из кресел и вытя-нуть ноги к огню, невзирая на то, что так можно спалить подошвы дорогих туфель. Судя по все-му, именно такое желание посещало и хозяина дома, но он с ним бороться не стал.
Мы несколько секунд могли лицезреть профиль мистера Клэра, а потом он повернулся к нам ли-цом. Я вновь поразился диссонансу между его внешностью и окружающей обстановкой.
- Неожиданный, но приятный визит.
Он встал, вежливо поклонился и выжидающе посмотрел на Виллоу, как будто сразу понял, что инициатором прихода была именно она.
- Вы, наверное, уже знаете, что произошло, - сказала она.
Черты лица Клэра тут же исказились неподдельной печалью.
- О да, это огромное горе, - прошептал он. – Тем более, мне известно, у леди Мэри проблемы со здоровьем.
- Всё именно так, как вы предсказывали.
Эдмунд казался озадаченным.
- Предсказывал? Прошу прощения, но я ничего не предсказывал. Вам было известно…
- Да-да, - нетерпеливо кивнула Виллоу. – Но мы не за тем сюда пришли, чтобы обвинять вас, господин Клэр. Мне необходимо поговорить с вами об ином деле.
Она бросила на меня короткий взгляд, в котором я уловил мольбу. И, хотя я был недоволен, я от-ступил на несколько шагов назад. Теперь я находился в отдалении от них, но мог слышать всё, о чём они говорят.
- Я слушаю вас, миссис Виллоу, - кивнул Эдмунд.
- Если вы такой великий маг, зачем мне говорить? Вы и так всё знаете.
- Вы имеете в виду, что я мог бы прочесть ваши мысли? – он выглядел смущённым. – Нет… я не мог бы этого сделать. Но на вашем прекрасном лице я вижу печать неуверенности и сомнения. Ничто не убивает быстрее и болезненнее, чем сомнения – в любом их виде. Но я не могу по-мочь вам, если вы не попросите.
Я видел, как Виллоу склонила головку вниз и протянула руки Клэру. Он заколебался, но сжал хрупкие ладони.
- Вы хотите знать, что происходит с вами, отчего все любят вас, а вы себя ненавидите, - задумчи-во проговорил он. – Вам кажется это незаслуженным? Но я вполне понимаю их, прекрасная ма-донна. Будь я поэтом, воспел бы вас в бесчисленных стихах. Я не должен – ваш супруг навер-няка не раз говорил вам о вашей удивительной красоте.
- Ну, пожалуйста, - слабо проговорила она.
Клэр не ответил ей. Теперь они походили на две статуи, и в то же время я чувствовал, что между ними происходит разговор, бессловесный, тот, что ведут кончиками пальцев. Мне было неприят-но смотреть на эту пару, вместе они производили странное впечатление – два херувимчика, гото-вящихся к какой-то проделке. Они выглядели так естественно, словно так и должно быть. Не в силах смотреть я отвернулся и принялся разглядывать стены гостиной. Ни одного портрета, ни одной картины вообще. Это наблюдение подтолкнуло меня к выводу, что дом не является родо-вым владением Клэров. Периодически бросая взгляды на застывшую парочку, я подошёл к крес-лу, в котором до этого сидел Эдмунд. На коричневом бархате лежала объёмная книга с золотым тиснением и элегантным замком. Я поднял её, пролистнул несколько страниц, но она оказалась для меня совершенно бесполезной – вся информация была изложена арабской вязью. Итак, гос-подин Клэр был ко всему прочему ещё и полиглотом. От созерцания книги меня оторвал тихий вскрик Виллоу. Я немедленно подбежал к ней, подхватил под локти, но она мягко оттолкнула меня.
- Что всё это значит? – зло спросил я.
- Магия, - слегка улыбнулся Эдмунд. – Волшебство.
Это «признание» окончательно взбесило меня.
- Виллоу, отправляйся в карету, мне необходимо поговорить с мистером Клэром, - процедил я. Я действительно был в ярости.
- Нет, - с детским упорством отказалась она. – Я разрешила тебе присутствовать при моей беседе, и ты не в праве выгонять меня.
- В самом деле, - кивнул Эдмунд. – Если хотите ругать меня, ругайте. Я не боюсь получить оскорбление в присутствии дамы, тем более госпожи Виллоу, тем более от вас.
Это было явное оскорбление, и я еле сдержался, чтобы не ударить его.
- Магия, стало быть? Вы шарлатан, мистер Клэр. Вы чуть не свели с ума мою кузину, заморочи-ли голову моей жене, а теперь…
- Мне странно видеть человека, подобного вам, в этой стране, в этой обстановке, человека, на-столько закрытого для мира, что только диву даёшься, как вы до сих пор живы. Вы, конечно, считаете всю мою деятельность одним дешёвым фокусом, но ваш прагматизм не делает вам чести, даже ваша супруга неприятно поражена этим. Вы отказываетесь принять очевидное, и возмущаетесь, когда кто-то открыт всем сторонам жизни и получает от этого пользу.
- Виллоу здесь абсолютно не при чём, - рявкнул я.
- Послушайте, - терпеливо продолжил он. – Вы в праве не любить меня, мне этого абсолютно безразлично, пока меня не коснулось, но посмотрите на госпожу Виллоу, до чего довело её ва-ше упрямство, вас, ваших друзей, что до миссис Дунвейл, то её пример печален, но показате-лен. Негоже смеяться над тем, что не дано понять.
- Боже мой, Клэр, - я покачал головой. – Да за такие слова вас сожгут на костре инквизиции. Вы абсолютный безумец.
- Безумец или нет… - помолчал он и добавил. - Через неделю я еду в своё имение и прошу присоединиться ко мне. Это удивительное место, скажу без хвастовства.
Я был поражён. Секунду назад мы были почти кровными врагами, а сейчас он предлагает нам дружеский визит.
- Благодарю вас, но…
- Мы согласны, - ответила за меня Виллоу. Я сердито посмотрел на неё, но не стал возражать. Меньше всего мне хотелось устраивать семейную сцену при Клэре.
Эдмунд, казалось, был поражён не меньше моего. Он с беспокойством посмотрел на неё, но, как и я, увидел только спокойную решительность.
- Нам необходимо подумать, - нашёлся я. – Мы пришлём вам ответ с посыльным.
- Вот и замечательно, - улыбнулся он. – А теперь, если позволите, я вернусь к своим занятиям.
- Арабской книге, - полувопросительно сказал я. – Мэтры науки?
- Мэтры волшебства, - не переставая улыбаться, ответил Эдмунд.

Я был раздражён, когда мы вышли из Гехаймниса, но к моменту возвращения домой я был в сата-нинской ярости. Я чувствовал себя последним идиотом, а потешались надо мной моя жена и ка-кой-то юнец! Я поглядывал на безупречный профиль Виллоу, такой спокойной, такой… умиротворённой, и почти ненавидел её. Мне хотелось схватить её за плечи и трясти, трясти до тех пор, пока она не зарыдает. Я не выносил вида женских слёз, но, по крайней мере, они смотрелись бы естественнее, чем потворство нелепым детским желаниям.
- Ты вела себя столь неподобающим образом, что любой другой на моём месте давно побил бы тебя, - начал я, как только за нами захлопнулись двери спальни.
- Да, а ты такой святой, что сдерживаешь этот естественный порыв, - отрезала Виллоу. – Что ж, можешь избить меня до полусмерти, я слова не скажу, только прекрати обращаться со мной, как с образчиком чистоты и невинности.
- Прекрати, - с угрозой проговорил я.
- Ты смотришь на меня, как на святой лик. Я должна жить в соответствии с твоими взглядами, ты полностью лишил меня свободы.
- О чём ты? – возмутился я.
- Ты хочешь, чтобы я не только поступала, как ты хочешь, но и думала. Я с радостью подчиня-юсь, потому как мне нравится приносить тебе радость, но я не могу постоянно соответствовать твоему идеалу. Ты хочешь, чтобы я смеялась и плакала, когда ты считаешь, что это отвечает ситуации, но тебе, в сущности, наплевать на меня. Ты говоришь всем и вся, что я святая, хотя я самая обычная женщина, которой не повезло родиться блондинкой с ангельским взором.
- А при чём тут Эдмунд Клэр? – сухо спросил я. – Он принимает тебя за простую женщину, когда вы стоите, держась за руки, не произнося ни слова?
- Во всяком случае, он не смотрит на меня, как на икону. Да и мистер Клэр здесь ни при чем.
- Послушай, Виллоу, меня это всё начинает утомлять. Ты слишком много проводишь в заботах о других, ты устала, и поэтому тебе в голову лезут нелепые мысли, - я решительно не хотел терять мою прежнюю Виллоу. – Мы завтра же уедем на несколько недель в наше поместье. Я лично напишу Дунвейлам, что ты заболела, и тебе нужен отдых.
В глазах моей жены засветилось отчаяние. Это было жутко – наблюдать, как её глаза наполняют-ся слезами, которые смывают ужас и смятение.
- Мы, конечно, этого не сделаем, - изменившимся голосом возразила она. – Мы обещали мистеру Клэру поехать в его поместье.
- Чёрт с ним…
- Чёрт, наверное, и впрямь с ним, - слегка улыбнулась Виллоу. – Если учесть, сколько людей при-зывают его на голову Эдмунда. Но мы туда поедем. Так что не спорь.
Она так быстро успокоилась, что я в очередной раз поразился её характеру. А что, вдруг пришла в голову тёмная мысль, если Виллоу повредилась рассудком? Она такая нежная, хрупкая, а мир во-круг неё так жесток и опасен…
- Хорошо, Виллоу, - я подошёл к ней и обнял. – Ложись спать.
- Ты должен пообещать мне, что мы поедем, - настойчиво повторила она. – Это будет единственно правильным решением для нас.
- О чём ты?
- Ни о чём, Джеффри, - она отстранилась и улыбнулась мне. Я почувствовал, как облегчение ох-ватывает меня.

Не то чтобы я не думал о словах Виллоу – я думал. Они казались мне несуразными, неверными, вылетевшими сгоряча. Меня начинали утомлять её заключения, основанных на каких-то ложных утверждениях. Я всегда считал, что мы идеально подходим друг другу, и уж, конечно, я никогда ей ничего не навязывал. Её упорство раздражало меня, и я склонялся к мысли, что нужно напле-вать на всё и вернуться в имение. В конце концов, разве станет она возражать, когда я поставлю её перед свершившимся фактом? С эти решением я велел служанке Виллоу собрать вещи госпожи, а сам со спокойной совестью отправился на прогулку. Однако возвращение моё не было без-облачным, а меня не встретили одобрительные возгласы.
- Я не желаю! – кричала Виллоу, стоя у лестницы. – Ты не запрёшь меня в своей деревне! Я шагу не сделаю отсюда, так и знай.
- Что за гнев! – возмутился я. – Или ты не говорила мне, что нет на земле места, прекраснее наше-го имения?
- Для меня - нет, - её прямо таки трясло от ярости. – Я сказала – нет!
Меня подхлестнули события прошедших дней, я устал, ссоры с женой истощили меня – я подошёл к ней и ударил – несильно, но на бледной щёчке вспыхнул алый отпечаток. Головка Виллоу мотнулась в сторону, но она тут же повернулась ко мне, сжигая взглядом, полным ненависти и какого-то другого чувства, которое я не смог распознать.
- Никогда! – прошептала она, затем гордо развернулась и поднялась по лестнице, не ускоряя ша-га.
Никогда мне не было так тошно и противно. Дело было не только в пощёчине – даже в наших кругах не считалось зазорным ударить жену, но я, тем не менее, чувствовал себя последним идиотом. На мгновение мне в голову пришла в голову мысль, что Виллоу специально провоцировала меня. Конечно, нет, что за бред, отмёл я эту идею. В полной растерянности и неприязни к самому себе я поднялся в спальню. Я чувствовал необходимость извиниться перед Виллоу и восстановить худой мир. С тяжелым сердцем я открыл дверь и приготовился к самой удручающей картине, но то, что я увидел, произвело на меня куда более сильное впечатление. Виллоу сама собирала вещи в небольшой саквояжик, напевая при этом какую-то мелодию. Она не выглядела огорчённой, при том что на щеке до сих пор переливался след моего удара.
- Виллоу, я…
- Успокойся, - махнула она рукой.
- Нет, мне в самом деле не стоило бить тебя, -не отступил я. – Прости. Но я вижу, ты готова к отъ-езду…
- Совершенно верно. За час до твоего приказа паковать мои вещи я отправила мистеру Клэру письмо, в котором заверяю его, что наши планы не изменились и сегодня вечером мы присоеди-нимся к нему.
- Виллоу! – не сдержался я.
- Джеффри, - с укоризной произнесла она. – Ты обещал мне. Визит будет недолгим, а после него мы отправимся, куда ты захочешь – в Лондон или в наше имение. Послушай, а ты не хотел бы попутешествовать?
Мне послышалась ирония в её голосе, и я подумал, что это связано с тем, что в детстве она много путешествовала с матерью, а я страшно завидовал её рассказам.
- Очень может быть, - я чувствовал вину и поэтому добавил, - Хорошо, мы поедем.
- Я знала, что ты согласишься, - слегка дрогнули е губы.
И почему я чувствовал тревогу? Не за неё, а за себя…

До поместья Клэров мы ехали в карете Эдмунда, достаточно большой, чтобы вместить нас троих и наши вещи. На протяжении дороги мы не проронили почти ни слова, ограничиваясь краткими комментариями по поводу окружающего ландшафта. Я задремал, с трудом заставляя себя не спать. Меньше всего на свете я хотел оставлять Виллоу и Клэра наедине. Если всего за пару ми-нут вербального общения он смог внушить ей непоколебимое упрямство, что же могло произойти за несколько часов пути? Но Виллоу была вовлечена в потусторонние мысли, скользя лишённым выражения взглядом по мутному стеклу окна, а Эдмунд читал пухлую книжечку – пьесы Марло, как он сказал.
- Проснись, Джеффри, - разбила мою дрёму Виллоу. – Мы на месте.
Был уже поздний вечер, а на небе догорало красное марево. Я сжал ладонь Виллоу, та немедленно откликнулась:
- Хочется спать… Думаю, сейчас, нам приготовят спальню, а завтра мы займёмся осмотром всего.
Я охотно с ней согласился.
Однако перспектива коротать ночи в замке – дом в самом деле напоминал миниатюрный замок – не слишком радовала меня. Он был прямой противоположностью Гехаймниса – мрачный, недру-желюбный, тёмный. Эдмунд извинился перед нами за недостаток света и тепла в комнату, объяс-нив это тем, что слуги не ждали его приезда, а его письмо, видимо, не дошло вовремя.

Я зарылся в одеяло и недовольно посмотрел на Виллоу: она ещё не переоделась ко сну и сидела перед большим зеркалом.
- Конечно, я сейчас, - отозвалась она на моё замечание.
«Сейчас» затянулось, и когда я внезапно проснулся, Виллоу рядом со мной не было. Она вообще покинула комнату. Часы показывали за полночь, и её отсутствие встревожило меня. Что могло случиться с моей Виллоу в этом странной доме с таким странным хозяином? Я оделся и вышел в коридор. Свеча, решительно пылавшая в моих руках освещала коридор, слишком узкий на мой взгляд. Я прислушивался ко всем звукам, возникающим в ночи, пытаясь определить по ним ме-стонахождение Виллоу.
Тишина. Поворот. Тишина. Лестница. Тишина. Звуки шагов в отдалении. Я замер. На первом этаже, упоминал Эдмунд, находится библиотека. Я двинулся в том направлении, где, по моему мнению, могла находиться библиотека. Мои поиски увенчались успехом. Из-под одной двери вы-бивался слабый свет и доносились приглушённые голоса. Не думая о вежливости, я распахнул дверь.
На диванчике, тесно прижавшись друг к другу, сидели Виллоу и Эдмунд. Руки их были соедине-ны, как тогда, в Гехаймнисе, но при этом они переговаривались. Когда я вошёл, они тут же развернулись ко мне. Я стоял, едва ли не дыша огнём. Где же раскаяние, стыд, ужас? Изменница, подлая изменница… На долю секунды я подумал, что, может быть, они не занимались ничем пре-досудительным, но я тут же отмёл эту абсурдную идею. Что могут делать мужчина и женщина ночью, уединившись, соединив руки и воркуя?
- Как это всё интересно, - дрожащим от бешенства голосом проговорил я. – Виллоу, ты потрудишься объяснить?
Но она сидела, взирая на меня совершенно спокойными глазами, не говоря ни слова.
- Всё это не очень интересно, - ответил за неё Клэр. – Мы беседовали.
- О чём же?
- О вас, конечно, - улыбнулся Эдмунд, и по моим рукам пробежала дрожь.
Я не мог оторвать взгляда от его глаза, больших, отливающих бирюзой, в которых стояло моё от-ражение. Не перевёрнутое.
- Что вы делаете? – хрипло спросил я. Дрожь сотрясала уже всего меня.
Эдмунд улыбнулся шире, но теперь в улыбке угадывалось, помимо триумфа, ещё и сожаление.
- Вы были глупцом и вели себя ужасно, - сказал он, скрестив руки на груди. – Как вы поступили с Виллоу! - как легко он произнёс её имя! – Каково быть тираном, заставляя окружающих подчи-няться себе? Как смели вы заточать её в клетку ваших нелепых идей и фальшивых образов? По-чему вы предпочли видеть в ней не ослепительно красивую женщину, а бесполый, лишённый индивидуальности образ? Признаться, этот ореол святости мне так опостыл, что я готов убить всякого, кто посмеет тыкать меня в него. Сколько пало от моей руки тех, кто тщеславно мнил себя отмеченным рукой Бога! Но я в первый раз вижу того, кто облагородил сверкающим нимбом не себя, а кого-то другого, всего лишь потому, что глаза этого несчастного объекта светятся кротостью, а волосы напоминают облако, – он повернулся к Виллоу и нежно провёл ладонью по её лицу. Она поцеловала его пальцы, а я не мог остановить это безумие.
- Да кто вы? – ахнул я. – Сумасшедший?
- О, если бы! – вздохнул Эдмунд. - А что до моего происхождения, до моей природы, то у вас будет полно времени подумать об этом.
- Вы собираетесь убить меня?
- О нет, - возмутился он - наигранно. – Моя Виллоу – само милосердие, и она так добра к вам после всего того, что от вас натерпелась.
- А что я сделал? – вскричал я. – Я всегда любил свою жену, и мне странно слышать о каких-то страданиях…
- Вы глупы, - с нажимом повторил Эдмунд, отходя в глубь комнаты, но не отводя бирюзового взгляда. – Вы всё сводите к физической стороне жизни. О, в таком случае простить можно всё… даже пощёчину. Но не подавление, не навязывание лживых идеалов.
- Что вам не нравится, - озноб с новой силой охватил меня, и я едва сдерживался, чтобы не упасть. – Я боготворил тебя, Виллоу, я…
- Но от этого счастлив никто не был, - назидательно прервал меня Клэр. – А счастье человеческое – это такая материя… - он замер, хлопнул в ладоши, - Всё, хватит. Я устал. У нас с Виллоу ещё много дел.
Он воздел руки к потолку, как делали это древние язычники, призывая на помощь своих божков, но Эдмунд не произнёс пышных молитв. Одно слово упало с его губ, когда его глаза вновь помали меня:
- Развоплотись же!
- Виллоу! – закричал я, чувствуя, что тело моё становится лёгким. Она смотрела на меня, не дви-гаясь, с прежним спокойствием. – Виллоу! – повторил я с отчаянием. Я испытывал странные ощущения: тело моё распадалось на мельчайшие частицы, мне не было больно, но я знал, что теряю себя и никак не могу остановить это – ноги больше не подчинялись мне. – Виллоу… - прошелестел мой голос, но я не был уверен, что она слышит меня, поскольку я видел, что тело моё потеряло свои очертания, а я превратился в неясную тень.
- Прости, но так будет лучше для меня, - прошептала она, глядя при этом куда-то мимо меня. Я исчез!
Эдмунд так и стоял посреди комнаты, но он то продолжал созерцать меня.
- Ты! – я пытался кричать. – Дьявол! Проклятый маг! Верни всё на свои места!
Но он молчал, беззвучно шевеля губами. Потом подошёл к дивану, где сидела Виллоу, поцеловал её запястья.
- Люблю тебя…
А я так и стоял смутной тенью, глупым видением. Я исчез.

Я не мог оставить Виллоу и Клэра. Нет, не потому, что я был привязан к ним физически, просто я не мог оставить мою Виллоу. Я думал о том, кто такой Эдмунд, но не мог найти единственно пра-вильного – любимое выражение Виллоу! – решения. Ничего, времени у меня предостаточно. Время – это единственное, что есть у призраков, привидений, фантомов – называйте, как хотите…
Я упорно бродил за ними во время их путешествий по Европе. Я считал его дьяволом, его сыном, негодяем, продавшим душу Тёмному ангелу. Кто же он, презирающий благоговение?
Я часами смотрел, как он ласкает мою Виллоу своими голубыми глазами, я издевался над своей бестелесной сущностью, наблюдая за их любовными играми.
Он знал, что я всегда с ними.
Шли годы, столетия, а они так и оставались молодыми и прекрасными. Люди, встречающие их на своём пути, восхищаются этой парой. Они и впрямь похожи на херувимов. Вчера Эдмунд впервые напомнил Виллоу обо мне, сказав, что Джеффри, будь он жив, сравнивал бы её не с ангелом, а с Мэрилин Монро. Она ласково улыбнулась ему, даже не опечалившись.
Я всё равно узнаю, что такое Эдмунд Клэр, и тогда, кто знает, может, вновь обрету распылённую плоть.