Наша красавица-планета не всегда была такой, какой мы ее привыкли видеть сейчас, ведь ее возраст – более четырех миллиардов лет, и за это время мир успел измениться множество раз. По Земле бродили, плавали и летали самые разнообразные и невероятные создания, похожие и непохожие на современных. Но я не буду рассказывать вам историю сотворения мира, ибо то, о чем мне хочется вам поведать, случилось не шестьсот, не триста и даже не сто миллионов лет назад, а совсем недавно – «всего» один миллион лет назад, незадолго до появления первого человека, в плиоценовую эпоху, называемую также поздним неогеновым периодом. Динозавры давным-давно вымерли, а их место заняли не менее могучие и прекрасные создания – звери и птицы. Былые владыки планеты – рептилии и амфибии – уступили им свое место, а мы, млекопитающие, с достоинством приняли эту великую честь и стали главенствующей группой живых существ. Самые разнообразные, от миниатюрных насекомоядных до исполинских древних китов, теплокровные, умные и смышленые, мы не знали себе равных, и именно туда, во времена индрикотериев и мастодонтов, перенесет вас моя книга, чтобы узнать историю, которая вскоре стала настоящей легендой!

Как красивы были просторы нашего мира до появления в нем человека! Леса, не ведающие стука топора и пронзительного визга пилы, реки, воды которых были чисты, точно слезы, равнины, на которых безбоязненно паслись вольные дикие звери.… И одним из таких райских уголков в то время стала Южная Америка, еще не узнавшая ни инков, ни ацтеков, ни завоевателей-конкистадоров. Это было царство растений и животных, существующее по своим уставам и законам. Там были и высокие горы, и густые влажные джунгли, и бескрайние пампасы. А на одной из этих равнин, простирающейся от горизонта до горизонта, царствовала стая гигантских саблезубых кошек из рода махайродов. Это были настоящие короли своего семейства - размером с крупного сибирского тигра, с огромными клыками, похожими на блестящие, слегка изогнутые лезвия. Их когти по остроте не уступали орлиным, только были длиной с палец взрослого человека, а если еще вспомнить чувствительное зрение, тонкий слух и бесшумную походку, то вы можете себе представить, какие это были великолепно оснащенные охотники! Во главе этой стаи стоял огромный самец по имени Гвальдор, то есть Остроклык, которому беспрекословно подчинялись все остальные ее члены – шестеро самок. И их детеныши, разумеется.
Но вот однажды у одной из самок родился котенок. Событие не такое уж редкое, и мало кем замеченное, кроме членов ее стаи, но наша история начинается именно с этого. Роды были трудные – малыш никак не хотел покидать материнскую утробу, но молодая мама справилась, и вот уже ее детеныш, ее первенец, уткнулся носиком в ее пушистый живот, а она непрестанно ласкала и вылизывала его мягкую пятнистую шерстку. Поначалу котенок все ел да спал, а потому быстро подрастал, и уже через несколько дней у него открылись глазки, чтобы он смог увидеть свою маму, солнце и родное логово посреди густого кустарника. Еще несколько недель ему предстояло провести здесь, под боком у матери, но, когда малыш немного окреп, мама привела его в стаю. В тот день все отдыхали под развесистым деревом после сытного ночного обеда. Гвальдор расположился на невысоком каменном валуне, прищурив свои золотистые глаза, а его самки улеглись рядом, разморенные полуденной жарой. Даже неугомонные котята оставили свои игры и лениво дремали рядом с матерями. Казалось, ничто и никто не может потревожить их сон, но тут вожак неожиданно насторожился. Он не издал ни звука, но двенадцать пар ушей тут же повернулись в ту же сторону, куда смотрел он – на равнину, по которой медленно двигалась какая-то черная точка. Кто это? Враг? Чужак? Добыча? Точка неторопливо приближалась к ним, постепенно превратившись в силуэт махайрода. Но кто же это? Однако Гвальдор уже знал ответ и успокаивающе заурчал, а его напрягшиеся мышцы расслабились. Он узнал свою любимицу, первую красавицу стаи – Песчанолапку. Она исчезла почти месяц назад, но вот вернулась, и за ней, путаясь в высокой траве, бежал детеныш. Его сын. Гвальдор оценивающе глянул на котенка, но не нашел, над чем бы поворчать. Юный махайрод был довольно крепок, ловок и силен – вон как бодро трусил за матерью, ни на шаг от нее не отставая, и когда Песчанолапка вошла в тень дерева…
- Сестрица, привет!
- Где ты пропадала?
- Какой милый малыш!
- Весь в папу!
- Какие очаровательные глаза!
- Как его зовут?
Котенок тут же оказался в центре внимания. Шесть огромных саблезубых кошек, каждой из которых он не доставал и до груди, обступили его со всех сторон, но он оказался не робкого десятка и сам во все глаза принялся их разглядывать. Но тут самки расступились, и вперед величаво выступил Гвальдор. Он с нежностью потерся о щеку подруги.
- С возвращением, дорогая.
- Я скучала, - улыбнулась она, лизнув его в щеку, а Гвальдор повернул голову к сыну. Котенок посмотрел ему прямо в глаза, да с таким любопытством, что саблезубый не выдержал, фыркнул и поспешно удалился. А новичка уже обступили другие котята. Они придирчиво его обнюхивали, но потом один из них крепко хлопнул его по спине, за что немедленно получил по уху, и через мгновение разгорелась шуточная потасовка, котята ворчали, пищали, а мамы да папа преспокойно наблюдали за этим со стороны…
Следующие несколько недель молодой охотник изучал законы стаи. Его назвали Альвион – Огнешерстый. Постепенно он узнавал, когда махайроду ложиться, а когда вставать, почему следует во всем слушаться вожака и других взрослых, отчего не следует далеко уходить на равнину и многое другое. Вопросов у него всегда хватало, и если кто-нибудь, на свою же беду, брался на них отвечать, то котенок садился рядом, склонял голову набок, и тогда его всевозможным «почему», «где» и «кто» не было конца. Единственной, кто мог удовлетворить его ненасытное любопытство до конца, была старушка Быстролапка, возле которой глубокими вечерами рассаживалась вся детвора, чтобы послушать очередную историю. А от нее можно было узнать уйму всяких интересных вещей! Она рассказывала им о звездных дождях и об исчезновении Солнца (то бишь о солнечных затмениях), о горах и о реках, о птицах и о зверях. Впрочем, часто маленькие слушатели, уставшие после долгого дня, засыпали, не дослушав до конца, и только Альвион, хоть у него и слипались глаза, упрямо сидел рядом, чтобы утром дорассказать оставшееся своим товарищам. Он и днем частенько бегал к Быстролапке с самыми разными вопросами – начиная от того, почему облака по небу плавают и кончая тем, почему змеи ползают. Старушке нравился этот малыш, такой жизнерадостный и наблюдательный, так что она охотно отвечала на все его вопросы – которым порой просто не было конца! А однажды, тихим теплым вечером, Альвион, как всегда, сидел возле своей учительницы и внимательно слушал истории о прошлых вожаках стаи, об их жизни и подвигах. Например, Квалиан, отец Гвальдора, в одиночку справлялся со взрослым токсодоном. Этот травоядный гигант, размером с быка, был грозным противником с бочкообразным телом, бегемотоподобной головой и толстой шкурой, покрытой редкой шерстью. В схватке с одним из них Квалиан потерял половину правого клыка, за что и получил свое прозвище – Полузубый. А дед Гвальдора, Оргелиор, подобной силой похвастать не мог, но зато был настолько быстр, что на охоте догонял даже макраухению, а уж это длинноногое умело быстро бегать! Он погиб случайно, когда на полном бегу, не рассчитав прыжка, ударился о каменную скалу и разбил грудь об острый выступ.
- Он был славным вожаком, - вздохнула Быстролапка, - Племя долго оплакивало его бесславный конец, но нельзя же вечно жить в скорби, - она улыбнулась Альвиону, - Когда-нибудь, малыш, и ты сможешь стать таким же… когда займешь свое место на скале вожака.
- Что вы говорите, Быстролапка? Какой из меня вожак? Вот Гвальдор – это да, а я? Да я же ничего в этом не понимаю!
- Научишься. Времена проходят и уходят, Альвион. Когда-нибудь придет время, когда Гвальдор сам почувствует это, и тогда ты возглавишь нас.
- Но я же не такой… я ничего не знаю, как это – быть вожаком, и я ни-когда не смогу быть таким же, как мой отец!
- Ты в этом уверен? - неожиданно раздался рокочущий голос, и из тени дерева вышел сам Гвальдор. Он подошел поближе и сел рядом, посмотрев на сына немигающим взглядом своих золотистых глаз, в которых отражалась луна, - Уверен, Альвион?
- Ну… я не знаю.
- Правильно. Не знаешь. Я в свое время тоже не знал. Знания приходят с возрастом. Мы учимся, живя. И ты еще всему научишься, малыш. А теперь беги-ка спать. Быстролапке давно пора отдыхать, - он зевнул, - Да и мне тоже.
- Хорошо. Спокойной ночи, - кивнул Альвион и побежал разыскивать маму.
- Он славный малыш, - улыбнулась Быстролапка вожаку, - Ты можешь гордиться такими детьми, Гвальдор.
- Я знаю, - тот посмотрел на звезды, и тоже улыбнулся, - Я знаю...
А Альвион тем временем уже разыскал Песчанолапку. Та спала рядом с остальными, и Альвиону очень хотелось ее разбудить, чтобы она объяснила ему, что как есть, но потом он передумал – мама так устала за день! – и решил, что поговорить с ней можно и завтра….
Однако наутро поговорить с матерью ему так и не удалось. Когда солнце уже поднялось над равниной, Гвальдор подал знак тревоги – на горизонте показались чужаки. Это была пара самцов-бродяг, скитальцев без семьи и территории, жаждущих только одного – прогнать вожака и занять его место в стае. И если такое им удавалось, то по жестоким законам равнин, все детеныши должны были быть уничтожены…. Гвальдор поднялся и зарычал. Чужаки заревели в ответ, принимая вызов, и он, мягко соскочив на землю, направился к ним. Его противники оказались двумя молодыми махайродами, похожими друг на друга, точно две капли воды. Впрочем, они приходились друг другу родными братьями, и сходством их мало кого можно было удивить. Важно было другое – они пришли сюда вместе и боролись за общее дело. Двое – против одного. Но если пришельцам важно было захватить эти земли, то Гвальдор стоял не только за пищу – он собирался отстаивать свое место, свою стаю… и своих детей. А потому молча оскалил клыки.
Зачем мне описывать вам эту драку? Зачем говорить, что, воспользовав-шись своим численным преимуществом, чужаки разом набросились на своего противника? Гвальдор дрался отчаянно, и мужества его хватило бы на де-сятерых, но в диком мире – увы! – число врагов тоже имеет значение. Он сделал все, что мог, но этого оказалось недостаточно, и после боя – неравного боя! – он убежал прочь, с окровавленным глазом, расцарапанным боком и покалеченной лапой. Чужаки гнались вслед за ним… А самки, оставшиеся под деревом, знали, что будет, когда они вернутся, и слезы потекли по их щекам.… Но Песчанолапка не стала тратить драгоценное время на стоны и вопли. Она схватила Альвиона за шиворот и стрелой помчалась прочь.
- Мама, да я же сам ходить умею! – протестующе воскликнул тот, но мать, не обращая внимания, только быстрее скакала по равнине, пока они не очутились в густом кустарнике – том самом, где Альвион когда-то появился на свет. Опустив сына на землю, Песчанолапка прижала его к себе и сказала:
- Сыночек мой, любимый, дорогой, ненаглядный! Беги отсюда, беги как можно дальше! Беги, пока они не вернулись и не убили тебя! Твоя жизнь мне дороже своей! Беги же, спрячься!
- Но как же ты? Мама, я не уйду без тебя! Идем со мной!
- Нет, Альвион, я не могу. Если я исчезну, эти чужаки пойдут по моему следу и найдут тебя! Иди один! Может быть, когда ты вырастешь, ты сможешь вернуться к нам, но сейчас беги! Беги!
- Я вернусь, мама! Я найду папу и вернусь, обещаю! До свидания, мама!
- Прощай, сынок!
И Песчанолапка бросилась бежать назад, а Альвион развернулся и исчез среди ветвей. Крепкие колючие сучья хлестали его по бокам, но он не замечал их. Шипы впивались ему в лапы, но он не чувствовал уколов. Он бежал все дальше и дальше. Куда? Зачем? Он впервые не хотел знать ответов, и только слезы катились по его щекам, медленно падая в сухую и пыльную землю. Только к вечеру, когда солнце уже село, он добрался до кромки густого леса и в изнеможении свалился на густой мох. Сколько здесь было деревьев! Сколько зелени! Никогда раньше он не видел такого великолепия! Странные запахи щекотали его ноздри, а необычные звуки касались ушей, но измученный маленький махайродик сумел лишь отползти под одно из деревьев и улечься там. Густая трава и толстый настил из листьев были гораздо мягче твердой земли и сыпучего песка, а потому он почти мгновенно заснул. А проснулся только к полудню. Впрочем, он не стал бы открывать глаза до самого вечера, но какая-то излишне беспокойная птица пронзительно застрекотала прямо у него над головой, и от этого неприятного квакающего голоса ему сразу расхотелось спать. Приподняв веки, вначале он очень испугался, увидев вместо широкой равнины древесные стволы, а носа его коснулся не сухой воздух пампасов, а влажный, пропитанный тысячей запахов дух тропических джунглей. Он вскочил… и тут же все вспомнил. Глаза его против воли наполнились слезами, но он быстро утер их. Сыну такого отца не пристало реветь. А вместе с воспоминаниями в его тело вернулся и запоздавший голод. Со вчерашнего утра у него крошки во рту не было. И Альвион направился на поиски пищи. Солнце стояло у него прямо над головой, но в джунглях царил зеленоватый полумрак. С ветвей, точно гигантские змеи, свешивались толстые лианы, а землю плотно укрывала хвоя, опавшие листья и трава. Где-то там, среди древесных крон, пели, свистели и щебетали сотни разнообразных птиц. Они, наверное, с удивлением разглядывали неведомого зверя. В другой раз Альвион непременно сел бы, чтобы их как следует разглядеть, но сейчас он был слишком голоден, чтобы развлекаться. А еды, как нарочно, все не попадалось. Были, конечно, жуки, червяки и гусеницы – под каждым камнем, но отведать такой пищи наш герой так и не решился. Наконец же он увидел ящерицу, что безмятежно грелась на камнях. Он тут же пригнулся, и осторожно, как учила мама, начал подкрадываться к добыче. Тихонько по-добрался, напрягся, насторожился… прыгнул! Зубки его сомкнулись, но тут… Он ничего не понял! Он схватил ее, он держал ее во рту, а она… откинула хвост и, шлепнувшись на землю, невредимая и почти целая юркнула под камень! Оставив чуть извивающийся хвост голодному хищнику. Ну что ж, не пропадать же добру… Альвион быстро с ним расправился, хоть и недовольно морщил нос – по сравнению с мясом, и едой-то назвать трудно. Мясо, правда, раньше ему приносила мать, но сейчас ее рядом не было и, дабы не протянуть лапы с голоду, пришлось поторопиться с обучением. К счастью, он был смышленым и сообразительным котенком, а потому вскоре в его желудке умостились еще одна ящерка, – эту он догадался сцапать за туловище – пара птичьих яиц из покинутого гнезда и лягушка. Последнюю он еле съел – такая она была мокрая и скользкая. А вот с яйцами пришлось изловчиться. Первое он так и разбил на земле, и оно тут же растеклось, но махайродик успел слизнуть то, что осталось с земли. Правда, с «приправой» из нескольких сухих травинок. А следующее он уж постарался, взял в пасть и раздавил там, а когда содержимое втекло ему в рот, выплюнул скорлупку. Но такой скудный обед мало удовлетворил потребности молодого хищника, и он решил пожертвовать ночным сном, чтобы раздобыть еще. С наступлением сумерек в джунглях стало совсем темно, густой полог листьев едва-едва пропускал слабый свет далеких звезд, но Альвиону его оказалось вполне достаточно – он прекрасно видел в темноте, а его глаза сверкали двумя топазами, когда он выслеживал дичь. Многие дневные животные, такие как ящерицы и птицы, попрятались в норы и гнезда, а им на смену из-под древесных корней на промысел вышли мелкие зверьки – мыши, опоссумы и прочая живность. Но поймать их оказалось делом непростым! Первого опоссума, который грыз какие-то семена, сидя на камне, юный охотник схватил за хвост, но тот огласил лес таким пронзительным визгом, что котенок, перепугавшись едва ли не больше, выпустил свою добычу, и та проворно унесла лапы, просто взлетев на близлежащее дерево и там, на безопасной ветке, быстро-быстро заверещала. То ли смеялась, то ли бранилась – Альвион так и не понял, но сам урок запомнился, и к следующей намеченной добыче – мыши – он подбирался так тихо, как только мог. Все его чувства были обострены до предела. Он был готов уловить малейшее движение ничего не подозревающего зверька, уши его были наставлены вперед, а кончик короткого хвоста беспокойно подрагивал. В один момент он испугался – мышка ни с того ни с сего оставила зерно, которое ела, и настороженно повела головой. Альвион тесно прижался к земле, боясь выдать себя неосторожным движением. Чуткий маленький носик грызуна понюхал воздух, но, к счастью, слабый ветерок дул не в ее сторону, и мышь, ничего не почуяв, вернулась к своему занятию. Альвион беззвучно вздохнул и продолжил красться. Так, так… еще немного. Мышь, судя по запаху, сидела как раз за следующим пучком травы. Альвион подобрал под себя задние лапы, слегка подался назад, на мгновение замер… и его тело взвилось в воздух. Мышь, испуганно заверещав, бросилась бежать, но юный охотник не дремал. Одно движение когтистой лапы – и буроватое тельце оказалось подброшено вверх, а прежде чем оно коснулось земли, его поймали крепкие острые зубы! Альвион еще немного потряс добычу, но потом, убедившись, что она от него больше не убежит, лег и принялся за еду. Зверек оказался невероятно вкусным – даже то мясо, которое он ел с матерью, не могло сравниться с этим! Так что Альвион съел его целиком, не оставив ни шерстинки, а потом направился дальше. Эта ночь оказалась для него удачной. Он сумел поймать еще одну мышь и крупного опоссума – этого он уже схватил за спину, не успел тот и пикнуть! Оказывается, ночью охотиться куда удобнее, чем днем! И тебя не так сильно заметно – все же золотистая шкурка молодого махайрода довольно необычно смотрелась посреди лесной зелени! – и добыча куда вкуснее. Взяв это открытие на заметку, наш герой, сытый и довольный, лег спать под развесистым деревом. Счастливый, впервые за последние два дня…
Но в лесу, как он скоро выяснил, жили не только птички да мелкие зверьки, которых ему не стоило бояться. Хватало здесь и крупных животных. Очень скоро, отправившись на поиски воды и с трудом разыскав реку, Альвион познакомился с одними из них – макраухениями, или, как говорили сами махайроды, длинношеями. Раньше он знал об этих зверях только по вкусному мясу, и живыми признал их только после того, как разглядел приметные светлые пятнышки на спине. Внешне эти травоядные, размером с ооочень приличного верблюда, напоминали какую-то странную помесь жирафа, газели и тапира. У них был мягкий подвижный хоботок, большие темные глаза, огромные, как у оленя, уши и сильные ноги, оканчивающиеся пятью пальцами с небольшими копытцами. Но самое интересное Альвион выяснил, когда нашел скелет этого странного создания. Ноздри на его черепе, как оказалось, не нашли ничего лучшего, чем разместиться на лбу! Прямо как у слонов! Но это было заметно только у скелета – сами, так сказать, отверстия располагались где и положено – на кончике хобота, которым эти создания ловко общипывали листву с деревьев. Длиной они были метра три, но из-за изящного телосложения казались гораздо меньше, да и выглядели вполне безобидно. Но, кроме данных представителей вегетарианского лесного общества, жили в этих джунглях и более страшные звери. Такие, как гигантские ленивцы. Они не были столь же громадны, как их равнинные родичи, мегатерии, нередко выраставшие до размеров слона, но тоже обладали впечатляющими габаритами – по крайней мере, макраухениям они ничуть не уступали, уж про три длиннющих когтя на передних лапах я и вовсе молчу… Но все это были, как ни крути, мирные, травоядные животные, и Альвион их не слишком боялся. Пока не встретился с форроракосом. Это был не зверь, а птица, но какая птица! Вполне оправдывающая свое рычаще-фыркающее название! Когда Альвион увидел ее впервые, форроракос, к счастью, его не заметил – он обедал молодой макраухенией, и, глядя, как тяжелый, стального цвета клюв с одного удара вдребезги расколол череп жертвы, наш махайродик порадовался, что ему не довелось встретиться с этим охотником, когда тот был голоден! Размером эта птичка была со взрослого страуса, и у нее были такие же взъерошенные перья, небольшие крылья и сильные когтистые лапы, но, в отличие от нашего старого доброго обитателя саванн, когти на этих лапах росли кривые и ого-го какие мощные! Род этих гигантов, ведущий начало почти со времен гибели динозавров, постепенно угасал – хищные звери упорно вытесняли их со всех континентов, и теперь эти последние «дино-птицы» сохранились только здесь, в Южной Америке, да и то, по большей мере, в качестве бесплатных уборщи-ков недоеденных остатков добычи своих более поздних собратьев по пищевым пристрастиям. В лесах, правда, хищным млекопитающим было не так вольготно, и здесь форроракосы по-прежнему наводили ужас на все живое. Так что после знакомства с этим пернатым Альвион понял, что не все коту Масленица, и днем, чтобы спокойно выспаться, забирался на ветви деревьев – там безопаснее…
Но проходило время. И наш котенок, как это положено столь юному существу, ведущему активный и здоровый образ жизни, быстро рос. К четырем месяцам он уже довольно сильно вытянулся в длину, и внешне сошел бы даже за пятимесячного. В это время у него самым наглым образом начали выпадать молочные зубы, и охотиться стало куда труднее (однажды он даже упустил опоссума – а ведь этого с ним уже сколько недель не случалось!), но на смену им уже начали расти новые, еще более острые и крепкие, так что к полугодовалому возрасту он обзавелся полным набором. А клыки-то все не переставали расти! Он учился и приобретал опыт, как на своих, так и на чужих ошибках. А они бывали разные, и некоторые вполне могли стоить ему жизни. Например, одна из них, когда Альвион, уставший от постоянных сумерек джунглей, решил пойти и погреться на солнышке. В лесу было тихо, звери и птицы, разморенные жарой, отдыхали, так что он без лишних приключений вышел на знакомую полянку… и так и застыл на месте. Насколько он помнил, эта полянка всегда была ровная и гладкая, но сегодня прямо посреди нее вырос исполинский серый валун. Кто его сюда притащил? И зачем? Альвион, впрочем, недолго терзался сомнениями. Прогретый солнцем камень – только подумать, и то уже тепло! Но все же инстинкты охотника возобладали над радостным предвкушением, и он, осторожно приблизившись, потрогал камень лапой. Ничего, кажется, все спокойно. Ну что ж.… Залезть, правда, на эту глыбу оказалось не так-то просто – поверхность камня, гладкая и словно бы чешуйчатая, скользила, но Альвион справился с этой задачей и растянулся на самом верху, блаженно впитывая солнечное тепло. Неудивительно, что он скоро заснул! И проснулся только из-за того, что почувствовал, как его камен-ное ложе… качнулось. Сначала он подумал, что ему показалось, но потом «камень» качнулся снова. Поняв, что здесь что-то не так, Альвион начал подниматься, но тут «валун» сотрясло так, что он, не удержавшись, повис, цепляясь когтями, и воочию увидел, как у «камня», на котором он так сладко почивал, выросли большая голова, четыре лапы с огромными когтями и длинный гибкий хвост с тяжелыми костяными шипами на утолщенном конце. Глиптодонт! Он тоже решил принять солнечную ванну, а махайрод принял его полукруглый панцирь за серый валун! Но удивляться такому открытию Альвиону было некогда и, разжав когти, он полетел вниз с двухметровой высоты. Заметив невесть откуда свалившегося хищника, глиптодонт, не сообразив, что хищник этот в тридцать раз меньше его самого, испуганно хрюкнул и взмахнул своим страшным хвостом. Один удар – и наша история окончилась бы, но, к счастью, Альвион успел отскочить в сторону. Костяная палица просвистела как раз над его ухом, а один из шипов задел плечо, но наш герой не стал дожидаться, пока глиптодонт нанесет ему следующий удар – он галопом помчался к лесу, оставив этого «живого танка», размером с автомо-биль, недоуменно озираться в силах понять, куда же делся противник. Отбежав на безопасное расстояние, Альвион тщательно зализал довольно глубокую рану и поклялся сам себе, что отныне будет с большим подозрением от-носиться ко всему новому и необычному, ибо оно таит в себе опасность. Природа довольно консервативна, и она не очень-то жалует перемены, ведь они могут нарушить хрупкое равновесие, и тогда всему, что она создавала миллионами лет нескончаемой эволюции, может прийти конец…
Но судьба не спешила оставлять нашего махайродика в покое – да и разве бывает такое, когда ты живешь один, без присмотра, и должен сам о себе заботиться? Уже через несколько дней после случая с глиптодонтом, когда плечо окончательно зажило, Альвион вновь нажил приключений на свою голову. На этот раз он ходил по лесу в поисках пищи. Пара мышей уже не могли унять бурчание его голодного желудка, и он искал еду посущественней. И наконец, среди густых зарослей, он увидел небольшую прогалинку, на ней – гнездо, и в нем, как и положено – яйца. Три штуки. Но размером почти со страусиные. Это была кладка форроракоса, но взрослой птицы поблизости видно не было – мать покинула своих будущих птенцов, чтобы поохотиться. Быстро осмотревшись, Альвион выскочил из укрытия, стрелой промчался к гнезду, схватил одно яйцо и кинулся назад, где и съел добычу. Вкусную и теплую. Облизнувшись, он таким же образом стащил и второе, но тут раздался громкий негодующий крик, треск сухих ветвей – и разъяренная мамаша-форроракос ворвалась в кусты. Ее глаза от гнева налились кровью, большой белый хохол на затылке встал дыбом, а мускулистые задние лапы, казалось, были готовы растоптать похитителя на месте, но Альвион вовсе не собирался становиться птичьим обедом, а потому, вздыбив шерсть, юркнул в чащу. За своей спиной он слышал, как форроракос, ломая кусты, мчится за ним следом, но куда там гигантскому цыпленку против ловкого молодого махайрода? Впрочем, куцые птичьи мозги не осознали поражения даже перед толстенным упавшим деревом, которое Альвион с легкостью перепрыгнул, и когда форроракос все же обогнул тридцатиметровый ствол (с длинного конца!), виновник всего этого переполоха уже был далеко, но рассерженная птица еще долго сотрясала воздух, пока не вернулась к ограбленному гнезду...
Случай с форроракосом, что и говорить, эффектно оттенил тот, с глиптодонтом, надолго отбив у нашего героя потребность лазить за птичьими яйцами. Да и потребности у него уже были не те – ведь он постоянно рос. К восьми месяцам он уже мало в чем уступал взрослому махайроду. Способно-сти, данные ему при рождении и суровая лесная жизнь медленно, но верно превращали маленького котенка в сильного и ловкого хищника. К тому же, у него показались и первые признаки наступающей зрелости – верхние клыки его, и без того длинные, начали непомерно расти, пока не достигли подбо-родка. Это великолепное оружие существенно помогало ему на охоте, ведь теперь его добычей все чаще становились молодые макраухении и их дете-ныши. А убить такую дылду – это не то же самое, что мышь лапой прихлоп-нуть! Мышь, она вначале тебя услышит, потом только увидит, а макраухения – с точностью до наоборот, и, чтобы поймать ее, умение искусно прятаться и заходить против ветра оказывается куда важнее бесшумной поступи! Да и это травоядное отнюдь не беззащитно, удара ее ноги вполне хватит, чтобы сломать хребет любому врагу. Но голод, как известно, не тетка, есть что-то надо. К тому же, Альвион неплохо учился, и через некоторое время длинношеи узнали, что за хищник живет в этом лесу, и стали осторожнее. Но Альвион никогда не охотился без особой нужды, да и не всякая его атака была удачной, а уж сытый он чихал на этих травоедов, хоть они у него перед носом пляши! И лишь однажды ему пришлось биться с травоедом не ради добычи. Это случилось, когда ему уже было девять месяцев. От нечего делать, он бесцельно гулял по лесу, наслаждаясь хорошим деньком. Теперь он уже достаточно подрос, чтобы не шарахаться от каждого подозрительного звука, но и у него шерсть встала дыбом, когда его чуткие уши уловили вдали странный костяной треск, будто кто-то, забавы ради, тряс во рту позвоночник жертвы. Заинтересовавшись, Альвион решил проверить, что это за новшества на его земле, и направился навстречу. Звук, как оказалось, доносился с той самой поляны, где он когда-то выспался на спине глиптодонта, с тех пор это место внушало ему тревогу, так что он весьма осторожно выглянул из-под густых ветвей.
Да, не ошибся он, заподозрив что-то необычное! На поляне и впрямь происходило нечто удивительное – там яростно дрались два оленя-самца. Он и раньше встречал этих зверей, и даже ел, но мясо ему не очень нравилось – жестковато, да и бегали эти копытные резво, поэтому он не слишком им досаждал, а теперь в восхищении наблюдал, как те сшибаются рогами. Дрались старый матерый самец с великолепными рогами о двенадцати отростках, и молодой трехлетка, голову которого украшали пятиветочные рожки. И у каждого из них были свои козыри на победу в этом турнире, вес, сила и опыт зрелости – против горячности и любовного пыла юности. Молодой олень раз за разом наскакивал на своего противника, но тот стоял, точно влитой, словно слившись с землей и выставив вперед огромную голову. Он был поистине громаден, этот олень, и весил раза в два больше своего соперника, но упрямый юнец упорно отказывался признавать себя побежденным. Словно таран, он двинулся вперед, и старый бык рванул навстречу. Как у них обоих черепа не треснули – вопрос особый, но у Альвиона от этого звука вся шерсть дыбом встала. Рога переплелись, а когда олени попытались разойтись, то они не расцепились. Обдавая друг друга жарким дыханием, они закружили по поляне, пока не застыли, точно вкопанные. Молодой хрипел от натуги, но теперь изо всех сил пытался вывернуть старому шею, но он уже проиграл этот бой – тот стоял мертво, и глаза его горели ровным огнем. Он лишь дожидался, пока противник выдохнется, а потом взревел и – хрясь! – отбросил юного оленя прочь. Тот отлетел на несколько метров, вспахав своим телом землю, а когда поднялся, то увидел один из своих рогов лежащим у ног победителя. Такого поражения даже он не мог отрицать, а потому понурил свою недавно еще такую гордую голову.
- Твое время еще придет, - негромко усмехнулся старик, но юнец, вспылив, бросил на него гневный взгляд и скрылся в чаще. Могучий бык не стал его преследовать. Он уже отстоял свое право.… Но неожиданно он поднял нос и принюхался, а потом, всхрапнув, нагнул голову и бросился в кустарник – прямо на Альвиона! Молодой хищник, поняв, что его обнаружили – блохи бы на этот переменчивый ветер! – выскочил из своего укрытия как раз за мгновение до того, как острые рога прорезали то самое место, где он только сто сидел. Заметив махайрода, олень яростно заревел и бросился на него, но Альвион оказался проворнее, и отскочил. Безумное животное снова и снова пыталось не поднять его на рога, так затоптать, но безуспешно. Юный охотник оказывался ловчее, и лишь испытывал все возрастающее уважение к упорству этого травоядного. Он был сыт, а потому ему не хотелось драться, и он был бы рад унести лапы, но олень постоянно отрезал ему все пути, и в конце концов один из его рогов, точно нож, пропорол плечо нашего героя, то самое, на котором не так давно зажила глубокая рана от шипа глиптодонта. Боль огнем облила все тело Альвиона, и у него на мгновение потемнело в глазах, но потом, пересиливая ее, его захлестнула дикая ярость. С грозным рычанием он замахнулся лапой, и его бритвенные когти располосовали оленю нос. Самец, не ожидавший такого, отпрянул, но страх за свое стадо – пятерых робких олених, что ждали его, победителя, в густой чаще – пересилил утробный ужас перед хищником, и олень вновь атаковал, но точный и довольно крепкий удар лапы Альвиона заставил его попятиться, и вот уже они, тяжело дыша, застыли друг против друга, лицом к лицу…
- Уходи, - наконец хрипло сказал олень, - Я не хочу тебя убивать, поэтому иди своей дорогой, пока я не заставил тебя силой! Я и так слишком много сегодня сражался, чтобы умереть!
- Я не собирался тебя убивать! Ты первый начал!
- Значит, ты хотел напасть на мое стадо? – в голосе лесного великана вновь послышалась угроза.
- Да нет же! Я сыт. Я просто хотел посмотреть на ваш бой. Почему ты так отколошматил того, молодого? Он тоже напал на тебя?
- Нет, - усмехнулся тот, слегка успокаиваясь, - Это Листик, который ре-шил, что ему впору тягаться со своим отцом! Храбрости ему не занимать, а вот ума… - и старый бык беззлобно засмеялся, - Мы, олени, всегда сражаемся в пору любви, когда приходит время защищать свое место. Кстати, меня зовут Быстрый, я сын Большерога. А ты кто такой, равнинный охотник, и что делаешь здесь, посреди лесов?
- Меня зовут Альвион, я сын Гвальдора и наследный вожак нашей стаи. И родом я действительно с равнины. Но очень давно, когда я еще котенком был, пришли чужаки и прогнали моего отца, а, чтобы они меня не убили, моя мама отнесла меня сюда, в лес. С тех пор я здесь и живу.
- Почему? Если ты выжил, то почему не вернулся и не взял то, что принадлежит тебе по праву?
- Я не могу. Я обещал матери, что когда-нибудь стану сильным, разыщу отца и вместе с ним вернусь домой, на нашу равнину. Но пока я еще не готов.
- Понимаю, - олень кивнул, - Но надеюсь, что когда-нибудь ты сумеешь отстоять свое место, как сегодня отстоял его я. И… прости за плечо, а я прощу за нос. Надеюсь, что когда мы встретимся в следующий раз, это уже будет встреча друзей, а не новая битва.
- Конечно, Быстрый. Спасибо, и до свидания!
- До свидания, друг мой, – улыбнулся олень, развернулся и, гордо вскинув голову, направился к своим оленихам, что смирно поджидали своего могучего повелителя, а Альвион отправился спать…
В тот же день наш герой серьезно задумался над словами Быстрого. Олень прав, его место там, со своей стаей, но что может сделать юный подросток против двух свирепых и сильных чужаков? Конечно, на его защиту могла встать мама, а за ней и остальные самки в стае, но наш Альвион был слишком горд, чтобы так просто позволить кому-то сражаться, пока он будет сидеть в безопасности. Нет, если он и вернется, то только чтобы драться – отчаянно драться! – за свои права! Но это не дело для девятимесячного котенка, а потому он решил, что подождет еще три луны, после чего отправится на поиски отца.
Альвион редко отказывался от своих обещаний, и этого не случилось ни завтра, ни послезавтра, ни через целую луну. Он жил своей обычной жизнью, охотился и добывал себе пищу, но не забывал, что его ждет, и каждый вечер мысленно обращался к своей матери: «Я вернусь!» Последние следы ребяческой пухлости и мягкости очертаний, как кожа со змеи, сползали с его тела, оставляя лишь то, что нужно сильному и ловкому охотнику. Теперь даже мама показалась бы рядом с ним низкорослой и щуплой. На его спине, как узор на муаре, проступили расплывчатые пятна, а голову, шею и плечи укра-сила роскошная грива – длинная, густая и антрацитно-черная, как ночное небо. Не каждый махайрод похвастается таким прекрасным убором! А клыки у него вымахали аж на двадцать сантиметров, и торчали из пасти, точно кривые сабли. Он наконец-то стал взрослым. Отныне ему уже просто неприлично было довольствоваться мелкой дичью, и основным источником его пропитания стало стадо макраухений. Охотился он довольно редко – всего раз в неделю, а то и реже, и если у него был шанс переждать денек-другой, он с радостью откладывал охоту на завтра. Все же убийство – вещь не из приятных, даже если по-другому нельзя….
И вот однажды утром, проснувшись на рассвете, он сказал себе: «Пора». Он вылез из-под поваленного дерева, где провел ночь (или, вернее, ту часть ночи, которая не была посвящена охоте – неудачной, между прочим) и от-правился попрощаться с Быстрым. Но, как бы бесшумно он не подкрадывался, олень уже все равно не спал.
- Доброе утро, Быстрый.
- Доброе утро, Альвион. Что ты вскочил в такую рань? Я в твоем возрасте наоборот любил спать подольше.
- Я просто понял, что дольше ждать не могу, и жить как раньше уже не в силах. Меня потянуло к своим, к моей семье.
- Я знаю.
- Откуда?
- Я сам в свое время чувствовал то же самое. Что я больше не олененок, и что пришло мое время занять свое место в этом мире. А вот теперь твой внутренний голос зовет тебя вперед. Обещание, которое ты дал своей матери, связало вас крепкими узами, которые ты не можешь разорвать. Пришло время его исполнить. Ты должен найти своего отца.
- Но где, Быстрый? Где мне его искать?
- Я слышал лишь об одном месте, куда мог направиться твой отец, но оно далеко, и путь до него труден и опасен…
- Что это за место?
- Оно называется Урочищем Спасения. Это приют для всех изгнанников и отверженных, жаждущих покоя и отдыха.
- А где оно? Как до него добраться?
- Это не так трудно. Идем.
Они вместе вышли из леса на открытую равнину. Солнце еще не встало, но уже зажгло розовые облака на восточном небосклоне, усыпанном последними звездами.
- Видишь вон ту звезду? - Быстрый указал на север, где горел ярко-белый огонек.
- Да, и что?
- Она называется Огнем Надежды. Знаешь, когда я был совсем молод, не старше Листика, я, как и он, бросил вызов одному могучему самцу, и тот так здорово меня отделал, что я с позором бежал прочь, теряя кровь. Как меня только не разорвали тогда хищники – ума не приложу, но я почти целую луну не вылезал из чащи, набираясь сил. Одна старая олениха ухаживала за мной, и именно благодаря ей я встал на ноги. От нее я и узнал про это Урочище. Она предлагала мне идти вместе с ней, но я знал, что не вечно буду изгнанником, и отказался. Как видишь, не зря, - он улыбнулся, - Уже на следующий год я сокрушил своего противника и встал во главе стада. С тех пор никому еще не удалось меня сместить, и я рад, что когда-то прислушался к зову своего сердца. А ты, чтобы добраться до этого места, должен идти все время на эту звезду, не сворачивая в сторону. Ты пройдешь по лесам, через реки, мимо большого озера, вдоль Ущелья Чудовищ…
- Постой-постой, мимо чего?
- Это огромная пропасть, трещина в земле, в стенах которой виднеются кости гигантских зверей. Не волнуйся, они давным-давно умерли, и представляют опасность только для труса, которым я тебя отнюдь не считаю. А, пройдя через это ущелье, ты попадешь в пролом между горами, который и приведет тебя в урочище. Надеюсь, там ты отыщешь своего отца.
- Спасибо тебе, Быстрый. Спасибо за все! Я никогда тебя не забуду, а если когда-нибудь вернусь сюда, то обязательно тебя разыщу!
- Ничего, не за что, маленький друг. Я был бы рад помочь тебе еще больше, но не могу. Дальше лежит твоя дорога. Я не сомневаюсь, что мы еще встретимся, а пока – до встречи, Альвион, сын Гвальдора. Знай, что сердце мое всегда будет рядом с тобой, куда бы ни завел тебя этот путь, и пусть Огонь Надежды поможет тебе найти того, кого ты ищешь! – и, величаво по-клонившись ему на прощание, громадный олень скрылся в чаще, а Альвион отправился на север. Он долго шел по равнине, и его лапы, привыкшие к мягкой лесной подстилке, очень устали, но он не сбавлял шага, и к полудню добрался до кромки леса. Это уже был не его лес, соседний, но такой же густой и дикий, а потому он осторожно пробирался по незнакомым зарослям, то и дело прислушиваясь – вдруг что? Лишь к вечеру он понял, что дальше идти не может, и остановился, чтобы перекусить. Но как тут охотиться, да еще при этом не сбиться с курса? Альвион, не находя решения, прошел вперед, и тут наткнулся на одинокую скалу. «Вот и мой ориентир», - подумал он и в два счета забрался на самый верх, где росло одинокое старое дерево. Оглядевшись и убедившись, что скалу эту отлично видно отовсюду, он спустился наземь и отправился на охоту. Конечно, в незнакомой местности разыскивать дичь было гораздо труднее, но ему все же удалось выследить молодую одинокую макраухению, да и то потому, что она просто не могла убежать – у нее была сломана нога. Альвион быстро с ней расправился, и, оставив кости па-дальщикам, залез на самое толстое и высокое дерево и огляделся. Его скала возвышалась довольно далеко, так что, дойдя до нее и взобравшись наверх, он уже был настолько измотан, что сразу заснул.
Когда он открыл глаза, на востоке уже загоралась заря. Первым делом он проверил направление, и обрадовался, увидев, что Огонь Надежды по-прежнему ярко сияет прямо перед ним. Он правильно идет. Он идет к Уро-чищу Спасения. И он дойдет, во что бы то ни стало дойдет, и отыщет отца, пусть даже ради этого ему придется перейти полмира и преодолеть все возможные опасности и преграды, а потом они вместе вернутся домой, чтобы наконец занять свое место!
Следующие несколько дней Альвион шел на север, и только солнцу да звездам было ведомо, куда заведет этот путь. Он очень редко останавливался – лишь для отдыха и охоты, и однажды он, изрядно проголодавшийся, решил, что ему не помешает подкрепиться, а потому, оставив на одном из деревьев заметную царапину с нужной ему северной стороны, он отправился на поиски добычи. Влажное дыхание ветра подсказывало ему, что, возможно, будет дождь, и он то и дело оставлял отметины на высоких деревьях, чтобы не заблудиться. Но признаков добычи все не попадалось, и Альвион уж решил, что останется голодным, но тут напал на следы… но не макраухении, а его сородичей – махайродов! Можете себе представить, какое чувство им овладело, ведь он уже почти год не видел ни единого представителя своего рода! Он тут же забыл про еду и отправился по следам. Лесная жизнь сделала из него довольно хорошего следопыта, а потому он быстро разобрал, что следы эти оставило трое зверей. Двое из них прошли здесь совсем недавно, а вот третий, то ли молодой самец, то ли самка – дня два назад, так как его (ее?) запах ощущался очень слабо, и он не прошел, а проскакал огромными прыжками, что для беззаботно гуляющего по лесу махайрода было бы весьма странно. Значит, он убегал, а эти двое его преследовали! Но зачем? Альвион не знал, но его неторопливая рысца постепенно переросла в стремительный галоп, и вот он уже несся во весь дух через густой кустарник, проламываясь между ветвей, пока не выскочил на небольшую поляну, посреди которой, сжавшись в окровавленный комочек, съежилась молоденькая самка, вся исполосованная когтями, а два крупных самца, судя по всему – бродяги, стояли над ней и в каком-то запале рвали ее лапами, точно падаль.
- Ну что, красотка, будешь с нами дружить? Или нам твою шкуру на полосочки разорвать, чтобы ты посговорчивее была?
- Ха, у нас с такими упрямыми да строптивыми девочками разговор короткий! Не веришь? – и старший из самцов грубо пнул ее в бок. Бедняжка, не выдержав, застонала, а громадный светлогривый зверюга, засмеявшись, замахнулся, готовый ударить еще… но тут раздался свирепый рев, потрясший тишину леса, точно удар грома – и Альвион, одним прыжком оказавшись рядом, несколькими ударами отшвырнул их в разные стороны, после чего загородил беззащитную жертву собственным телом. Глаза его пылали жутковатым огнем…
- А ты кто еще? – сощурился один из бродяг, помладше, - Мы тебя не знаем, так что проваливай!
- Да это ж тот одиночка с равнины, что живет в Диком лесу! – презри-тельно бросил другой, и Альвион наконец понял, на кого навела его судьба – лесные бродяги! До этого он о них только слышал, но никогда не жаждал познакомиться с ними поближе... Светлогривый же усмехнулся, оскалив клыки, - Пошел отсюда, проходимец, пока шкура цела!
В ответ наш герой зарычал и, оттолкнувшись задними лапами, прыгнул на врага. Тот сдавленно охнул, словно удар тяжелого мускулистого тела выдавил из него весь воздух, но успел перевернуться в воздухе и спасти кости, приземлившись на лапы. Едва коснувшись травы, он, точно змея, стреми-тельно бросился атаку, и его когтистая лапа располосовала плечо молодого воина, но Альвион тоже был не так-то прост, и, высоко подпрыгнув в воздух, вскочил прямо на спину светлогривого, где принялся тщательно чесать его когтями, выдирая целые клочья темно-золотистой шерсти. Весил он, надо сказать, немало – противник согнулся под ним вдвое, ткнувшись носом в землю, и когда Альвион, посчитав, что уже достаточно его отделал, разжал когти – с воем бросился бежать. А вот второй-то не так спешил выпускать коготочки. Он был молод, даже моложе Альвиона, и на его шее только-только проступил мягкий рыжеватый пушок. Когда наш герой обратил на него внимание, он попробовал было зарычать, вздыбив шерсть, и даже прыгнул вперед, хотя его глаза были круглыми от страха. Альвион отбросил его одной лапой. Он не выпустил когтей, но удар о землю растряс и без того невеликое мужество юнца – тот со всех лап бросился в чащу вслед за своим товарищем, а Альвион, презрительно фыркнув – молодец против овец… – повернулся к незнакомке. Та лежала неподвижно. Ей, наверное, едва исполнился год, но было видно, что она уже немало испытала на своей шкуре. По всему ее телу виднелось множество шрамов, от застарелых до совсем свежих, одно ухо было рассечено почти надвое, а по щеке грубой полосой шла глубокая царапина, да и вообще ее шерстка была здорово забрызгана кровью. Но в остальном она была просто неотразима, даже несмотря на выпирающие из-под шкуры ребра. У нее была мягкая и пестрая, почти каштанового цвета шерсть и вырази-тельные светло-янтарные глаза. Она очень ослабела – когда Альвион приблизился и осторожно тронул ее носом, она едва нашла в себе силы повернуть голову. Взгляд ее был полон боли и обиды – детской обиды ребенка, которого неожиданно и жестоко избили...
- Э… тебе помочь? – участливо спросил он.
- Зачем? – прошептала она, - Все равно я скоро умру.
- Ну, вот об этом ты даже забудь. Раны твои не смертельны и скоро за-живут. Ты голодная? Я – очень. Поэтому ты полежи здесь, а я пока схожу на охоту и принесу еды, договорились?
Она не ответила, и Альвион, посчитав это за согласие, отправился на охоту. Ему повезло – он выследил стадо макраухений и завалил молодого самца. Схватив жертву за загривок, он потащил тушу на поляну, где, оторвав порядочный кусок, подтолкнул его к носу раненой.
- Зря ты тратишь на меня время, - сказала она, но он был совсем не такого мнения.
- Давай, ешь, - сказал он точь-в-точь таким же голосом, каким его в свое время мать приучала к мясу. Незнакомка явно отвыкла от такого обращения – как позже выяснилось, она его и не знала – а потому, не смея ослушаться, взяла еду в рот, не сводя глаз с Альвиона.
- Ешь, - улыбнулся он и направился к туше. Поев немного сам, он поднес ей вторую порцию и так, кусок за куском, накормил ее досыта, после чего лег рядом, чувствуя, как приятно отяжелел живот. На небе собирались тучи, вот-вот должен был разразиться ливень, но его это только радовало – ведь дождь смоет следы, и светлогривым, если они вздумают их выследить, будет не так-то легко это сделать.
- Кто ты? – наконец спросила незнакомка, тесно прижавшись к его боку, - Какое чудесное провидение послало тебя ко мне?
- Меня зовут Альвион. Я ищу своего отца и иду в Урочище Спасения. А тебя как зовут, и что это за звери, которые так тебя изодрали?
- Мое имя Солнцегривка. А те, кого ты прогнал… впрочем, это длинная и не очень-то веселая история.
- Расскажи! Я так давно ни с кем не разговаривал!
- Ну, хорошо. Ты слышал когда-нибудь о роде Древесного Когтя?
- Нет.
- Когда-то это было знаменитое племя лесных охотников. Наши ловцы дичи были быстры, а воины сильны, и мало кто мог противиться им. Нас называли «солнечными детьми леса»…
- Почему?
- Потому что у всех в этом племени были очень светлые гривы, отли-вающие солнечным светом, а шкуры – темные, чтобы маскироваться в лесу. Мы очень гордились этим своим именем, а потому избегали остальных саб-лезубых, храня чистоту крови, и постепенно начали исчезать. Нас и сейчас становится все меньше и меньше, но вожаки не обращают на это внимания, хотя на их глазах большинство наших котят рождаются слабыми и больными, и их матерям приходится избавляться от собственных детей!
- Почему же они тебя выгнали?
- Это случилось давно, - Солнцегривка печально вздохнула, - Еще до моего рождения. Моя мать во время Большого совета вынесла предложение, которое подвергло ее соплеменников в настоящую ярость. Она предложила пойти в соседнее племя и попросить тамошних самцов взять в жены кого-нибудь из наших молодых самок. Но старейшину это привело в недоумение, смешанное со злобой. Он закричал, что моя мама не ценит чистоту нашего рода, что она хочет породниться с каким-то отщепенцем из соседнего рода, который по знатности и близко не стоял с Древесными Когтями. И за это низкое, с его точки зрения, предложение она была изгнана с Совета без права на него возвращаться. Большего позора трудно себе представить… - грустно заметила Солнцегривка, но тут же приосанилась, сказав, - Однако моя мама не стала просить прощения и кататься в пыли перед своими соплеменниками. Она решила сама отправиться к соседям. Ночью, едва все заснули, она выбралась из лагеря и ушла. Но по дороге она наткнулась на стаю…
- Бродяг?
- Как ты угадал?
- А они всегда появляются там, где их меньше всего ждешь и где им меньше всего рады, - усмехнулся Альвион, - Твоей маме не слишком повезло.
- Мягко сказано! Ее со всех сторон обступили не меньше семи этих бродяг, и один из них спросил, мол, что такая красавица делает так далеко от дома в столь поздний час. Мама ответила, что она идет в соседнее племя, чтобы просить о помощи, а они сказали, что с радостью помогут ей. Она хотела убежать, но они ее не пустили, и она уж подумала, что ей конец, но тут из ночной тьмы появился еще один громадный самец. Он свалился, точно гром с ясного неба, и, заслонив маму собой, сказал, что негоже семи здоровенным парням приставать к слабым и беззащитным. Те ответили ему, чтобы он не лез не в свое дело, но он спокойно промолвил, что уйдет лишь тогда, когда убедится, что мама в безопасности, и ей не угрожают всякие мерзавцы. И тогда один из бродяг набросился на него, но схватка была недолгой, и мамин защитник одним ударом отшвырнул его прочь, тем самым, по законам бродяг, отстояв и жизнь, и свободу. Остальные расступились, и мама с незнакомцем бок о бок скрылись за деревьями. Мама была очень напугана и боялась, что ее спаситель потребует с нее что-нибудь за свой поступок, но он лишь сказал, что проводит ее до лагеря, - Солнцегривка улыбнулась, - Он, в конце концов, и стал моим отцом. Когда они расстались, он пообещал, что будет навещать ее, и они договорились встретиться у скалы Орла, когда в небе появится молодая луна. И целый месяц мама хранила свою тайну, чтобы в назначенную ночь прийти к огромному валуну, на котором свила гнездо пара орлов. Незнакомец уже ждал ее…
- А как его звали?
- Вилиан – Темный. Он и вправду имел очень темную шерсть и гриву. Мама провела с ним всю ночь, а утром он сказал ей, что, если ей понадобится помощь или ей просто некуда будет идти, то она найдет его в Урочище Спа-сения, после чего они разошлись. Но теперь не только моя мама знала о Вилиане. Одна из самок из нашего клана проследила за ней, и, когда я родилась – во всеуслышание объявила, кто мой отец, а мою маму обвинила в предательстве. Совет позволил ей некоторое время побыть рядом со мной, пока я была еще слишком маленькой, но потом, когда мне едва-едва минуло три луны, он изгнал ее прочь, а меня, так я была довольно сильной и здоровой, решили оставить и отдать на воспитание. Какое-то время, я думаю, они пыта-лись вырастить из меня настоящую, - она произнесла это слово с неожиданной болью, - воительницу Древесного Когтя, но я росла слишком непохожей на остальных, - она вдохнула, - Понимаешь, у нас в клане маленьких котят с раннего детства приучают к жесткой дисциплине – что мы не должны сидеть, когда стоят старшие, не смотреть им в глаза при разговоре, прислуживать им, если им что-то понадобится… ну, и так далее. Многие покорно выносят это, но я так и не смогла к этому привыкнуть, после чего было объявлено, что я лишена возможности стать членом клана, и с этой поры я и стала изгоем. Все говорили мне, что я дочь предательницы и бродяги, что я даром ем чужое мясо. Некоторое время я это терпела… но потом не выдержала и убежала. Некоторое время я жила в лесу, стараясь не попадаться на глаза соплеменни-кам – да они не очень-то пытались меня отыскать – пока не натолкнулась на этих двоих. Они показались мне неплохими ребятами, так же, как и я сама, изгнанными из стаи, и я подумала, что они знают, где искать моих папу и маму. Они действительно знали, но взамен за это они потребовали... - тут она отчаянно смутилась и спрятала лицо, а Альвион проворчал:
- Знал бы – еще бы не так их причесал, это бродяжье отродье. Но ты не волнуйся, больше они сюда не сунутся – по крайней мере, пока я рядом.
- Но ведь ты скоро уйдешь, да?
- Посмотрим. Я тут слушал-слушал, и вдруг услышал, что твой отец сказал твоей матери, будто бы его в Урочище Спасения надо искать. Я, кстати, как раз туда иду, и я подумал…
- Правда? И ты знаешь, как туда попасть?
- Да. Ну, так что? Пойдешь со мной?
- Конечно же! Я буду тебе очень, очень признательна, если ты позволишь мне идти с тобой!
- Вот и договорились. Но сперва тебе надо хорошенько отдохнуть и набраться сил. Думаю, через несколько дней ты будешь на лапах.
- Я не хочу тебя задерживать, Альвион…
- Да брось ты. Я тебя не оставлю. После того, как я почти год не видел сородичей, ты предлагаешь мне тебя на произвол мира сего оставить? Да если бы я так решил, ты бы могла прямо здесь, на этой поляне, с меня шкуру снять, и я тебе поперек слова не молвил бы!
- Я бы не смогла этого сделать, даже если бы совершенно здорова была, - улыбнулась она, - Ты на редкость крупный. Даже у нас в клане про тебя слышали. Это ведь ты жил в Диком лесу?
- Дикий не Дикий, но да, я там жил. Хороший лес, не знаю, чем он вам так не нравится.
- Но там же остроклювы живут!
- Кто-кто? А, ты про этих огромных птиц, что по земле бегают? А я-то голову ломал, как бы их обозвать!
- И что ты жил... рядом с ними?
- А что в этом такого плохого? Вреда от них нет, терпеть можно.
- Ну, ты храбрее, чем я думала! – она засмеялась, - У нас считают, что эти птицы очень опасны, и предпочитают держаться от них подальше!
- Да я тоже близко к ним не лез, пока маленький был. А потом привык. И они меня зауважали.
- Я их понимаю, - улыбнулась Солнцегривка, - Знаешь, что у нас про тебя рассказывали? «Громадный черногривый зверина, раза в полтора крупнее любого лесного воина». Правда, возраста они тебе явно надбавили – клялись, что тебе года три, не меньше.
- О, какой я старый! – расхохотался Альвион, - Просто развалина!
- А как ты оказался в лесу, Альвион? Какова твоя история?
- Она и вполовину не такая длинная и интересная, как у тебя. Я сын Гваль-дора, вожака равнинных охотников. Но однажды на нашу землю вторглись чужаки и прогнали моего отца. Я не был убит ими по чистой случайности – моя мама спасла меня и отнесла в лес, где я и вырос. Какое-то время я даже забыл, где мой истинный дом, но недавно я встретил Быстрого, и он указал мне мой путь.
- Быстрый? А кто это?
- Олень. Он напомнил мне, где мое место, и направил вперед, а потому я и иду в Урочище Спасения – чтобы найти моего отца и вернуться домой.
- А я постараюсь отыскать моих родителей. Мама наверняка направилась в урочище на поиски отца! И мы найдем наших родных! – лучезарно улыбнулась она, а Альвион улыбнулся в ответ…
Он провел с ней всю ночь, под проливным дождем, согревая ее своим теплом, а на утро они позавтракали остатками макраухении и потихоньку тронулись в путь. Раны Солнцегривки слегка затянулись, но шрамы грозились разойтись от резкого движения, и они шли очень медленно. Слава небесам, что хоть кости не пострадали, а то путешествие до Урочища пришлось бы очень надолго отложить. Месяца на два. Солнцегривка, понимая, что является обузой, старалась изо всех сил, а на привалах отыскивала какие-то ле-карственные травы и подолгу их жевала, а потому быстро шла на поправку. И все бы хорошо, но тут путь нашим героям преградила река, и вот они в не-доумении остановились на ее берегу.
- Что будем делать? – спросил Альвион.
- Может, сумеем переплыть? Течение как будто не слишком сильное.
- Давай. Но только ты не отставай.
- Не буду.
Морщась от проникающей между шерстинками влаги – все-таки кошки! – они зашли в реку, оттолкнулись и поплыли. Но тут…
- Ай! – вскрикнула Солнцегривка.
- Что такое?
- Меня кто-то коснулся!
- Может, я?
- Нет, кто-то в чешуе… Ай, меня укусили!
И тут Альвиона осенило.
- Назад!!!
- Что?
- Плыви назад, быстрее!
- Но мы уже почти…
- Живо!
Отчаянно колотя лапами по воде, они бросились назад. Солнцегривка старалась изо всех сил, но вот уже с полдюжины маленьких зубастых пастей впились в ее тело. Стараясь не закричать от боли, глотая слезы, она, как обожженная, выскочила на берег, а на ней, крепко вцепившись в ее шкуру, повисло восемь странных на вид большеголовых рыбешек с серебристой спиной и красноватым брюхом. Их алые глаза, казалось, пылали жаждой крови, а острозубые челюсти намертво впились в свою жертву.
- Стой смирно! – сказал Альвион и принялся за работу. Схватив одну из маленьких бестий, он стиснул клыки. Захрустели кости, и рыба ослабила хватку. Таким же образом Альвион разобрался со всеми остальными, и вот они уже бездвижно лежали у их лап, мертвые и совсем не страшные.
- Как ты узнал?
- А?
- Как ты узнал, кто меня укусил?
- Быстролапка, одна из самых старших самок в нашей стае, когда-то рассказывала мне о них. Кажется, я еще не совсем забыл ее уроки… Она называла этих рыб «рыбы-убийцы». Они маленькие, но держатся очень боль-шими стаями, и, почуяв в воде запах крови, могут в мгновение ока обглодать животное, размером с длинношея! Нам повезло, что их тут мало!
- А на тебя они почему не набросились?
- А я невкусный, - пошутил Альвион, но потом добавил, - Я же сказал, они набрасываются на все, что пахнет кровью. Как на твоей шерсти.
- Что же нам делать? Я больше в воду не полезу!
- Я тоже. Но перебираться все же придется. Видишь вон то кривое дерево на том берегу?
- Да, и что?
- Запомни его. Это будет наш знак. А мы пока пройдемся вдоль берега и поищем брод или упавшее бревно.
- Хорошая идея! Пошли!
И они отправились вдоль реки. Но подходящей переправы долго не попадалось. А в воду лезть им совершенно не хотелось, хотя с наступлением полудня в джунглях стало припекать, а река так соблазнительно журчала совсем рядом. И когда они уже подумывали возвращаться назад и попытать счастья в другой стороне….
- Альвион, смотри!
Вот удача! Впереди, прямо посреди потока, лежало толстое бревно, правда, старое и заляпанное тиной, но, по-видимому, еще довольно крепкое. Длиной оно было в полтора хороших прыжка, но река здесь была узкая, и самое глубокое место это бревно все же закрывало.
- О, вот и переправа! Давай наперегонки?
- Давай!
И вот они, как дети малые, побежали к бревну. Первым на него, как более тяжелый, взобрался Альвион и попробовал его лапой. Видно, изрядно прогнившая древесина немного прогнулась под ним, но выдержала, и ло-маться, кажется, не собиралась. На ощупь оно, правда, было какое-то странное, бугорчатое, но искать новое не хотелось, и Альвион рискнул.
- Ладно, идем. Ты первая.
- Хорошо, - кивнула Солнцегривка и, взобравшись на бревно, зашагала к тому берегу. Альвион шел следом, готовясь, если что, поддержать, но его подруга уверенно продвигалась вперед, и он уж подумал, что все беды позади, но, когда они уже почти перебрались через реку, он почувствовал, как «бревно» как-то совсем по-живому качнулось, и из него – не РЯДОМ, не ИЗ-ЗА, а именно ИЗ него - послышалось какое-то странное, если не сказать точнее – утробное ворчание…
- Солнцегривка!
- Что?
- Мне кажется, нам опять не повезло.
- Почему? Все прекрасно.
- Не знаю, но мне это бревно не нравится. Давай-ка побыстрее, а то у меня такое чувство, будто за нами кто-то наблюдает…
И тут «бревно», по которому они столь хорошо шли, яростно взбрыкну-лось, взбаламутив воду, и на поверхности показалась длиннющая голова с огромными зубастыми челюстями!
- Беги! – только и крикнул Альвион.
- Но ты…
- Не думай обо мне, беги!
Солнцегривка послушно сжалась в комок и прыгнула так далеко, как только могла. Едва замочив лапы, она взрыла песок на берегу, но…
- Альвион! Где ты? АЛЬВИОН!
Но ее друг был в беде, и не мог ей ответить. Монстр ухватил его за заднюю лапу и тащил по реке. Альвион рычал и свирепо бил его когтями, но крепкие роговые чешуи, покрывавшие тело чудовища, не поддавались его ударам, а потом чешуйчатый монстр, взмахнув хвостом, нырнул на глубину, утащив его с собой!
- Альвион! Держись!
Солнцегривка хотела прыгнуть в реку, не взирая на опасность. Плевать на этих зубастых рыб – ее друг в беде! Но чудище и Альвион уже исчезли в мутной воде….
Сколько времени прошло? Минута. Но Солнцегривке она показалась вечностью. Нет, Альвион не мог умереть… Он выплывет! Он не даст этой болотной твари себя утопить! Ну же, где ты…
- Альвион!!!
И тут вода на середине реки вспенилась… красной пеной….
- Нет, Альвион! Нет! – взвыла Солнцегривка, и, словно в ответ на ее крик, в вихре алых пузырьков на поверхности показалось тело махайрода.
- Альвион!
Она тут же прыгнула в воду и поплыла к другу. Ухватив его за загривок, она оттащила пугающе обмякшее тело на берег. Он не дышал…
- Альвион, очнись! Давай, вставай!
Она с силой встряхнула его и надавила ему лапами на грудь. Изо рта Аль-виона потекла речная вода, он закашлялся, дернулся и затих.
- Я… в порядке, - со свистом сказал он, и голос его был слаб, но спокоен.
- О, Альвион, - она крепко прижалась к его мокрому плечу, - Я думала, ты погиб! Вода… разве это была не твоя кровь?
- Нет, чудовища. Я случайно попал ему в глаз – кажется, это единственное место, где мои когти могли причинить ему вред – и оно меня отпустило. А потом… воздуха совсем не осталось… ничего не помню.
- Главное, что ты жив! Я уж, было, подумала, что потеряла тебя!
- Решила, что я так быстро от тебя отвяжусь? – фыркнул Альвион, - Ну нет, подруга, мы еще с тобой попутешествуем. А самое главное – мы наконец-то перебрались через эту реку!
- Ой, и правда! Я и не заметила!
- Тогда пошли, - сказал он, вставая и отряхиваясь, - Вернемся к нашему дереву и отправимся дальше.
- Хорошо. Пошли! Только твоя лапа… С ней все в порядке?
- Это ничего, - Альвион только сейчас заметил, что ранен, - Посплю, и все будет отлично. И не такие раны приходится зализывать.
И вот они отправились назад. Шли они неторопливо, помимо воли подозрительно оглядывая каждое бревно – а вдруг это опять чудовище? Так что, когда они добрались до места, то так устали, что решили никуда больше не идти и заснули под ближайшим деревом мертвым сном. А проснулись только утром. Собственно говоря, проснулся только Альвион, да и то потому, что солнце светило ему прямо в глаза. Поднявшись, он изогнул спину и по очереди вытянул все четыре лапы, выпустив когти, да так, что в костях затрещало. Задняя лапа хоть и побаливала, но царапины затянулись, и наш герой решил, что это не повод отказывать себе в завтраке. В животе голодно урчало и, посчитав, что Солнцегривка и без него здесь как-нибудь отоспится, он отправился в лес. Долгое время ему ничего не попадалось, но в конце концов он выследил какого-то зверя, похожего на ленивца, только в десять раз больше. Конечно, по сравнению с равнинным мегатерием, ростом со слона, это был куда уж как незаурядный представитель своего племени, но если на взрослого и здорового мегатерия осмелился бы напасть только сумасшедший, то эта зверушка Альвиону оказалась как раз по зубам. Не мудрствуя лукаво, он просто сломал ему шею и, взвалив себе на спину, потащил назад. Солнцегривка, оказывается, уже проснулась и энергично умывалась.
- Доброе утро, Альвион.
- Привет-привет. Есть хочешь?
- Да не отказалась бы. А что?
- Да вот, поймал что-то. Не длинношей, но, думаю, съедобно.
- Да это же долгокогть. В моем клане изредка ели таких. Вкусные.
- Вот и отлично. Начинай.
- Спасибо, - и она первая принялась за еду. Альвион же, стараясь не обра-щать внимания на когти добычи, - каждый был длиной с его клык - присоединился к ней. Что ж, Древесные Когти знали, кем питаться. Мясо оказалось превкусным. Наевшись до отвала, путешественники немного отдохнули и тронулись в путь. Огня Надежды видно не было, - солнце давно встало - но Альвион, отметив его положение, удовлетворенно заметил: все правильно. Они шли весь день, и остановились только раз, в полдень. Солнцегривка, хоть и устала, использовала это время, чтобы разыскать какую-то траву и ее листьями обложить свои раны и царапину Альвиона. а то он захромал. Но долго им отдыхать не пришлось – поспать можно и ночью, а днем лучше идти вперед. Так что ничего удивительного, что, когда солнце скрылось, они свалились без сил. За этот день они прошли около тридцати километров – неплохо, если учесть, что они принадлежали к породе существ, коей природой не положено много путешествовать! Да и девственные джунгли – это не равнина, как ни крути… кстати, о равнине. Лес вокруг ощутимо поредел – кажется, дорогу им пересекала открытая пустошь. Они увидели ее уже на следующий день – широкую полосу заросшей травой земли, и лишь далеко на севере темнела полоса леса. Солнцегривка, в глаза не видавшая ничего подобного, смотрела на нее с жадным любопытством, но в то же время и с немалой робостью – здесь, где не было деревьев и кустарника, она чувство-вала себя довольно неуютно. Даже Альвион смотрел на это слишком открытое место с опаской, пока не вспомнил, где родился сам.
- Твоя стая живет на такой же равнине? – спросила Солнцегривка, словно подслушав его мысли. Альвион медленно кивнул.
- Почти. У нас там больше деревьев, и животных много, а здесь прямо какая-то пустыня. Наверное, эта равнина моложе нашей.
- Может быть, какой-нибудь пожар уничтожил часть леса, - сказала она, разгребая землю лапой, - Тут кое-где еще лежат остатки обгорелого дерева.
- Может быть, - кивнул Альвион.
Они заночевали под одиноким деревом, и Альвион, прикрыв на мгновение глаза, увидел себя дома. Вместе с мамой… Мама…
- Я вернусь, - твердо сказал он, глядя на путеводную звезду, но видя лицо своей любимой матери, оставшейся где-то далеко позади, на другом краю равнины, - Обещаю, мама. Я вернусь, во что бы то ни стало! – зарычал он и, зевнув, свернулся клубком рядом с тихо сопевшей, видевшей уже третий сон Солнцегривкой…
- Альвион! Альвион, вставай!
- А… что? Оуфф, - он вздохнул, - Доброе утро.
- Добрый день, соня, - фыркнула Солнцегривка, - Неужто это равнина так на тебя подействовала? Спишь, как опоссум, от заката до заката.
- Ой, только не об опоссумах, - он облизнулся, - Жутко голодный. Сейчас проснусь, и сразу пойду на охоту.
- А мне с тобой можно?
- А ты охотиться умеешь?
- Немножко.
- То есть?
- Меня же никто этому не учил…
- Это пустяки. Я тоже не умел, но когда попал в лес, то быстро научился. Будто когда-то знал, просто забыл.
- Это тебе внутренний голос подсказал. Опыт предков.
- Вот, значит и у тебя все получится. Ну, идем.
И они направились на равнину. Альвион шел впереди, Солнцегривка бежала следом. Для нее, исконной жительницы лесов, равнинная охота обе-щала стать вдвойне необычным и интересным делом!
- Ну что, Альвион?
- Никого. Будто все вымерло. Может, вернемся?
- Погоди-погоди, а это что? – Солнцегривка принюхалась, - Я, кажется, что-то учуяла…
- Да? – он потянул носом воздух, - А я ничего не чувствую.
- Все-таки ты равнинный охотник, улыбнулась она, - Вы привычны больше полагаться на зрение, а мы, лесные охотники, рассчитываем на нюх. Здесь место открытое, и запахи почти не смешиваются. Вот, - она отошла так, чтобы Альвион смог занять ее место, - Вот если ты сможешь поймать эту струйку воздуха, то почуешь этот запах. Я такого еще не встречала.
- Правда? Ну-ка, давай, - он с силой втянул ноздрями воздух и даже приоткрыл рот, чтобы лучше разобраться, что к чему, - Хм… Знаешь, а я тоже такого еще не встречал! Кажется, эта равнина еще больше отличается от моей, чем я думал!
- Тогда пошли, посмотрим!
«Интересно, что это за существо такое?» - ломал голову Альвион, шагая вслед за Солнцегривкой – на этот раз лидерство по праву было уступлено ей.
- Я шла за тобой по лесу, теперь ты идешь за мной по равнине, - улыб-нулась она, тоже заметив это забавное обстоятельство, - Давай-ка разберемся, кто где родился!
- А какая разница? Ведь мы не можем знать, где пригодятся наши навыки. Важно лишь уметь их использовать. И не пропускать возможность получить новые. Вот я иду сейчас за тобой и смотрю, как ты идешь, как ветер ловишь. И учусь.
- Да брось ты. Чему я могу тебя научить? Я сама кое-что едва-едва умею!
- Учителя бывают разные, - улыбнулся он, - И ты не худший из них, - он потянул носом воздух, - Кажется, мы почти на месте.
- Да, - она кивнула и покосилась на него, - Видишь что-нибудь?
- В такой траве? – Альвион скептически осмотрел заросли травы, через которые они пробирались, - Я же не длинношей.
- Тогда давай, залезай, - она подставила ему спину, и Альвион, запрыгнув передними лапами ей на спину, осмотрелся по сторонам.
- Я не тяжелый?
- Да не пушинка, конечно, - откликнулась она, - Но ничего. Что там?
- Впереди – пустошь. А там… Ого-го!
- Ну, не дразнись, что?
- Пошли быстрее, - он спрыгнул с ее спины на свои четыре, - Ты такого еще точно не видела! Только осторожнее! За мной! – и, пригнувшись, он пополз вперед, прячась в траве. Солнцегривка, ничего не понимая, отправилась следом, и вот уже они тихонько выглянули из-за кустарника…
На небольшой прогалинке, заросшей невысокой травой, сражались наш старый знакомый форроракос – не найдя на этой равнине хищника пострашнее себя, он, должно быть, намеревался дать реванш всему миру за весь свой род, но не тут-то было! – и странный, похожий на оленя зверь, но без рогов, с длинным хвостом, похожим на пушистую кисть, и сильными ногами с тремя копытами, одно из которых было развито больше всего и располагалось в середине, а два поменьше – по бокам, почти не касаясь земли. Гигантская птица яростно кричала и силилась обойти противника, но копытный не давал себя одурачить. Он мигом поворачивался следом, всхрапывал и норовил ударить врага ногами. Форроракос в ответ щелкал клювом, и все старался зацепить его клювом, пока одна из крепких ног не врезалась ему прямо в грудь. В тот же миг свирепый клекочущий крик сорвался, пернатый хищник закашлялся и отступил. Его противник встал на дыбы и победно заржал, но все же сделал пару предупреждающих выпадов в сторону форроракоса, дескать, если дорожишь своими перьями, то лучше не подходи. Крылатому же не надо было объяснять дважды. Через мгновение трава за его спиной сомкнулась, и копытный, гордо вскинув голову, пренебрежительно фыркнул ему вслед. Но тут Альвион поднялся во весь рост и вышел на открытое место. Незнакомец испуганно всхрапнул, но скорее от неожиданности, после чего повернулся к нему лицом и сощурил темно-карие глаза.
- Ну, подходи-подходи, охотник, и ты будешь вторым клыкастым него-дяем, кому я дам по голове копытом.
- Да погоди ты драться. Я не собираюсь на тебя нападать.
- Тогда чего пришел? – грубовато спросил тот, но уже без прежней враждебности в голосе.
- Просто хотел спросить, кто ты такой.
- Это что, допрос?
- Нет, любопытство.
- Хм, никогда еще не встречал хищника, который задавал бы возможной добыче подобные вопросы, - копытный не терял подозрительности.
- Значит, я первый.
- А почему я должен тебе верить?
- Потому что если бы я хотел тебя убить, я бы это уже сделал.
- Хм, разумно. Что ж, дома, на Севере, нас называли трехпалыми, а еще равнинниками. Зови меня, как тебе нравится. Впрочем, мне больше по душе, когда меня по имени называют. Я Скороног, а ты кто?
- Меня зовут Альвион. А моя подруга – Солнцегривка. Солнцегривка, выходи! Кажется, мы договорились!
Юная охотница осторожно вылезла из травы. Для нее трехпалый, только что расправившийся с самим грозным форроракосом, был сильным и очень опасным зверем.
- Впервые мне попадаются охотники со столь миролюбивым нравом, - ус-мехнулся Скороног.
- Ну, мы лучше найдем менее изысканную пищу, чем потеряем нового друга, - сказала Солнцегривка.
- Правда? Тогда вы – самые необычные охотники из всех, что я встречал.
- Ты встречал их так много?
- А как же? Я же Скороног, странник, и люблю путешествовать по миру. Большинство моих сородичей предпочитают жить оседло, но я считаю, что каждая земля по-своему хороша. И ваша тоже.
- Спасибо.
- Но куда вы направляетесь?
- А как ты догадался, что мы куда-то идем?
- Просто. Во-первых, я на этой равнине не в первый раз, и раньше ни одного равнинного, а уж тем более лесного охотника не встречал, во-вторых, я слышал, ваше племя предпочитает держаться стаями, в-третьих - на вас лесная грязь.
- Ой, и правда, - Альвион отряхнул лапу, - Ну ладно, ты прав. Мы идем в Урочище Спасения.
- Я слышал о ней. Но вы не очень похожи на изгнанников.
- Мы идем туда, чтобы найти родителей и вернуться домой, - улыбнулся Альвион, - И нам, наверное, стоит продолжать путь. Приятно было познакомиться, Скороног. Надеюсь, что мы еще встретимся, но сейчас – до свидания!
- Я тоже буду рад вновь с вами встретиться, - кивнул равнинник, - Про-щайте! – и он, взмахнув хвостом, скрылся в густой траве…
В то утро нашим друзьям пришлось удовольствоваться мелкой тощей ма-краухенией, но они не жаловались, а к вечеру уже достигли кромки леса, и все – даже Альвион! – облегченно вздохнули, оказавшись в его полумрачной прохладе. Но их радость была несколько преждевременной – очень скоро дорогу им опять преградила река.
- Опять вода! – Альвион досадливо ударил лапой по воде.
- Мы же в лесу, Альвион. Здесь всегда много воды. Давай заночуем на берегу, а завтра подумаем, как нам перебраться на другую сторону.
- Ладно, - он зевнул и уже хотел лечь у корней раскидистого дерева, но тут откуда-то снизу до него донеслось недовольное шипение. Подпрыгнув от неожиданности, он завертел головой, силясь разглядеть источник страшного звука, но первой его обнаружила Солнцегривка.
- Альвион! Ты только посмотри! – сказала она, заглядывая под крутой речной берег. Альвион, крепко вцепившись когтями в землю, наклонился и свесил голову. Там, среди корявых древесных корней и болотной грязи, расположилась самая огромная змея, что он когда-либо видел. В длину, судя по груде возвышающихся толстенных колец, она была даже больше того чудища, что, из-за собственной жадности, ныне щеголяло разбитым глазом! Змея, словно почувствовав, что на нее смотрят, подняла точеную голову. Увидеть, кто там припожаловал, она не могла – ее глаза были мутного молочного цвета, но из пасти высунулся и мелко-мелко задрожал раздвоенный язык.
- Она чует нас, хоть и не видит, - заметила Солнцегривка, кивнув на стран-ные беловатые лохмотья на теле рептилии, - У нее линька. В это время все змеи особенно злобны и раздражительны, так что нам лучше к ней близко не лезть.
- А я и не собираюсь, - Альвион поежился, глядя на могучее гладкое тело, - Да она же с целое дерево толщиной! Такая махина меня в два счета вместе с клыками и когтями съест!
- Это гигантская болотная змея, как ее называют в нашем клане. Обычно она охотится на молодых длинношеев, но вполне может наброситься и на лесного охотника.
- Охотно верю, - Альвион кивнул, рассматривая чешуйчатую буроватую спину в темных пятнах, - Интересно, как она узнала, что мы здесь?
- Мне говорили, змеи умеют улавливать дрожание почвы. Наверное, для нее наши шаги были настоящим грохотом!
- Тогда не будем ей мешать. И давай поищем другое место для ночлега. Линька линькой, но я не хочу во сне оказаться в объятиях этой красавицы!
Солнцегривка засмеялась, но охотно согласилась, и вот они устроились под другим деревом, в стороне от логовища змеи. И, то ли в благодарность за понимание, то ли по каким-то другим своим соображениям, ночью рептилия их не потревожила, а утром Альвион увидел, как она уплывает прочь, волно-образно изгибая свое тело, покрытое новой блестящей чешуей. Старая ее шкура так и осталась лежать под берегом, похожая на гигантский полупро-зрачный чулок. Как вы уже, наверное, догадались, это была анаконда, или королевский удав. Ее длина порой достигает одиннадцати метров, и не всякий рискнет к ней приблизиться! Но на людей эта великанша, несмотря на свои впечатлительные габариты, нападает очень редко, и газетные сообщения о «десятках жертв хладнокровных убийц»… Ну, вы поняли.
- Солнцегривка, так что, сходим на охоту?
- А можно?
- А почему нельзя? Поучу тебя охотиться!
- А я уже почти умею! Можно мне сегодня самой попробовать?
- Давай. Только ты помни: если встретим стадо, бежать надо за теми, кто позади – они самые слабые, и их легче поймать. Запомнила?
- Догонять последнего… а если я и его не догоню?
- Догонишь. Главное – подберись как можно ближе и бросайся на полной скорости. В нашем племени неожиданность даже важнее силы!
- Но вдруг я спугну их? Нечаянно…
- Ничего. Мы все учимся на своих ошибках.
- И ты не будешь на меня сердиться?
- Солнцегривка, милая, скажи, когда я в последний раз на тебя сердился?
- И верно, - она улыбнулась, - Никогда.
- Тогда идем, а то мы до вечера никого не поймаем, - он галантно поклонился, предложив, - Дамы вперед.
- Спасибо, - она слегка присела и, подняв торчком короткий хвостик, зашагала в чащу, а Альвион, улыбаясь, отправился следом…
В это утро нашим героям не повезло. Ни одна макраухения им не встре-тилась, да и вообще в лесу было пустовато.
- Не слишком удачный день для охоты, верно?
- Ага. Давай вернемся, а то я пить хочу.
- Я тоже. Ладно, авось по пути кого-нибудь повстречаем….
Но вот на обратном пути единственное живое создание, перешедшее им до-рогу, отнюдь не собиралось становиться закуской. Это была крупная, толстая ящерица, вся разрисованная в черный и желтый цвета. Выглядела она довольно дружелюбно, даже безобидно, когда грелась на солнце, но вот едва махайроды приблизились на опасное расстояние, невольно отрезав ей дорогу к спасительному кустарнику – раздула горло и, свирепо зашипев, развернулась боком, согнув свое мускулистое тело тугим полукольцом. Глаза ее злобно пылали, а когда Альвион вышел вперед, чтобы поближе разглядеть эту странную бестию – она резко распрямилась, и ее сильный гибкий хвост больно хлестнул его по носу.
- Ай!
Альвион отскочил, зажимая рану лапой, из-под нее закапала кровь.
- Ты ранен? – Солнцегривка кинулась к нему, но воинственная рептилия, решив, что одного удара маловато, вновь кинулась в атаку. К счастью, Альвион успел отдернуть голову, иначе кривые пилообразные зубы сомкнулись бы на его горле, а не на лапе. Зарычав от боли, он попытался стряхнуть ящерицу, но та висела бульдогом, и ее лапы с мощными кривыми когтями, явно не просто так на них растущими, что есть силы царапали его кожу, явно намереваясь содрать все мясо до кости. Этого бы она, скорее всего, и добилась бы… если бы не Солнцегривка. Мощный удар когтей пришелся чешуйчатой в голову, и, мелькнув в воздухе бледным брюхом, она шлепнулась на лесную подстилку, и через мгновение на нее набросилась рычащая от ярости юная саблезубая. Незапланированный полет ничуть не убавил агрессивности боевой рептилии, но наша охотница превзошла ее в этом раз в десять! Она с такой силой молотила когтями по пестрым бокам, что только можно было бы диву даться, как она ее не освежевала, и потом одним рывком отправила ящерицу в густой кустарник.
- Альвион, ты в порядке?
- Да, Солнцегривка. Спасибо. Не хочу преувеличить, но ты спасла мне лапу, если не жизнь.
- Как и ты мне, - улыбнулась она, - когда я лежала, израненная, на лесной поляне, когда на меня набросились рыбы-убийцы и когда ты сам едва не пожертвовал собой в схватке с водяным чудищем!
- Ну, значит, ты должна спасти меня еще два раза, - улыбнулся Альвион, трогая свой распухший нос, - Болит... И еды по-прежнему нет. Придется нам с тобой немного попоститься!
- Ничего, растрясем жирок, - она смешливо наморщила нос, - Не умрем.
Что ж, пришлось им в этот день остаться без еды. Впрочем, они не слишком унывали – ведь должны же, в конце концов, в жизни бывать темные полосы! А то так скучно станет... Храбро форсировав реку – Альвион теперь и думать не мог, чтобы искать переправу, они зашагали дальше. Солнцегривка смазала лапу Альвиона кашицей из каких-то лечебных трав, и некоторое время спустя он с удивлением обнаружил, что рана почти затянулась. Теперь они могли идти гораздо быстрее, но когда впереди заблестела водная гладь….
- Что, ОПЯТЬ река?
Но это была уже не река, а озеро. Они стояли на высоком берегу, и под ними лежала чаша голубой воды. Тихая и спокойная, точно зеркало.
- Красиво, - сказала Солнцегривка.
- Да, красиво, - согласился Альвион, - И, что еще лучше, Быстрый рассказывал мне про это озеро! Мы идем в верном направлении! Да и переплывать это озеро нам совсем не обязательно – ведь мы можем его и обойти!
- А направление не потеряем?
- Но звезда же никуда с неба не делась! Проверим, если что.
- Тогда пошли, - и она первой начала спускаться к озеру. Мелкие ры-бешки в страхе рванулись прочь, когда пара саблезубых, весело смеясь, побрела по мелководью, охлаждая уставшие лапы. И только одна толстая невзрачная рыбина никак не хотела сниматься с насиженного места, даже когда наши герои заинтересованно остановились всего в нескольких шагах от нее.
- Смотри, Альвион, да это же наш завтрак! Такой рыбы на двоих с лихвой хватит!
- Да, симпатичная рыбина… Что ж, попробую ее изловить. А ты пока выходи на берег, и жди.
- Ты только осторожно. Вода здесь какая-то мутная.
- Да, здесь прямо лужа. Угораздило же ее сунуться в самую грязь!
- Да она, видать, здесь случайно. Озерные рыбы – они вон какие юркие, а эта прям сама в рот просится. Она, небось, из болота какого-нибудь родом.
- Посмотрим, какова эта болотница на вкус! – и, подмигнув подруге, Альвион направился к намеченной добыче. Та лежала на заиленном песке, покачивая оливково-зелеными плавниками и глупо тараща голубоватые глаза. Единственное, что нашему герою не понравилось в ее облике – кожа у этой отшельницы была какая-то голая, без чешуи. Покачав головой – эх, чего только не перепадает на зубы путешественников! – он замахнулся лапой, рассчитывая, как бы половчее выбросить эту скользкую на берег, но тут взметнулся ил, в котором мелькнуло оранжево-красное брюхо, мощно ударил длинный хвост... и Альвиону показалось, что под водой в него со всей силы ударила молния! Резкий толчок пробежал по его лапам, едва не вывернув суставы, и он, не успев даже охнуть, упал в воду, как подкошенный.
- Альвион! Альвион, что с тобой?
- Не подходи, - прошептал он. Онемевшие лапы не слушались, сознание едва теплилось в отяжелевшей голове, - Солнцегривка…
- Держись! Я сейчас!
- Уходи…
Силы оставили нашего героя, и он уронил голову в воду. Еще чуть-чуть – и он захлебнулся бы, но тут острые зубы Солнцегривки осторожно сомкнулись на его загривке, и она потащила его к берегу. По воде еще тихонько прокатывались ослабевающие разряды, но рыба – виновница всех бед – уже уплыла прочь. А наша охотница, с трудом вытащив пугающе обмякшее тело друга на берег, слегка отдышалась – все же не птичку несла, саблезубого! – и приложила ухо к его груди. Сердце слабо билось, лапы были холоднее льда. Она лизнула его в щеку и легла рядом, согревая его своим теплом. Солнце уже клонилось к закату, расписывая небеса огненными красками, а из угольно-черной тени сумеречного леса с писком вылетали на охоту первые летучие мыши, поднимались на крыло ночные птицы. Альвион постепенно пришел в себя, но пошевелиться не мог – тело словно окаменело.
- День заканчивается.
- Ага. Начинался плохо... закончился тоже плохо.
- Да ладно, не дуйся. Смотри, какой чудесный закат! А вон и наша звезда! - Солнцегривка указала на огонек, горевший над деревьями, - И мы с тобой лежим на берегу чудесного озера…
Альвион хмыкнул.
- Ты из-за этой рыбы? Не сердись на нее. Она защищала свою жизнь, любой на ее месте поступил бы точно так же. И не ее вина, что мы не знали о ее… кхм… несколько необычном способе отстаивать свою жизнь!
- Может быть, ты и права, - кивнул Альвион, - Что ж, пусть будет так.
Ночь они провели у озера, а утром Альвион все же сумел подняться на ноги, хотя каждый шаг и давался ему с трудом. Об охоте в таком состоянии не могло быть и речи. Но в животе-то бурчало!
- Я с тобой уже два раза на охоту ходила, - улыбнулась Солнцегривка, когда он сказал ей об этом, - Много добычи мы принесли?
- Я не смогу сегодня нормально охотится, - ответил тот, - И не хочу тре-тий день оставаться голодным, так что выбора у тебя нет.
- Альвион, но я же только учусь! Какой из меня охотник?
- Всякая учеба когда-нибудь заканчивается, Солнцегривка.
- Но мне еще так нужна твоя помощь!
- Я буду рядом. И подскажу, если что. Но главное – доверяй внутренним голосам. Они научат тебя быстрее, чем это сделаю я.
- Ну хорошо, я попробую…
- Нет, - на этот раз совершенно твердо сказал Альвион, - Пробовать не нужно. У охотника нет времени на пробы. Ты должна СДЕЛАТЬ это!
И вот они отправились в чащу леса. На этот раз наш герой шел позади, а его ученица тщательно вынюхивала запах добычи, шагая впереди. И под конец ее ноздри все же поймали струйку ветра с каким-то необычным терпким запахом. Она недоуменно оглянулась на Альвиона, но тот лишь ободряюще ей улыбнулся, и вот они отправились посмотреть, что это за звери послужили источником их волнения. А ими оказались трое каких-то странных громил, похожих на тапиров, но если нынешний тапир редко вырастает крупнее осла, то эти были ростом с носорога! Их бочкообразные тела были покрыты жест-кой кожей и грубой редкой шерстью. Это были астрапотерии, одни из самых крупных обитателей влажных джунглей. Исполинская зверюга в центре была, по-видимому, мамой, а возле нее паслись двое детенышей, по размеру не уступающие нашим хищникам. Один из них был весел и игрив, как и полагает-ся в его нежном возрасте, а вот второй волочил за собой безобразно распух-шую ногу, и когда братишка, визжа от переполнявшего его восторга, толкал его носом, пытаясь расшевелить, он лишь неловко подпрыгивал. Даже Солн-цегривка и Альвион, сидя в засаде, глядели на больного малыша с сожалением. Но голод – не тетка! И не дядька…
- Не повезло малышу, - прошептала Солнцегривка на ухо другу.
- Мы не на прогулке, а на охоте, - строго заметил он, хотя и питал сходные чувства, - Вот как ты думаешь, кого из этой троицы нам завалить будет легче всего?
- Ну, не мамашу точно, - фыркнула (правда, тихо) Солнцегривка, - Она меня же по земле размажет своим ножищами… да и куда нам столько мяса, мы же здесь не на месяц! И ее сынишка, тот, резвый, слишком уж прыткий, мне его не догнать. Остается только его хромой брат.
- Правильно, - кивнул Альвион, - но не спеши.
- Почему?
- Подсказка: мама.
- А, это… Правильно, она ж его защищать кинется!
- И что ты будешь делать?
- Ну, можно подождать, можно привлечь чем нибудь?
- Чем?
- Альвион, дети любопытны. Попищать как-нибудь, пошуршать…
- Вот уж спасибо! Еще не хватало, чтобы мамаша на все эти твои писки-визги приперлась!
- Тогда остается одно – броситься.
- Бежать, что ли?
- А, нет, я еще голодная! И мне совершенно не светит путешествовать с пустым животом! Я имею в виду, к ним. Эти звери, раз они такие громадные, должны быть очень неповоротливы, верно? Так я могу выскочить, быстро наброситься – и назад, в кусты! Не полезет же эта махина прямо в колючки!
- Хорошая идея! Ладно, действуй. Но будь осторожна.
- Сам будь осторожен! - и, сверкнув глазами, она, прижавшись к земле, крадучись поползла к астрапотериям, мастерски прячась в траве.
«Неплохо, - удовлетворенно подумал Альвион, наблюдая за ней, - И против ветра заходит, и так прячется, что почти не видно... видно, не такой уж я плохой учитель... Солнцегривка, стой! Уфф, почти увидела! Ну, Солн-цегривка, молодец! Здорово маскируется… впрочем, с ее темной шерстью это и не так сложно… ты уже близко, давай!»
Словно услышав его безмолвный приказ, охотница бросилась в атаку, с места разогнавшись до почти фантастической скорости. Травоядные, испуганно хрюкнув, тяжелой иноходью побежали прочь, но хромоногий малыш почти тут же отстал и отчаянно завизжал. Услышав его, мать, словно очнувшись, развернулась и с ревом бросилась прямо на хищницу. У нее не было ни рогов, ни клыков, чтобы защитить свое дитя, но ее крепкие ноги вполне могли раздавить Солнцегривку с той же легкостью, с какой мы давим муху. К счастью, ловкая саблезубая кошка была много быстрее астрапотерия, и когда разъяренная мать приблизилась, ее увечный сын лежал мертвым, а лесная охотница исчезла из виду. Некоторое время самка стояла над ос-тывающим телом, но потом ласково позвала своего уцелевшего малыша, и они вместе скрылись в чаще. А Солнцегривка. забравшаяся в густой кустарник, из опасения превратиться в мясной фарш, радостно позвала своего друга:
- Альвион! Альвион, у меня получилось! Получилось!
- Молодец, Солнцегривка! Ну, как ощущение?
- Здорово! И, представь, я ведь услышала голоса! Они направляли меня, подсказывали, что делать. Наверное, и меня не оставили мои предки!
- Конечно, не оставили. Они будут с тобой всегда, и в самый темный час они тебя ни за что не оставят. Никогда. Думаешь, те, кто ушел из этого мира, навсегда нас покинули? Нет. Ведь они живут в каждом из своих потомков. Свет их жизни горит в любом из нас, он помогает нам сегодня, как помогал им много лет назад. Поэтому некоторые наши действия трудно бывает объяснить, но они дают результаты. Хорошие или плохие – неважно, это зависит от того, как ты на них посмотришь. Важно лишь уметь доверять себе, своему телу и своему разуму, своим чувствам, голосам, ощущениям – и тогда ты всегда сможешь отыскать путь к спасению, и везде, на болотах или в пустыне, в горах или на равнине, будет ТВОЙ мир, твое царство! А теперь давай не будем терять времени даром и насладимся твоей победой!
- Нет, - она покачала головой, - не моей. Нашей, мой учитель!
И тут Альвион с какой-то неизвестной ему доселе нежностью посмотрел на Солнцегривку, на свою первую в жизни подругу и ученицу, с чьей жизнью столь случайно, по прихоти судьбы, сплелась его жизнь, а она вглядывалась в его глаза, в эти чудесные ласковые глаза, глубокие, как и все необъяснимое, и понимала, какого чудесного друга она когда-то встретила на лесной поляне! И потом она подошла к нему и, замурлыкав, потерлась своей бархатистой мордочкой о его шею, зарыв нос в густую черную гриву... Так, бок о бок, они подошли к туше и принялись за свой заслуженный обед.
Следующие несколько дней пути прошли очень спокойно, словно природа решила наконец-то дать роздых их весьма расшатанным нервам. Наши герои продолжали свой путь на север, ведь их ждало Урочище Спасения! И именно в это время Солнцегривка стала замечать, что ее шея потемнела, а шерстка стала не в меру быстро расти. Она спросила у Альвиона, в чем дело.
- Да ни в чем, - он улыбнулся, - Просто у тебя растет грива.
- Гри… грива? А почему она темная?
- Спроси что полегче, - он засмеялся, - Откуда ж я знаю! Просто у кого-то гривы темные, у других светлые. Таков порядок вещей.
- Значит, я действительно полукровка, - она опустила глаза, - У всех Древесных Когтей гривы светлые.
- А что плохого, что у тебя темная?
- У моего отца была такая. Мама рассказывала, что у него грива была, точно сырая лесная земля.
- А ты что, стыдишься своего отца?
- Нет, но…
- Солнцегривка, Солнцегривка! Забудь, что говорили тебе в твоем клане твои слепые сородичи! Слушай свое сердце, оно тебе скажет больше! Твой отец не виноват, что стал бродягой, и твоя мама не виновата, что полюбила не лесного воина. Ты должна гордиться своими родителями! Гордиться! Что поделаешь, если в твоем роду цвет шерсти значит больше, чем душа, которая скрыта под ней!
- Альвион, я не стыжусь, просто… просто теперь мне точно некуда идти. Я имею в виду, если я вдруг не найду маму, и мне придется уйти из Урочища, то Древесные Когти ни за что не согласятся принять меня обратно!
- А ты как будто пойдешь, - усмехнулся Альвион, - Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, Солнцегривка. Ты не такая, чтобы униженно ползать на брюхе и просить о чести, в которой тебе отказали не по праву! Ты не пойдешь к ним. Никогда.
- И стану бродягой, - она вздохнула еще тяжелее.
- Зачем? Ты можешь остаться со мной, и тогда наша стая сможет стать твоим домом. Там ты точно не будешь «белым длинношеем» только из-за того, что твоя грива темнее, чем положено!
- Правда? – она посмотрела на него во все глаза, - Вы мне… разрешите?
- Да пусть хоть кто-нибудь против слово скажет! – засмеялся Альвион и обнял ее за плечи, а она благодарно прижалась к нему всем телом. Теперь в ее сердце тоже поселилась надежда, и она с еще большей радостью, чем вначале, устремилась навстречу далекой белой звезде, которой суждено было привести ее к новой жизни!
А вечером того же дня они добрались до маленькой речушки. Это был тихий скромный поток, что существенно обрадовало наших героев, а то им уже начали надоедать фокусы больших рек – начиная рыбами-убийцами и кончая гигантской змеей! Они легко пересекли ее и улеглись на другом берегу, всю ночь проведя лишь под лепетанье воды да беспокойные крики какой-то птицы, явно мучившейся бессонницей. А утром Альвион, проснувшись, с удовольствием потянулся, разминая кости, после чего с усилием поточил свои кривые когти о ближайшее дерево, оставив на грубой коре с десяток глубоких царапин. Полюбовавшись работой, он улыбнулся и огляделся по сторонам. И почти сразу обнаружил, что не они одни решили провести ночь на этом берегу. Всего в нескольких прыжках от них на песке расположилась небольшая рептилия – полтора метра разве размер? – более мелкий собрат того чудища, что едва не проглотило Альвиона. Это был юный кайман. Его потомки и ныне живут во многих американских реках. В длину эти родичи аллигаторов до-вольно велики – редко, но вырастают до пяти метров, однако на людей почти не нападают. Их основная пища – пираньи, рыбы-убийцы, а потому сейчас их в большинстве своем заслуженно охраняют.
- Эй, чешуйчатый! – шутки ради окликнул его Альвион, хотя и не был уверен, что рептилия его поймет, - А ты не такой злобный, как кажешься!
Кайман даже не пошевелился, но тяжелое толстое веко поднялось, и золотисто-зеленый глаз с угольно-черной вертикалью зрачка посмотрел прямо на саблезубого. Значит, слышит.
- Ну, что смотришь? Да не буду я тебя, красавца, трогать, не буду, лежи уж себе. Слушай, а ты не знаешь, до Урочища Спасения далеко? Молчишь? Ну, молчи, а я поищу кого-нибудь посговорчивей…
- С кем это ты разговариваешь?
- Привет, - он смущенно пошевелил ушами, заметив Солнцегривку, - Да вот, смотри, кто тут у нас всю ночь под боком проспал!
- Ой, какой хорошенький! И совсем не злой.
- Да, миролюбивый ящер. Видно, плотно поел ночью. А вот нам сейчас надо думать о завтраке.
- Тогда пошли, поищем чего-нибудь поесть. Я бы, конечно, могла наловить рыбы в этой реке, да вода здесь мутная, вряд ли получится.
- Да, в этом река не очень хорошая. Но в мелкой реке живут мелкие неприятности, правда?
Солнцегривка смешливо фыркнула. На этот раз им попалась одинокая ма-краухения, и юная охотница в два счета с ней расправилась. Альвион, наблюдавший за ней из укрытия, только улыбался: как быстро на его глазах неловкий подросток становился сильной и быстрой охотницей, королевой своего рода! Наевшись, друзья отправились дальше. День выдался довольно жарким, и в лесу было душно, а тут еще и сотни насекомых поднялись в воздух! Они лезли нашим героям в глаза, уши, ноздри – да еще и пронзительно пищали! Ох, несносная мошкара! Гнусные москиты очень мешали Альвиону и Солнцегривке продвигаться быстро – они то и дело смахивали их с лица, и уже с тоской подумали, а как же спать-то, но, к счастью, вскоре их путь привел их к каменным скалам. Здесь прохладный горный ветер сдул летучих бестий, и наши саблезубые вздохнули с облегчением. Но недолго длилась их радость. Альвион огляделся по сторонам и сделал не очень приятный вывод. Каменный хребет, точно коготь, распорол джунгли, и теперь перед ними возвышалась серая стена, высотой прыжков в десять. Обходить ее он не решился – кто знает, насколько далеко она уходит в леса, да и кончается ли вообще!
- Солнцегривка! Я думаю, нам придется лезть наверх.
- Куда, туда?
- А куда ж еще? Ничего, заберемся.
- Или свалимся вниз.
- У тебя есть другие предложения?
- Нет.
- Тогда не отставай, - сказал он и, подпрыгнув как можно выше, зацепился когтями за какую-то трещинку в камне. Он решил во что бы то ни стало забраться на эту кручу, пусть даже за ней будет десяток таких же! Боишься – не надо было вообще отправляться в это путешествие! Солнцегривка, вздохнув, покорно полезла следом, хотя ей эта, на ее взгляд, совершенно безумная затея совершенно не нравилась!
Они лезли все выше и выше, пока с превеликими усилиями, наконец, не за-ползли на вершину. Солнцегривке, как более легкой, оказалось куда легче, и она первой запрыгнула на ровное место, и уж потом, пыхтя от натуги, туда забрался Альвион. Прыгать он уже не мог!
- Ну… вот и… долезли, - сказал он, пытаясь отдышаться, - А ты… сомневалась.
Ответить Солнцегривка не успела. Неожиданно послышался тревожный рокот, шорох осыпающихся камней – и с краю обрыва отломился громадный валун… на котором лежал обессилевший Альвион…
- Альвион!
Но он не упал. Его задние лапы болтались над пропастью, но передними он изо всех сил скреб по камню, пытаясь удержаться. Солнцегривка, подскочив, ухватила его лапами и теперь отчаянно пыталась удержать своего нелегкого товарища на краю скалы.
- Дер… жись! Я сей… час!
Она уперлась задними лапами в камни и стала потихоньку оттаскивать Альвиона назад. Он тоже не бездействовал, пытаясь хоть за что-нибудь ухва-титься, но Солнцегривке явно не хватало сил. Последние из них иссякали, и двое друзей постепенно проваливались вниз…
- Отпусти меня! - хрипел Альвион, - Солнцегривка, отпусти!
- Нет! – отчаянно крикнула она, - Ни за что!
Он, извернувшись, попытался запустить зубы в ее лапу, но она держала мертвой хваткой. Если суждено, они выживут вместе. Если нет... Если умрут... то тоже вместе...
Но неожиданно кто-то сильный схватил Солнцегривку за загривок и потащил ее прочь от обрыва. Она тоже отдала остаток своих сил, рванувшись назад, и совместными усилиями им удалось добиться того, что задние лапы Альвиона все же уперлись в твердый камень.
- Как ты? – спросила Солнцегривка, тяжело дыша, - Нормально?
- Ничего, все хорошо…
И тут они посмотрели на своего спасителя. Им оказался старый саблезу-бый. Солнце, высоко стоявшее в ясном голубом небе, хорошо освещало его жилистую худую фигуру, словно сплетенную из одних мускулов, и двоим друзьям даже пришлось зажмуриться от нестерпимо яркого сияния его густой белоснежной шерсти. Глаза у него тоже были совершенно белые, без зрачков, закрытые плотными перламутровыми пленками, но смотрел он точно на них и, кажется, даже слегка улыбался, словно чувствуя их изумление.
- Кто ты? – тихо спросила его Солнцегривка.
- Хальгон, - ответил он удивительно красивым чистым голосом, хотя и с явной хрипотцой – видно, он уже давно ни с кем не разговаривал, - Что при-вело вас сюда, странники?
- Мы идем в Урочище Спасения, - ответил Альвион, но, вспомнив, что гос-тям следует представляться хозяину, добавил, - Меня зовут Альвион, а это моя подруга, Солнцегривка.
- В Урочище Спасения? – переспросил Хальгон, - Я знаю, где это. Но вам не стоило пересекать эти горы без сопровождающего. Здесь легко заблудиться, а то и вовсе расстаться с жизнью.
- Но ты же здесь, - резонно возразил Альвион.
- Я? – кажется, старика это замечание даже позабавило, - Да, действи-тельно. Но мой случай совершенно особый, поэтому не стоит обольщаться. Для меня эти горы – дом, а для вас они вполне могут стать могилой.
- Твой дом?
- Да, милый юноша. Я здесь живу уже много лет. И только звездам ведомо, сколько проживу еще. Но мне ли, отшельнику, страшиться смерти! Пусть боятся глупцы. А я не буду.
- А почему ты не спустишься в лес? Или на равнину?
- В мои-то годы? Не-ет. Мне дорога туда закрыта. Но даже если бы я осмелился так поступить, вряд ли мое сердце пережило бы еще один удар.
- Тебя изгнали?
- Да, давным-давно. Наверное, еще до вашего рождения. Как вы наверняка заметили, я не совсем обычный представитель своего племени. Пока мои глаза еще могли видеть, моя стая мирилась с цветом моей шерсти – ведь мы были кочевниками, бродягами, и на счету был каждый коготь – но потом я постепенно стал слепнуть, и моя родня решила от меня избавиться. К счастью, я прознал про это, и ушел в лес, решив, что достойней все же умереть там, чем пасть от лап своей собственной семьи. Какое-то время я пытался выжить в джунглях, но потом набрел на эти скалы. К этому времени я достаточно хорошо освоился в мире темноты, что и по сей день меня окружает, но все равно мне до боли бы хотелось увидеть все это собственными глазами! – он повел во все стороны незрячим взглядом, словно пытаясь уловить свет, который сможет пробить слепую тьму его существования, - Эти горы стали мне вторым домом, ведь я научился понимать их, и они приняли меня в свой удивительный мир...
- Что же в них такого особенного? - Альвион огляделся, - По-моему, это просто скалы, и ничего больше. А ты говоришь о них так, словно они живые!
- Вполне возможно, друг мой, - Хальгон негромко засмеялся, - Просто ты не слышишь того, что слышу я. Не слышишь, как они поют…
- Не слышу, - Альвион на всякий случай повел ушами, - Все тихо.
- Мир вокруг нас никогда не молчит, - сказал старый отшельник, - И я слышу, как он поет. Слышу его песни о дне и ночи, о солнце и луне, о растениях и о животных. Вот ты послушай! – и, подняв голову к небу, он замер.
- Что я должен услышать? – удивился Альвион, но старик не ответил, и тогда молодой саблезубый попытался понять, о чем же он говорил. Сначала он ничего не слышал, но потом… потом его ушей коснулись самые разнооб-разные звуки. Шум воды, журчание ручья, шелест листвы, крики птиц… Они стояли на совершенно голых и словно бы мертвых камнях, но теперь он понял, что на самом деле это не так, что они живы! Они рассказывали ему обо всем, что успели повидать за свою долгую и нелегкую жизнь, и он слышал рокот водопадов, раскаты грома, рокот землетрясений… а еще – писк птенцов в гнездах, веселое мычание молодых длинношеев, заливистые и музыкальные голоса лесных птиц... Это была действительно песня, песня всего мира, которую хотелось слушать вечно...
- Вот видишь, - наконец сказал Хальгон, - Их песни – это как солнечный свет: его не слышишь, но он есть. Просто надо уметь слушать... – и он не-ожиданно запел удивительно чистым голосом, а песня его разлетелась вокруг, и казалось, что сами горы подпевают ему...
Ты слышал хоть раз, как шумят водопады?
Как шелест листвы провожает грозу?..
Нет, ты не слушал, тебе и не надо.
Зачем тебе знать, как, роняя слезу,
На рассвете туман над горами струится,
Чтоб любая травинка сияла как лед...
Тем, кто не слышал, тому и не снится,
А мне о том камень все время поет.
Не будь же глухим в мире красочных звуков,
Не будь же слепцом, оглянись-ка вокруг!
И учись, чтоб учить несмышленышей-внуков,
И живи, чтобы жить в этом мире, мой друг!
- Но ладно, идемте, - сказал Хальгон, когда последние слова его песни за-мерли вдали, и наши герои непритворно вздрогнули, - День клонится к закату. Вы переночуете у меня, а завтра я провожу вас, куда вам надо…
- Как ты узнал, что солнце садится? – удивилась Солнцегривка.
- А как ты знаешь, что небо – это верх, а земля – низ? Что птицы летают? - он улыбнулся, - Мы знаем гораздо больше, чем мы думаем...
«Это точно», - подумал Альвион, глядя, с какой ловкость слепой саблезубый карабкается по скалам, а он, зрячий да сильный, спотыкается чуть ли не на каждом шагу. А потом он вспомнил, что так и не спросил…
- Хальгон!
- Да, Альвион?
- Твой дом, кажется, далеко. Как же ты узнал, что мы здесь?
- Я был не дома, - усмехнулся он, - а примерно здесь.
- Здесь? – Альвион удивленно оглянулся, - Но это же далеко! Я едва вижу утес, с которого свалился!
- А вас услышал. Еще когда вы лезли по стене. И, зная, как опасно это место для новичков, поспешил навстречу.
- Как же ты сумел нас услышать?
- Я потерял зрение, Альвион, но мой слух остался при мне. И он на-столько обострился, что теперь я охочусь даже на молодых длинношеев. Когда утрачиваешь одну способность, на смену ей приходит другая, и в этом наше спасение, - улыбнулся он и заспешил вперед, а Альвион, кое-что припомнив, обернулся к Солнцегривке.
- Прости, что я хотел тебя укусить.
- Да ладно. Я бы все равно тебя не выпустила. Мы вместе начали это путе-шествие, Альвион, и вместе его закончим, когда и где бы это ни произошло, - улыбнулась она, а наш герой, ласково на нее посмотрев, побежал вслед за Хальгоном. Тот уже бесстрашно взбирался на каменный карниз, нависший над глубокой пропастью.
- Вот и мой дом, - сказал он, когда голова Альвиона показалась из-за камней. Юный саблезубый, стараясь не смотреть вниз, подошел поближе и с восхищением огляделся. Они стояли у устья небольшой пещеры. Она была ни круглая, ни квадратная, а вообще никакая, созданная по прихоти ветра и воды, но ее каменные своды надежно защищали и от дождя, и от солнца, а пол был прохладен и сух, засыпан мелкой галькой.
- Неплохо, правда? – с законной гордостью спросил Хальгон, а потом, кивнув куда-то в сторону, заметил, - Тут у меня кое-что после обеда осталось, так что, если хотите, можете перекусить.
- Да мы сами мо…
- И не думай. Я что, вытаскивал вас с обрыва только затем, чтобы вы в другую пропасть свалились? Нет уж, не надо. Вы меня не объедите, а мне будет спокойнее.
Кстати, «кое-чем» оказалась почти целая туша макраухении, и Альвион, вздохнув, согласился. Вдвоем с Солнцегривкой они мигом прикончили мясо, и молодая охотница, сыто зевнув, поинтересовалась, где тут поспать можно.
- А вот здесь и ложитесь. Не мох, конечно, не лесные листья, но вполне удобно, так что – милости прошу.
- Спасибо, Хальгон, - поблагодарила Солнцегривка, укладываясь на мелкие камни и сворачиваясь поудобнее, - Но как же ты?
- О, за меня не волнуйтесь, я могу спать на чем угодно. Доброй ночи.
- Доброй ночи. И еще раз спасибо...
В эту ночь Альвион спал беспокойно. Во сне он видел мертвых родителей... Солнцегривку, истекающую кровью... Он хотел бежать к ней, спасти ее, но его лапы словно опутали крепкие лианы, а в ушах зазвучал злобный смех... Он вздрогнул, заметался и... проснулся! Его подруга мирно спала рядом, крови нигде не было, и он постепенно успокоился. Кажется, уже было далеко за полночь, но спать ему не хотелось, и он решил выйти, проветриться. Хальгон. как оказалось, тоже не спал – он сидел на каменном уступе и казался высе-ченным из цельного куска мрамора, устремив взгляд на небо, а в его жем-чужных глазах отражался свет звезд, которые он не мог видеть... Альвион подошел к нему совершенно бесшумно, как истинный лесной охотник, но старик все же почувствовал его присутствие:
- Не спишь?
- Да.
- Отчего так?
- Сны. Страшные сны.
- В твоей душе неспокойно. Выпусти тревоги, и сны станут мирными.
- Не могу. Слишком многое терзает душу.
- Что же?
- Я не знаю судьбу отца, не знаю, что стало с моей мамой. А еще мне не ясно, зачем я здесь? Что ищу в этом мире, которому, кажется, нет предела?
- Сынок, с твоей мамой все хорошо. Думаю, твой отец заботится о ней.
- Он не может. Он сейчас, как я думаю, в Урочище Спасения.
- А, вот почему вы туда направляетесь. А я еще удивился, почему это двое молодых и сильных зверей идут по стопам калек и изгнанников.
- Мой отец должен быть там. И родители Солнцегривки. Я хочу попросить отца вернуться в нашу стаю.
- Постой, да ты никак сын Гвальдора?
- Откуда ты знаешь?
- Я познакомился с твоим отцом, когда он шел через горы. И многое услышал от него о его стае. Твоя мать – Песчанолапка, верно?
- Да.
- Так я и думал. Но все равно приятно убедиться в своей правоте. Тебе же могу сказать, что твой отец благополучно добрался до Урочища. Я сам его проводил. Мы с ним здорово похожи. Оба изгнанники, жаждущие покоя. Но смотри, я все еще жив. Живу и радуюсь жизни.
- Радуешься? Жизни отшельника?
- Конечно. Потому что я знаю, что, где бы я ни был, я везде смогу сделать что-то хорошее. Вот сегодня я помог вам с Солнцегривкой, недавно помог Гвальдору. Значит, и отшельник может быть не бесполезен. А ты сам? Солнце-гривка крепко тебя любит, а она девушка с характером, и уж точно не отдаст свою преданность тому, кто этого не заслуживает! Значит, и ты живешь не напрасно. Твои родители могут только гордиться таким сыном.
- Но я вырос в лесу, один. Отец хотел, чтобы я занял его место, когда придет время, но... Хальгон, я боюсь, что не смогу стать даже вполовину таким же великим вожаком, каким был он!
- Альвион. какое это имеет значение? Я, например, почти всю свою жизнь прожил среди скал. И что же, разве я считаю себя хуже остальных охотников? Запомни, друг мой, мы сами создаем себя такими, какие мы есть, и неважно, где ты родился или жил – в лесу, на равнине... да хоть среди облаков! – важно то, что у тебя здесь, - он коснулся своей белой лапой головы, - и здесь, - он дотронулся до груди, - У каждого из нас свое место, свой путь, свое земное предназначение. Мы с тобой шагаем разными дорогами, но начинается это все в сердце. И в этом мы с тобой едины, хотя у каждого из нас внутри свой собственный мир.
- Мир?
- Да. Вот посмотри туда, на звезды. Тебе кажется, это всего лишь крошечные осколки света, холодные огоньки, от которых не дождешься и капли тепла, но как знать – может, ты видишь не все? Может, там есть и другие миры, совсем не похожие на наш? И у них своя судьба, своя история, мы смотрим на них, а – кто знает? – может быть, кто-то смотрит на нас... И тоже видит лишь крошечную желтую звезду – наше могучее Солнце, и тоже думает, что он один такой на свете...
Тут Хальгон сделал какое-то незаметное движение, и камушек, что спо-койно лежал на краю обрыва, вдруг подпрыгнул и полетел вниз, звонко ударяясь о каменные скалы, а старик склонил свою седую голову, и на его губах заиграла легкая полуулыбка...
- Кто ты, Хальгон? – тихо спросил его Альвион, - Ты говоришь о нашем мире так, словно и сам не из нашего рода...
- Я всего лишь умею слушать. Посмотри вокруг. Что ты видишь? Деревья, скалы, небо? Или живых существ, у каждого из которых свое имя и свой голос в единой песне? Это и есть наш мир, живой мир, полный загадок и чудес, которые нам и нашим детям только предстоит раскрыть... А теперь иди, вздремни. Завтра вас ждет тяжелый переход, и силы тебе понадобятся.
Альвион зевнул. Глаза и вправду слипались. Поэтому он едва сумел добраться до своего места, как уже спал рядом с Солнцегривкой...
На утро Хальгон разбудил их с первыми лучами зари.
- Вставайте, вставайте. Солнце встает, в путь нас зовет. Если хотите достичь Ущелья Чудовищ до заката – поторопитесь.
- А... какого ущелья? – спросонок не поняла Солнцегривка.
- Вставай, красавица, - улыбнулся Хальгон, - И увидишь.
- Хорошо, встаю... встаю.
Растолкав их, Хальгон уверенно зашагал по крутым горным тропинкам, а зевающие друзья только успевали не отставать. Для седовласого старца он ходил на диво резво!
- Смотри, а ведь эта скала похожа на крепкоспина! – засмеялась Солнце-гривка, указывая на громадный полукруглый валун, рядом с которым на земле лежала целая груда битого камня – и впрямь похоже на глиптодонта, спрятавшего в траве голову и лапы!
- Может, и крепкоспин, - согласился Хальгон, - Но для меня эта скала куда полезнее. Сейчас я вас кое с кем познакомлю... Эй, Чернокрыл! Дома?
Некоторое время только эхо повторяло его слова, но потом, распластав гигантские крылья, с вершины утеса, хрипло закричав, в воздух поднялась исполинская черная птица.
- Это Чернокрыл, хозяин здешнего неба. Чернокрыл, спускайся! Я хочу тебя познакомить с моими друзьями!
Сверху раздался протяжный клекот, и огромный кондор величаво спус-тился на каменный утес. Сложив трехметровые крылья, он повернул голову и строго воззрился на наших героев немигающим глазом. Вблизи они отчетливо разглядели и его кривые когти на голых лапах, и красно-черную морщи-нистую голову в обрамлении белого воротничка. Плотное оперение птицы так и сверкало на солнце, а глаза, несмотря на несколько старческий облик, горели ясным непотушимым огнем.
- Чернокрыл, позволь тебе представить Альвиона и Солнцегривку, моих друзей. Они идут в Урочище Спасения.
- Здравствуйте, - хором ответили молодые саблезубые, правда, с почтительного расстояния. Кондор же благосклонно кивнул.
- Очень приятно. Значит, в Урочище?
- Да, - кивнул Хальгон, - Ты, небесный бродяга, верно, лучше меня зна-ешь, как туда добраться! Не подскажешь ли честной компании дорогу поко-роче?
- А как же? Но ты с нами не пойдешь.
- Это еще почему?
- Эта дорога опасная, и тут не только зрение важно, но и недюжинная лов-кость, особо для земнолапых зверей. Нет, нет, я знаю, насколько велико твое знание гор, Хальгон, и склоняю перед тобой голову, но пойми – тут дорога молодых.
- Ты что же, уже меня в дряхлые старики отнес? – угрожающе вздыбил шерсть Хальгон. Он, кажется, сдаваться ни за что не собирался, но тут вме-шался Альвион.
- Чернокрыл прав, Хальгон. Мы ничуть не сомневаемся, что эту часть гор ты знаешь, как никто другой, но в незнакомой местности ни твой замеча-тельный слух, ни другие таланты не помогут. Прошу тебя, сделай, как он говорит. Мы прекрасно дойдем, обещаю.
- Да я не сомневаюсь, - вздохнул старик, - Просто хотелось еще раз попутешествовать по неизведанным местам...
- Когда мы вернемся, если хочешь, я с тобой пойду хоть на край света, - улыбнулся молодой саблезубый, - Ты спас мне жизнь, Хальгон, и я этого никогда не забуду. А пока – пожелай нам удачи.
- Что ж, счастливого пути, - сказал он, - И пусть солнце не померкнет над вашими головами! – после чего он удивительно изящно развернулся, прыгнул и... исчез. Но этот старик столько раз удивлял их, что наши герои восприняли этот фокус почти как должное.
- Мой друг падок на сюрпризы, - усмехнулся Чернокрыл и, взмахнув крыльями, поднялся в воздух, - Ну, не отставайте!
Это путешествие оказалось гораздо труднее, чем они думали! Чернокрыл с легкостью летел через ущелья и хребты на своих могучих крыльях, а нашим героям приходилось их преодолевать на своих четырех, да еще и не выпускать старого кондора из виду! Но они не решались его окликнуть – да и вряд ли он бы их услышал на такой высоте – а потому оставалось только бежать следом. Лишь один раз им пришлось обратиться к нему за помощью – в тот раз им дорогу преградила огромная серо-зеленая змея с чешуйчатой трещоткой на хвосте, и она чуть было не бросилась на них, но за миг до этого, со свистом разрезав воздух, с небес упал крылатый хищник, и одним ударом отправил рептилию прочь.
- Вы в порядке?
- К... кто это был?
- Трескохвост. Мерзкая гадина, но без нужды не нападает, так что я не стал ее убивать, ведь даже если мы и считаем его вредным, нашему миру он для чего-то нужен. Иначе зачем Матери было тратить на него силы? Мы не умеем творить, а значит, не имеем права и уничтожать забавы ради. Среди нас нет ни добрых, ни злых, ни полезных, ни вредных – все мы для чего-то созданы, - и, ударив крыльями, он с шумом воспарил в небо, и двое саблезу-бых направились за ним. Никогда еще они не передвигались так быстро! АВ потому нисколько не удивились, когда увидели, что прямо перед ними, на фоне скал, обагренных прощальными поцелуями заходящего солнца, раскинулось гигантское ущелье.
- Вот оно, Ущелье Чудовищ, - сказал Чернокрыл, - Местечко, скажем, не очень приятное, но, думаю, если вы заночуете здесь, то к полудню завтраш-него дня доберетесь до длинного разлома в горах, а там и до Урочища крылом подать. Тут я вам, к сожалению, не помощник, так что я полечу домой, обрадую Хальгона.
- Конечно, Чернокрыл. До свидания! И спасибо!
- До встречи! – крикнул кондор и, сделав над ними прощальный круг, исчез во мраке наступающей ночи. Хлестнули по воздуху черные крылья, полыхнув последними лучами солнца, и огромная птица скрылась за горным хребтом, а скалы окутали сумерки.
- Ну что ж, последуем его совету, заночуем где-нибудь здесь.
- Ой, Альвион, мне страшно...
- Да не бойся, я же рядом. К тому же, что нам могут сделать эти кости?
- Все равно... боязно немного.
- Ты должна уметь сдерживать свои страхи, - он ласково прижался к ней, - Это умеет каждый воин и охотник.
- А я ни тот, ни другой.
- Поправочка: ты и тот, и другой. Ты лесная охотница, королева джунглей и равнин. Ты должна быть сильной!
- Хорошо, я постараюсь. Только ты ляг рядом.
- Я всегда рядом с тобой, - он улыбнулся, - Кстати, если я не ошибаюсь, вот-вот начнется дождь. Нам лучше укрыться... о, а вон и подходящий навес!
Они забрались под небольшой каменный выступ и улеглись на там, прижавшись друг к другу. Альвион обнял подругу лапой и вскоре заснул, а вот она все беспокойно вздрагивала и прижимала уши, когда небо над ней вспарывали молнии. Дождь лил, как из ведра, по камням струилась мутная вода, и тот и дело слышались рычащие раскаты грома. Ей казалось, что древние чудища ущелья ожили, и теперь беснуются на его дне, скаля страшные зубы, и дождь стекает по их голым черепам, а молнии слепо отражаются в безжизненных провалах пустых глазниц... Но каждый раз, когда ей хотелось вскочить и броситься наутек, она смотрела на Альвиона – и успокаивалась. Он рядом. Он в обиду не даст... И в конце концов она успокоилась, веки ее мед-ленно сомкнулись, и она провалилась в мир сновидений...
Утром Альвион встал на редкость поздно – солнце уже встало – но его спутница еще и вовсе не проснулась. Он порадовался, глядя на ее спокойное лицо – ведь вчера она не на шутку испугалась этого ущелья! Он осторожно выбрался наружу и огляделся. Да-а-а, дождик был еще тот. Хорошо еще, что обвала не случилось – в горах такое не в редкость. Альвион же, решив не терять времени даром, подобрался к краю ущелья и заглянул вниз, отчаянно стараясь не поскользнуться на раскисшей земле. Там, в стенах ущелья, среди камней и земли, виднелись кости исполинских животных. Были видны то останки хвоста, то лапа с огромными когтями, то разрозненный позвоночник. Но наибольшее впечатление на Альвиона произвел гигантский череп с пастью, полной кинжалообразных зубов. Эти лезвия по длине почти не уступали его собственным, вот только он мог похвастать лишь парой, а у неведомого исполина их было несколько десятков! Такая зверина могла при жизни прогло-тить его, даже не жуя! А неподалеку от застывшего в предсмертной агонии хищника, видимо, виднелись останки его последней жертвы – из камня виднелась остроносая голова на длиннющей шее – даже длиннее, чем у макраухении! Прикинув, какая туша должна была нести подобную махину, наш герой присвистнул: ого-го! Теперь было понятно, почему ущелье полу-чило столь страшное название. Когда они жили, эти гиганты? Чье воображение они потрясали своими размерами и силой? Наверное, это было давно... в Эпоху Титанов... Но теперь в оставшемся после них мире иные нравы, иные законы, иные распорядки, ибо новыми владыками земли, неба и морей стали другие, умные, ловкие, теплокровные животные, когда-то снующие под лапами огромных рептилий, но теперь сами заменившие их на арене жизни. Время этих громадных существ прошло. Их сменили млекопитающие и дальние потомки «ужасных ящеров» – птицы. И Матери-Природе не пришлось стыдиться за свои творения. Звери и птицы с честью продолжили гонку эво-люции, не задержавшись ни на мгновение, и вот уже они заполонили всю планету, от полюса до полюса, и хотя за эти несколько десятков миллионов лет они уже достигли небывалого совершенства, им еще есть, куда стремиться!
В этот день Альвион и Солнцегривка шли вдоль ущелья. Дождь размыл множество старых земляных наносов, и Ущелье Чудовищ предстало перед ними во всем своем величии. По дну его журчал небольшой ручей, а над ним застыли гигантские кости, и казалось, что они вылазят из камня, не взирая на миллионы лет, прошедшие с дня их гибели, разрывая цепь законов и времен, и вновь пытаются обрести жизнь, которую когда-то потеряли. Тут и там в причудливых позах застыли жертвы мел-палеогеновой границы, потрясающие своей былой мощью и бессильные в своей ярости... Что погубило их? Кто знает... Лишь солнце, да небеса, да звезды, ибо не так легко разгадывать загадки, которым почти шестьдесят пять миллионов лет...
- Что-то я проголодалась, - пожаловалась Солнцегривка, когда они остановились на полуденный отдых в тени высокой скалы. От жары по этим камням просто невозможно было идти! – Мы с позавчерашнего вечера ничего не ели, Альвион!
- Я знаю, - он вздохнул, - Но вряд ли в этом ущелье сыщется хоть что-нибудь съедобное.
- Ничего удивительного, - она фыркнула, - Кто же захочет жить в ущелье, полном костей? Только тот, кто и сам недалек от того, чтобы ими стать!
Как оказалось, Солнцегривка была совершенно права. Когда жара спала, и они продолжили свой путь, то убедились, что чем дальше они уходили в глубь ущелья, тем безжизненнее становилось местность вокруг, так что, когда на закате они увидели цель своего пути – разлом в горах, настроение у обоих было довольно подавленное.
- Вот, значит, и путь в Урочище, - сказал Альвион, - Мы почти пришли. И скоро узнаем, стоило ли это путешествие тех опасностей, что нам пришлось пережить.
- Только давай полезем в эту дыру утром, ладно? Я очень устала, да и не хочется, на ночь глядя, в полной темноте шарахаться.
- Значит, ты убедилась, что Ущелье Ящеров – не самое страшное место в этом краю? – улыбнулся Альвион, - Хорошо, я согласен. Мне тоже этого совсем не хочется. Заночуем здесь.
- Вот и славно, - зевнула Солнцегривка, и несколько мгновений спустя они уже крепко спали у подножия огромной скалы. Благо, дождя не было, но вот утром, когда Альвион проснулся, то почувствовал, что чертовски голоден. Да, два дня без еды – это не шутка! И тут его чуткие уши уловили какой-то подозрительный шум. Недоумевая, что же это, Альвион выглянул из-за кам-ней... и тут же припал к земле, а его глаза полыхнули хищным огнем. Совсем неподалеку от него, на самом краю ущелья, целая стая каких-то больших серых птиц расклевывали нечто бесформенное... кажется, это был высохший труп какого-то мелкого животного. Надо же, разглядели такую «дичь» с солидной высоты своего полета, тогда как они, истинные наземные охотники, его даже не заметили! Но Альвиона интересовала не падаль. Ему резали глаза упитанные бока этих любителей мертвечины, пусть и не столь аппетитные, как у макраухении, но все же съедобные. Только вот как к ним подобраться? Сейчас скала надежно укрывала его от их глаз, но до них-то еще полных три прыжка открытого места! А на сером, выжженном солнцем камне его черная грива и пятнистая шкура вмиг его с потрохами выдадут! Хотя... Альвион усмехнулся. Раз они так любят падаль – что ж, они ее получат! Стараясь не засмеяться, он, волоча лапы и шатаясь, точно пьяный, выполз из-за скал. Несколько трупоедов заинтересованно оглянулись на нежданную добавку к их скромному пиршеству, а это новое, выглядевшее разбитым и вообще находящимся при смерти больным, закашлялось, повалилось на бок и вскоре затихло, вывалив из пасти язык. Сквозь полуопущенные веки Альвион видел, как заинтригованные птицы, оторвавшись от своего малопривлекательной ныне пищи, неуклюжей переваливающейся рысью двинулись к нему – и едва удержался, чтобы не улыбнуться, но потом все-таки вспомнил, что он, вроде как, мертв. Вблизи он отчетливо разглядел кривые клювы и изогнутые когти, но его это мало смутило. Возбужденно галдя, птицы уже обступили его, но...
- Альвион? – встрепенулась проснувшаяся Солнцегривка, - Альвион, что с тобой? Что...
При первых звуках ее голоса падальщики испуганно отпрянули, но Аль-вион не зевал. Тело, только что лежавшее на земле, тугой пружиной взвилось в воздух, и серое облако крыльев окружило его сплошной пеленой, но клыки его уже вцепились в одно из них, и, как бы не трепыхалась в его пасти птица, как бы ни царапалась и клевалась, одним ударом Альвион сломал ей голую шею, и пернатое тело безжизненно повисло. Встряхнув его еще раз, Альвион перехватил добычу поудобнее и потащил к подруге.
- Привет, Солнцегривка! Завтрак!
- Как ты меня напугал! – она отмахнулась, - Я просыпаюсь, а ты на земле, вокруг эти птицы... Значит, это была охота? И охотник стал добычей?
- Ага. Не самая, конечно, изысканная еда, но нам с тобой не привыкать!
Вдвоем они быстренько накинулись на птицу – только перья и полетели. Остальные собратья погибшего вовсе не собирались улетать, и, отнюдь не печалясь, расселись на близлежащих скалах, попросту гипнотизируя хищников жадными глазами: а не останется ли и нам кусочка? Но, скажите честно, кому же приятно есть вот под таким надзором? Альвион сначала терпел, но потом решил, что от него много не убудет – и, раскрыв пасть, так на них рявкнул, что Солнцегривка чуть не подавилась костью, а птицы, подпрыгнув, с шумом поднялись на крыло. Покружив немного над ущельем, но дождавшись только еще одного громогласного предупреждения, трупоеды с криками улетели прочь, решив, видимо, повременить с обедом, но не попасть в зубы этим жутким хищникам. Своя шкура дороже! И в одиночестве, кое их никак не тяготило, наши герои дожевали свой завтрак, оставив лишь кучу серых перьев да лапы с излишне жесткими когтями, после чего отправились к пролому. Оттуда потянуло холодом... Хотя солнце стояло довольно высоко, внутри каменных стен царили влажные сумерки. Дно было мокрым и скользким, кое-где вода стояла от края до края, так что наши охотники предпочли передвигаться по камням. Не очень-то приятно идти по колено в ледяной воде! Пролом оказался довольно длинным, но они не унывали и шли, а вернее, прыгали с камня на камень, веря, что впереди их ждет свет... Но, пройдя едва ли больше половины дороги, им пришлось опять испытать на себе шалости неугомонной судьбы. А случилось это так. Альвион и Солнцегривка шли гаг в шаг, и Альвион, то ли по привычке, то ли в целях безопасности, шагал впереди. И загораживал весь обзор. Что оставалось делать Солнцегривке? Так что ничего удивительного, что она не заметила того мокрого камня, и, ступив на него, поскользнулась, кубарем полетев в воду.
- А-а-а! – и – плюх!
- Ты не ушиблась?
- Нет, вроде... ой, или да... Альвион берегись!
Но было поздно. С вершин посыпались мелкие камни, и, прежде чем он что-то успел сообразить, она подскочила к нему и оттолкнула его в сторону... но и сама не успела отпрыгнуть. От скал, отколовшись, в ворохе мелких камней упал огромный валун... упал прямо на нее...
- Солнцегривка!
Альвион бросился к завалу. Его подруги нигде не было видно, и тогда он одним прыжком взлетел на вершину валуна... чтобы почти сразу едва не завопить от радости. Солнцегривка лежала на земле, целая и почти невредимая, если не считать глубокого пореза на передней лапе.
- Слава небесам, ты жива! – он прижался к ее плечу.
- Я везучая, - она улыбнулась в ответ, но, когда она попыталась встать, то чуть не упала, и ее лицо исказила боль.
- Вот неуклюжая...
- Вовсе нет, ты же ранена, - Альвион лизнул ее лапу, и, припав к земле, сказал, - Давай, залезай.
Она медленно забралась к нему на спину, и он осторожно поднялся.
- Удобно?
- Удобно... Не тяжело?
- Нисколько, - несколько слукавил он и зашагал дальше. Он устал, а довольно ощутимая ноша отнимала последние силы, но он упрямо шагал вперед. Он должен дойти до Урочища. Должен...
И вот впереди, словно солнце на рассвете, засиял свет! Свет! Яркий, дневной свет! Как только можно видеть его каждый день и не замечать, не ценить! Как только можно не наслаждаться каждым лучом, каждой крупицей его тепла?.. Ведь свет – это... это сама жизнь! И вскоре наши герои уже стояли в конце пролома, и перед ними открылось Урочище Спасения, во всем свеем великолепии. Это была огромная каменная чаша, оазис среди скал, вы-стланный нежным атласом травы и застланный изумрудным бархатом густых диких лесов. Скалистые отроги каменной стеной окружали его от всех опас-ностей внешнего мира, с одного из них голубой стеной низвергался мощный водопад, дающий начало широкой и тихой реке, пересекающей от края до края все Урочище. Это была цель их путешествия. Они дошли...
- Красота, - улыбнулась Солнцегривка, - Просто чудо, - но тут, забыв-шись, она шевельнула больной лапой, и тут же закусила губу, а по шерсти ее вновь побежал алый ручеек.
- Нам нужна вода, - решительно сказал Альвион и, перепрыгивая с валуна на валун, стал спускаться вниз. Солнцегривка же только отрывисто стонала, но вслух не жаловалась. Альвион же тем временем начал обдумывать, как бы тут побыстрее добраться до воды, но тут увидел одинокого токсодона. Травоядное мирно объедало листву с молодых деревьев. Это был старый, матерый зверь, ростом с гиппопотама, только на ногах повыше, да с более легкой головой. И выглядел он почти так же глуповато и безобидно, вот только Альвион не понаслышке знал, каким страшным может быть этот гигант в гневе. Даже современные бегемоты славятся, как самые агрессивные и опасные звери в Африке, от клыков которых гибнет больше людей, чем ото львов и леопардов вместе взятых, а уж токсодон явно не был миролюбивей – вон какие шрамы усеяли шоколадно-бурую, в узких светлых полосах спину этого якобы безобидного вегетарианца! Правда, при случае Альвион вполне мог спастись бегством – этот исполин был явно хром, одна из его трехпалых лап была сильно изуродована, но Солнцегривке точно пришлось бы туго, и он решил действовать осторожно. Он приблизился к травоеду, подождал, пока тот соизволит обратить на него внимание, и потом, откашлявшись, спросил:
- Э-э-э... Простите, пожалуйста, вы не подскажете, как быстрее всего доб-раться до реки?
Токсодон тоже спешить не любил. Прожевав свою траву, не сводя при этом темно-карих глаз с нашего героя, он медленно спросил:
- Ты новичок?
- Ну... можно и так сказать.
- Добро пожаловать в Урочище. Иди вот по этой тропе.
- Большое спасибо! – искренне поблагодарил его Альвион.
- Не за что, - скучливо обронил токсодон и вернулся к прерванной тра-пезе, а наш герой отправился по тропинке. Идти и впрямь оказалось недолго – вскоре за деревьями блеснула вода, и они вышли на берег реки. Там Солнцегривка блаженно растянулась на мягкой травке - впрочем, уберегая лапу, - и Альвион принялся вылизывать ее рану, пока не извлек виновника всех бед – осколок гранита. Выплюнув его, наш герой поглубже вдавил его в землю – а то еще кто-нибудь поранится.
- Вон там, в воде, растет гвилия... да-да, вот эта травка с широкими ли-стьями. Дай мне ее, пожалуйста.
- А зачем? – поинтересовался Альвион, положив рядом с ней небольшое растеньице с темно-зелеными листьями. Солнцегривка в ответ взяла ее в рот и принялась энергично жевать, после чего невозмутимо размазала получив-шуюся массу по ране, чуть поморщившись от боли.
- Жжет, а помогает, - улыбнулась она.
- И откуда ты только про все эти травки разные знаешь?
- Ну, не по все, только про лекарственные кое-что знаю.
- А кто тебя научил?
- Ясноглазка, - Солнцегривка печально вздохнула, - Это была моя первая учительница. Она очень дружила с моей мамой, и после ее ухода всячески меня поддерживала, и даже учила разбираться в разных травах, надеясь, что со временем я смогу занять ее место, и клану придется принять меня в свои ряды, но потом... она собирала травы, когда... когда ее убили бродяги.
- Мне очень жаль. Но я рад, что она успела столько тебе рассказать. Как твоя лапа? Ходить сможешь?
- Если не очень быстро, - Солнцегривка осторожно напрягла мышцы, подвигала лапой туда-сюда, после чего, поднявшись, действительно удержа-лась, - Ну, что ты стоишь? Идем!
- Хорошо, пошли, - улыбнулся Альвион, и они зашагали вдоль реки, справедливо полагая, что здесь-то им кто-нибудь да встретится! Но их ждало разочарование: хоть им и попались по дороге всевозможные звери, от стада макраухений до пары ленивцев, никто из них не слышал ни о Гвальдоре, ни о Древолапке, а некоторые и вовсе, вежливо покачав головой, с любопытством спрашивали: «А вы что за звери такие?»
- Неужели они не дошли до Урочища? – Солнцегривка была на грани отчаяния, - Неужели мы проделали весь этот путь напрасно?
- Не волнуйся, мы их найдем, - Альвион ласково лизнул ее в щеку, - Вон, смотри, крепкоспин стоит. Спросим у него!
- Гвальдор? Древолапка? – глухо переспросил старый глиптодонт с иззубренным панцирем, - Отчего же, прекрасно их знаю. Это мои старые знакомые.
- Правда?! А вы не можете нас к ним проводить?
- Могу. Не такая я уж развалина, чтобы не добрести до их пещеры!
- Тогда скорее, идем!
- Эх, залетные, дайте хоть напиться...
Пил он долго. И жадно. Наши герои так и подпрыгивали от нетерпения, а когда он утолил свою жажду и поднял седую голову...
- Ну, пошли, пошли!
- Иду я, иду.
И вот он медленно зашагал к лесу, а наши герои – следом, старательно избегая мест, над которыми сильно раскачивался длинный шипастый хвост глиптодонта. Тропа под ними петляла и изгибалась, и солнце уже давно миновало полдень, когда старик вывел их к подножию скал.
- Пришли? – Солнцегривка тяжело дышала.
- Да. Почти.
- Как это «почти»?
- Да вот за этими скалами их пещера. Вы, молодые, вмиг переберетесь, а мне, в моем возрасте, скалолазанием вряд ли стоит заниматься. Так что я пойду, посплю чуток.
- Да, конечно. Кстати, как вас зовут? Я – Альвион, а это Солнцегривка.
- Альвион? Знакомое имя... Гвальдор про тебя рассказывал. И, вижу, не так уж и преувеличивал! А я Шипохвост. Всего хорошего! – и глиптодонт зашагал обратно к реке, попутно снеся пару валунов.
- Теперь понятно, почему на его хвосте такие тупые шипы! – фыркнула Солнцегривка, и Альвион, улыбнувшись, вскочил на скалу и протянул подруге лапу, помогая ей взобраться. Нельзя сказать, что этот последний незнакомый переход был легким, но они его, честно сказать, почти не заметили, потому что наградой им послужил вид небольшой пещеры у подножия массивного склона, словно ширмой прикрытое космами нечесаного лишайника. Место выглядело уютным, и Альвион почти не удивился, когда, видно, заслышав их шаги, из темного отверстия вышел... Гвальдор! Он почти не изменился, хоть и поседел изрядно, и хромал немного, но все же это был он...
- Отец!
Старый саблезубый застыл, как громом пораженный. Будь он моложе, и человеком, а не зверем, он бы, наверное, стал бы белее бумаги, а то и вовсе сомлел бы на месте, но, к счастью, он был махайродом, уже немало пови-давшим на своем веку, да к тому же еще и бывшим вожаком, вождем, и потому, как никто другой, умеющим владеть собой. Поэтому он лишь слегка отшатнулся, как бы в испуге, а потом прошептал, веря и не веря...
- Альвион? Альвион! Сынок!
Наш герой не спрыгнул – слетел со скалы и со всех лап бросился к отцу. Он нашел его! Нашел! Они обнялись с такой силой, будто стояли над пропа-стью, боясь упасть, и некоторое время просто молчали...
- Сынок, - Гвальдор прижался к его широкому плечу, - Я столько думал о тебе... мечтал, что когда-нибудь мы снова встретимся... О небеса! Как тебе удалось спастись? И ты так вырос! Ты был... смешно вспомнить! А теперь... - он засмеялся, - И все-таки расскажи, как тебе удалось выжить?
- Моя мама спасла меня. Она отнесла меня в лес, где я и вырос.
- Песчанолапка! Какая она молодец! Я не ошибся, когда выбрал ее... Альвион, а кто это с тобой?
- Знакомься, это Солнцегривка, моя лучшая подруга.
- Здравствуйте... Я очень рада с вами познакомиться.
- Позволь ответить тем же, - улыбнулся Гвальдор.
- Солнцегривка ищет своих родителей, Древолапку и Вилиана. Ты, на-верное, их знаешь...
- Хм, Вилиана я не встречал, а вот Древолапка... Древолапка, выходи скорее! Ты только посмотри, кто пришел!
- Кто? – донеслось из пещеры, и оттуда, раздвинув стену лишайников, показалась... она. Она была очень похожа на дочь, только в ее густой, цвета светлого золота гриве уже виднелось немало седых волосков... Увидев ее, Солнцегривка так и осталась стоять, не в силах сказать ни слова, а Древолапка и вовсе застыла на месте, а ее светлые глаза расширились, и она с трудом смогла выдохнуть:
- Солнцегривка... Это ты?
- Мама, - только и сказала та, - Здравствуй.
- Солнцегривка, - на глазах Древолапки показались слезы, и она, как во сне, шагнула навстречу дочери, а Солнцегривка, словно опомнившись, бро-силась к ней. Одиннадцать месяцев мать и дочь не видели друг друга, одиннадцать долгих месяцев прошло с их последней встречи... Немалый срок для тех, кто измеряет жизнь не то что летами – месяцами, а то и днями...
- Солнцегривка, доченька! Это ты! Наконец-то мы вместе!
- Мамочка, - Солнцегривка плакала навзрыд, - Мамочка... А... а где отец?
- Я не нашла его, Солнцегривка. Я обыскала все урочище, но не нашла и следа его! И никто не знает о нем.
- Ничего, мама, мы его обязательно найдем!
- Очень на это надеюсь, милая. Очень надеюсь, что вскоре вся наша семья воссоединится!
- А как насчет нашей семьи, отец? – спросил Альвион.
- О чем ты?
- О возвращении в стаю.
- В стаю? Нет, и не уговаривай.
- Но... почему?
- Альвион, посмотри на меня! Какой из меня теперь вожак?
- Самый лучший! Ты всегда им был! И неужели ты позволишь этим бродягам распоряжаться тем, что по праву принадлежит нам?
- Нет, Альвион. Ты молод и не понимаешь. Я изгнан, и я не вернусь назад. Не должен возвращаться.
- Но ты мне нужен. Ты нужен всей стае. Я маме обещал, что вернусь вместе с тобой, и я прошел такой путь, а теперь, когда я уже почти у цели, ты говоришь, что все было зря? Один я не справлюсь!
- Справишься. Ты выжил, и это главное. Я уверен, что ты справишься...
- Но ты должен вернуться, отец! Спроси себя самого, неужели ты позво-лишь чужакам, этим выскочкам жить на нашей земле, а самому – в изгнании? Неужели ты избрал такую судьбу?
- Я проиграл свою битву, сын. И я ушел. Теперь только ты имеешь право сражаться за свою честь.
- Я не уйду без тебя! Я пришел за тобой, и уйду с тобой!
- Это твой путь, Альвион, не мой. Моя звезда погасла, и больше уж ей не светить. Она уступила место твоей. И ты должен идти. Здесь, в этом Урочище, тебе, воителю, не место, и ты должен вернуться, чтобы доказать, что настоящий вожак может все. А ты можешь! Но не я.
Альвион открыл, было, рот, не зная, какие еще доводы привести, но потом пристально посмотрел на отца, покачал головой и медленно сказал:
- Я шел по следам тени. Того отца, что я знал, больше нет. А я... я должен вернуться, - он отвернулся, глаза его странно блестели, - Весь этот путь оказался напрасным, - и он опустил голову, с трудом сдерживая плач. Солн-цегривка осторожно приблизилась к нему и прижалась к его вздрагивающему боку, после чего тихо спросила:
- Мама, а ты? Ты пойдешь с нами?
- Солнцегривка... Зачем? Оставайся здесь. Смотри, как здесь хорошо!
- Но Альвион...
- Я тебе не хозяин, Солнцегривка, - глухо сказал он, - Если хочешь - оставайся, я и слова не скажу тебе в упрек. Это мой путь.
- Нет, Альвион, - она медленно покачала головой, - Это наш путь. Здесь мне тоже не место. Каково бы ни было мое происхождение, я все-таки родилась воительницей, и я буду страдать и сражаться вместе с тобой!
- Тогда идем. Нас ждет долгая дорога. Но, думаю, мы ее одолеем.
- Я в этом не сомневаюсь, - улыбнулась она и посмотрела на мать, - Прости, мама. Но я уже давно решила, кем мне быть.
- Я понимаю, - она кивнула, опустив глаза, а Альвион, похлопав подругу по плечу, напружинил лапы и одним великолепным прыжком взлетел на вершину скалы. Солнцегривка следовала за ним...
- Альвион, подожди! – неожиданно крикнул Гвальдор, и тот резко обер-нулся. Заходящее солнце золотило его гриву и огнем сверкало в шерсти...
- Береги себя, сынок.
Он ничего не ответил, только с какой-то странной болью посмотрел на отца – и исчез. Две легкие фигуры исчезли из виду, точно тени от облаков, и через мгновение на скалах никого не было...
В этот день Альвион и Солнцегривка отдохнули и досыта рыбы, налов-ленной в реке. Но наш герой все равно выглядел угрюмым и подавленным. Даже рыбная ловля не разожгла в нем особого интереса, и добычу он жевал медленно, словно в полусне. И ночью Солнцегривка, проснувшись под деревом, которое они облюбовали для ночевки, увидела, что место рядом с ней пустует, и трава уже остыла, а ее друг сидит на берегу реки и смотрит на воду, искрящуюся в лунном свете.
- Альвион? Почему ты не спишь? – спросила она, подходя ближе и садясь рядом, - Что-то случилось?
- Да нет, просто... Не знаю.
- Ну не терзай себя так!
- Да просто я не могу поверить! Мы прошли такой путь, пересекли горы, реки, леса, сражались с рыбами, ящерицами, чешуйчатыми гигантами, а теперь, когда мы наши то, что искали...
- Они не виноваты, Альвион. У них другой взгляд на вещи. Пойми, их жизнь была полна трудностей и опасностей, и теперь просто хотят провести остаток своих дней спокойно. Нельзя их в этом винить.
- Да, наверное, ты права. Но у нас впереди еще столько трудностей!
- Не волнуйся. Я буду рядом с тобой. Вместе мы все сумеем, обещаю!
Альвион улыбнулся, и в его глазах засветилась нежность, а Солнцегривка, ласково потершись о его плечо, направилась досыпать – ведь завтра их ждал нелегкий путь... И с рассветом наша пара, подкрепившись остатками вчерашнего ужина, отправилась к выходу из Урочища. В столь ранний час берега реки были пустынны. Почти. Один посетитель все же был, и наши герои тут же узнали его седую шерсть, а особенно – хвост с шипами.
- Шипохвост! Доброе утро!
- А, это вы, ребятки. Доброе, доброе. Куда направляетесь?
- К пролому.
- Значит, уже уходите?
- Да. Нам надо возвращаться.
- И, как вижу, ваши родители решили остаться?
- Да, - грустно вздохнул Альвион, - И я все еще не могу понять поступка отца. Он всегда был... другим.
- Не суди его строго, малыш. Внутреннее пламя его жизни постепенно угасает, и мы, старики, уже не так жаждем странствий и новых приключений. Это – дело молодых, сильных и ловких.
- Наверное... Солнцегривка сказала почти то же, - он посмотрел на под-ругу и улыбнулся глиптодонту, - Спасибо, Шипохвост и... прощай.
- Удачи, ребята. Держитесь вместе, и тогда все будет хорошо. Чем вы дружнее, тем сильнее.
- Спасибо. Мы обязательно будем вместе!
- Тогда доброго пути!
Альвион тепло кивнул старику, и они с Солнцегривкой зашагали дальше. Просыпающиеся жители Урочища с удивлением посматривали на величествен-ную пару, направляющуюся к пролому... о котором говорили, что из него многие выходят, но никто еще никогда не входил...
- Они так на нас смотрят, будто крылья у нас за спиной увидали, - прошептала Солнцегривка, а Альвион улыбнулся.
- Они так смотрят на нас, потому что мы – охотники. Хозяева сухих равнин и бескрайних джунглей...
И вот впереди показалась черная щель. Повеяло холодом, а несколько летучих мышей, видно, вернувшихся с ночной охоты, скользнуло внутрь...
- Знаешь, а мне все-таки страшно лезть в эту дыру... – Солнцегривка поежилась, - Как бы не повторилось истории с обвалом!
- Помнишь, что я тебе говорил про страхи? Страх – это нормально, все живые существа наделены им, но важно уметь сдерживать его. Не становится добычей собственных слабостей, а иначе они будут повелевать тобой. Пошли.
- Пошли, - эхом прошептала она, и они направились во мрак. Под лапами тут же захлюпала ледяная вода, а мокрые камни тускло заблестели в лучах утреннего солнца...
- Ого, - Солнцегривка уставилась на валун, перегородивший им дорогу, - И вот эта вот махина на меня упала?
- Ага, - Альвион похлопал по камню.
- Нет, я точно везучая! Это ж надо... Но теперь я не боюсь тебя, слышишь? – и она вспрыгнула на огромный валун, с силой ударив по нему лапой, - Я не боюсь каких-то камней, ясно?
- Вот и правильно, - улыбнулся Альвион, а Солнцегривка, лучезарно улыбнувшись, тряхнула гривой и уже раскрыла пасть, чтобы торжествующе зарычать, но тут сзади раздались чьи-то быстрые скачки – и из густого мрака появилась чья-то тень...
- Солнцегривка, не надо! – закричала Древолапка, но поздно, и рокочу-щий рык потряс все ущелье, а с высоких стен посыпались камни...
- Бежим! – отчаянно закричала Древолапка, - Быстрее!
- Мама? – Солнцегривка так удивилась, что даже не расслышала ее, - Ты что здесь дела...
- Времени нет, беги! Вперед!
- А ты что встал, давай! – рявкнул в ухо оцепеневшему Альвиону знакомый голос, а чувствительная оплеуха окончательно привела его в чувство. Словно очнувшись, он стрелой бросился бежать, прыгая, как бешеный. Камни сыпались отовсюду, в воздухе висела пыль, стоял неописуемый грохот...
- Быстрее! Быстрее! – рычал Гвальдор, несмотря на старость, прыгая едва ли не быстрее сына, да еще и успевая подгонять его увесистыми шлепками! Так быстро Альвион еще никогда не бегал! Казалось, жилы вот-вот порвутся в его лапах, которые несли его над землей в немыслимых прыжках... но пока что они не отказались служить ему, и вот уже его тело взвилось в воздух, спасаясь от падающего валуна, едва не зацепившего спину... Все вокруг теперь заняли только камни, камни, камни... И он даже не заметил, как вылетел на открытое место, а за ним, не отстав ни на шаг – Гвальдор, и землю, по которой только что ударили их лапы, тут же завалило валунами, наглухо запечатавшими вход в пролом.
- Альвион! – закричала Солнцегривка, - Вы живы!
- Ага, - с трудом прохрипел он, пытаясь отдышаться и очистить горло от каменной крошки, - Еще бы чуть-чуть...
- Хорошо, что ты неплохо бегаешь, - усмехнулся Гвальдор, отряхиваясь, - А все-таки не зря мы решили идти с вами. Этот разлом... вернее, уже бывший разлом, в Урочище не зря назвали Дорогой Шепота.
- Что же я наделала! – Солнцегривка смотрела на груду камней, чувствуя себя едва ли не ходячим проклятием, - Путь в Урочище уничтожен!
- Не волнуйся, милая, - Древолапка лизнула ее в ухо, рассеченное каким-то старым шрамом, - Это не единственный способ попасть в Урочище Спасения. Туда ведут и другие дороги.
- Но вы же не пойдете по ним, правда? – больше с надеждой, чем с уверен-ностью спросила она.
- Нет, дорогая. Мы с Гвальдором решили, что не такие уж мы старики, из которых песок сыплется, чтобы бросить своих детей. Мы идем с вами.
- Это правда, отец? – Альвион посмотрел на него, и тот кивнул.
- Правда, - он кивнул, - И... ты простишь меня за вчерашнее?
- Ничего, - сказал Альвион и обнял его лапой, - Ты все равно мой папа. И этим все сказано, - а потом с улыбкой добавил, - Может, мне тебя понести, чтобы возвращение назад не показалось тебе столь тяжким?
- Ну уж нет, - Гвальдор вскинул голову и, слегка прихрамывая, первым зашагал по Ущелью Чудовищ, - Хочу все же сохранить свою гордость!
Альвион в ответ засмеялся и побежал следом, а Солнцегривка с Древолап-кой – за ними. И, несмотря на хромоту Гвальдора, шли они очень быстро, и еще до захода солнца достигли горной гряды. Правда, тут возникла кое-какая задержка – никто из всей четверки толком не помнил, как добраться до лесу по этим обрывистым склонам. Даже Огонь Надежды, если бы он и решил появиться на закатном небе, подвел бы их – все же горный переход отличается от путешествия по равнине, и не в лучшую сторону. С горами лучше не шутить, они неопытных не любят, и любая оплошность может стоить жизни. А потому не описать той радости, которую испытали путешественники, заметив высоко в небе одинокую черную точку...
- Чернокрыл!
Старый кондор приветственно крикнул и начал снижаться, пока его ши-рокие крылья не подняли ветер прямо над их головами.
- Привет друзьям! Вы к Хальгону, верно?
- Да. Но мы не запомнили дороги.
- Это не беда, я вас провожу. Не отставать! – и, захлопав крыльями, он взмыл в небеса, приглашая своих четвероногих товарищей следовать за ним. Насколько помнил Альвион, они шли назад тем же путем – по крайней мере, скалы, среди которых они встретили трескохвоста, они точно прошли. Тем временем солнце садилось, и окрасило небо в кроваво-красные цвета, облака сделало золотистыми, а серым камням придало рыжеватый оттенок. Выгля-дело это все умопомрачительно красиво, но времени любоваться пейзажами не было – нужно было успеть до темноты, потому что только Чернокрыл знал дорогу, а ночью от него, дневного летуна, было бы мало проку. И все же на небе уже зажглись первые звезды, когда усталые лапы их ступили на уступ перед пещерой Хальгона, а вот уже и сам хозяин, улыбаясь, вышел навстречу, похожий на белоснежный призрак.
- Добро пожаловать! Здравствуй, Гвальдор, здравствуй, Древолапка, привет и Альвиону с Солнцегривкой! Какой неожиданный визит!
- Здравствуй, Хальгон, - за всех поприветствовал его Гвальдор, - Прости, что без приглашения.
- Да какие приглашения, друг мой? Мой дом – дом всех моих друзей! А ты, Альвион, значит, все же выполнил свой долг?
- Да, Хальгон, - он улыбнулся, - Мы возвращаемся домой.
- Поздравляю, ребята. Не откажетесь ли вы присоединиться к моему скромному ужину?
- Надеюсь, не в качестве ужина?
- Очень смешно! Нет, моя еда много аппетитнее.
- А мы, значит, противные?
- В пищевом смысле – да... впрочем, не знаю, не пробовал. Но обязательно попробую, если вы, юноша, будете продолжать свои неуместные шуточки! А мое угощение – вот этот длинношей. Немного староват, но мясо вполне свежее, так что – прошу.
Мясо, кстати, действительно оказалось немного жестким, однако очень вкусным. Впятером они живо его обглодали, и после еды блаженно растяну-лись на песке. И тогда Альвион спросил:
- Хальгон... ты меня прости, если я что-то не то ляпну, но как ты умудряешься ловить даже длинношеев?
- А тут ничего трудного нет. Просто я знаю, где их искать.
- А где?
- На водопое. Вода – это жизнь, без нее не выживет ни растение, ни живот-ное. Так что на водопое меня почти всегда ждет удача.
- А как ты находишь место, где пьют травоядные?
- По запаху. И по земле – там она хорошо утоптана, и на ней почти не растет трава. К тому же, это всегда пологий берег, свободный от деревьев, на котором может скопиться большой стадо. Вот и вся премудрость, дружок.
- Ты так много знаешь...
- Ну, я ведь, кажется, не напрасно жизнь прожил. Должен же я был хоть чему-то научиться, верно? – он весело сощурил слепые глаза, в уголках которых тут же собрались лучистые смеющиеся морщинки...
Этой ночью Альвион спал как никогда крепко, никакие кошмары его не мучили. И утром, когда солнце еще только собиралось встать, он уже поднялся, выспавшийся и отдохнувший. Хальгона в пещере не было, да и Гвальдор, всю ночь дышавший ему в спину, куда-то пропал. Впрочем, его это нисколько не удивило, и, выйдя наружу, он почти с готовностью увидел их обоих на том же самом утесе, где пару ночей назад сам сидел и глядел на звезды. Два махайрода сидели неподвижно, глядя на небеса, и бледный свет луны бросал перед ними две почти одинаковые тени...
- Доброе утро, Альвион, - не отрывая белых глаз от неба, которое он не мог видеть по жестокой прихоти судьбы, сказал Хальгон, - Как спалось?
- Отлично. Привет, папа.
- Привет, - улыбнулся тот, - Скоро рассветет, и мы двинемся дальше. Надеюсь, моя лапа не помешает нам идти быстро.
- А то мы не шли, - усмехнулся Альвион, усаживаясь рядом, - Да ты едва ли не быстрее нас, здоровых, шагал! И, посуди сам, даже если бы ты плелся как черепаха, сказал бы кто-нибудь тебе хоть слово в упрек? Вы же нам с Солнцегривкой жизнь спасли!
- Да уж, хоть этим я могу гордиться, - улыбнулся Гвальдор.
- И я все еще не могу поверить, что ты передумал, - он зарыл нос в его седоватой гриве, - Я уж подумал, что мы расстались навсегда.
- Как это «навсегда», сынок? Никто не может расстаться с тобою навсегда, ибо только смерть может разлучить нас.
- Но и после смерти, - сказал Хальгон, - те, кто оставили нас и ушли в мир иной, все равно не покидают своих детей, своих близких и друзей. Какой-то частицей своего существа они наделяют всех нас, присматривают за нами, дарят нам тепло, любовь и ласку. Чтите их, и никогда не забывайте тех, кто ушел и не вернулся, заснул, но не проснулся. Они всегда с нами, где бы мы ни были, они советуют, они помогают принимать решения, они ведут нас вперед. Они дарят нам жизнь.
- Но ведь жизнь не вечна. Все когда-нибудь умирает.
- И оставляет после себя другое, лучшее поколение. Жизнь подобна цветку – она растет, распускается, цветет и постепенно увядает, но навстречу ей уже тянется другой, более сильный и совершенный побег. И так, от цветка к цветку, от ветви к ветви, Древо Жизни набирает силу. Ты помнишь кости в Ущелье Чудовищ?
- Такое забыть трудно.
- Так скажи, неужели цветок нашего мира цветет хуже предыдущего? Неу-жели эти животные, кем бы они ни были, умерли напрасно?
- Нет. Они же ушли, чтобы освободить дорогу нам!
- Вот именно. Наш рассвет наступил совсем недавно, а полдень еще впереди. Наше племя только набирает силу...
- Все-таки ты такой удивительный, Хальгон, - улыбнулся Альвион, - Знаешь, у меня были разные учителя, но такого, как ты, я еще не встречал.
- Я лишь надеюсь, что не научил тебя ничему плохому, - ответил седой старик, - Учителей часто сравнивают со светом во тьме, но свет-то бывает разный. Бывает теплый, бывает холодный, яркий и тусклый, ровный и мер-цающий. Каждый имеет свой цвет, свой свет. И каждый из них по-своему хорош. Все... кроме серого, точно пасмурное небо. Берегись его, ибо он не научит тебя ничему, кроме как побудит искать что-то лучшее и большее...
- Но ведь ты не такой! Ты... ты как вот это восходящее солнце, дарящее свет всему пробуждающемуся миру, всем существам до единого!
- Рассвет, - улыбнулся Хальгон, - Как я, бывало, любовался им когда-то...
- Ты и сейчас можешь любоваться им, друг мой, - Гвальдор похлопал его по худому плечу своей сильной лапой, - Иногда и лишенный зрения видит больше, чем иные зрячие. Важно только уметь держать глаза открытыми.
- Спасибо, Гвальдор, - вздохнул он, но не с грустью, а, скорее, с облег-чением и повернулся к востоку. Небо там уже порозовело. Заря обещала быть пламенной... В ветвях деревьев уже запели первые птицы. Светлая полоса на горизонте становилась все шире и шире, звезды, бледнея, исчезали, и на смену им огнем загорались облака... Хальгон сидел, точно зачарованный, и улыбался, слушая, как просыпаются горы и чувствуя на лице ласковое прикосновение ветерка. Наверное, он и не заметил, как его белоснежная шерсть вспыхнула живым золотом солнца... Альвион же, вначале не совсем поняв, что случилось, глянул на свою грудь – антрацитовая шерсть его гривы пылала огнем, а потом поднял голову – и едва не ослеп, встретившись глазами с пылающим ликом восходящего светила. Лишь тонкий ломтик солнца показался из-за черных отрогов гор, но и его первых лучей хватило, чтобы наш герой зажмурился, и по его щекам покатились слезы – хотя обычно он мог смотреть и на целое солнце, не мигая! Такова уж особенность кошачьего племени, которую с его времен унаследовали и львы, и леопарды, и даже наши домашние кошки, но сейчас, даже плотно сжав веки, Альвион не мог избавиться от вида солнечного шара, что словно выжегся на его глазах. Потом, дождавшись, пока слезы перестанут течь, он смог открыть глаза, и теперь, прищурившись, смотрел, как хозяин дневного неба медленно выплывает из-за горизонта. Трое саблезубых молча приветствовали его восход, не отводя взгляда, и лишь когда стало достаточно светло...
- Нам, наверное, уже пора в дорогу, - заметил Гвальдор, вставая, - Аль-вион, будь добр, иди, разбуди наших спящих красавиц. А то с их аппетитами на отдых мы здесь до вечера просидим.
- Ладно, - кивнул тот и направился в пещеру. Туда солнце еще не про-никло, и Солнцегривка с матерью, как ни в чем не бывало, сопели друг с дружкой на все лады. Альвион, улыбнувшись, подошел к подруге и толкнул ее в пятнистый бочок. Та, не просыпаясь, перевернулась на спину, препотешно прижав лапки к груди, а ее куцый хвостик отчаянно застучал по полу.
- Солнцегривка! Подъем!
- Ну еще немножечко... Дай сон досмотрю...
- Завтра досмотришь. Вставай, нам пора.
Но та только зевнула и еще крепче зажмурилась.
- Солнцегривка!
Она приоткрыла один глаз, посмотрела на него, потом – на устье пещеры. Убедившись, что уже действительно утро, она со вздохом встала, потянулась и энергично встряхнула свалявшуюся за ночь шубку и гриву – последняя, кстати, к этому времени у нее здорово отросла, и теперь ее густые золотисто-каштановые локоны обрамляли все ее лицо.
- Доброе утро, Альвион.
- Доброе. Пошли скорее. Хальгон и Гвальдор уже ждут.
- И только ради этого ты нас разбудил? – протянула Древолапка с насмешливой укоризной, - Ай-ай, юноша, сам не спишь и другим не даешь!
- Это точно, - Солнцегривка пихнула его лапой, - Не все же у нас ранние пташки, Альвион!
- Пошли, сони-засони, - он едва сдерживался, чтобы не засмеяться, а по-тому, спрятав лицо в шерсти, побыстрее выскользнуло из пещеры.
- О, а вот и наши дамы, - сказал Гвальдор, когда, зевая и потягиваясь, Солнцегривка и Древолапка все же вышли наружу, - Доброе утро!
- Доброе утро! – хором откликнулись те.
- Можете перекусить тем, что там осталось со вчерашнего обеда, - сказал Хальгон, - и я провожу вас до окраины скал...
После легкого завтрака все пятеро покинули гостеприимную пещеру, и Хальгон повел их в обратный путь. Они шли быстро, даже Гвальдор шагал бодро и уверенно, так что еще до наступления полуденного зноя они добрались до каменной стены, той самой, с которой чуть не сорвался Альвион, но немного севернее, там, где склон не был таким отвесным, и каменная рос-сыпь спускалась вниз, в джунгли.
- Ну, вот я и довел вас. Дальше уже ваша дорога.
- Спасибо, Хальгон. Ты нам очень помог! Пусть небеса подарят тебе много лет счастливой жизни!
- Не стоит, не стоит. Я достаточно пожил на этом свете. Впереди – ваша дорога. Прощайте! Счастливого вам пути, друзья!
- Прощай, Хальгон!
И тут подул ветер, а вокруг седого старика закружилась мелкая белая пыль... А когда она, мгновение спустя, рассеялась, то белоснежный махайрод исчез, и даже следов его лап не осталось на выжженных солнцем камнях. Древолапка удивленно посмотрела на своих невозмутимых друзей – она с причудами Хальгона была менее знакома.
- Одна из его немалочисленных премудростей, - улыбнулся ей Альвион, - Идемте, - и направился к обрыву, но Гвальдор почти тут же оттеснил его от края и первым начал спуск, поставив лапу на каменную россыпь.
- Пойми меня правильно, сын, - сказал он, словно оправдываясь, - Если ты сорвешься, наша стая пропала. Лучше я разведаю, что да как.
- Ты что же, беречь меня собрался, - Альвион опасно прищурился, - Может, уже и на охоту отпускать не будешь?
- Нет, я просто буду поступать так, как отец обычно поступает по отноше-нию к сыну, - ответил Гвальдор, слегка улыбнувшись, а Альвион, фыркнув, полез следом. Шерсть его тут же встала дыбом, когда он вспомнил, чем окончился для него подъем на эту стену, да и, к тому же, спускаться, как ни странно это звучит, гораздо сложнее, чем подниматься – идти-то надо хвостом вперед! Но, к счастью, наши герои были, хоть и большими, но все же кошками, а потому благополучно справились с этой задачей, и вскоре их лапы коснулись лесной подстилки, а уши и ноздри наполнились тысячей ароматов влажных густых джунглей...
Что ж, не буду утомлять вас долгим описанием обратной дороги. Солнце-гривка, не теряя времени даром, совершенствовала свои охотничьи навыки. И Гвальдор, и Древолапка были просто поражены, когда наши герои показали им немаленькие останки больного астрапотерия.
- И ты его сама? – в восхищении спросила Древолапка.
- Да, я же тебе рассказывала, Альвион не мог охотиться, потому что его ящерица покалечила.
- Я, кстати, слышал о таких ящерицах, - заметил Гвальдор, - Их называют боевыми ящерицами, или тегу. Самые злющие рептилии в лесах.
- Я это почувствовал, - засмеялся Альвион, потирая шрам на носу...
Конечно, в их пути не все шло гладко, не обошлось без казусных и за-бавных случаев. Так, например, Солнцегривка едва не попалась в зубы круп-ной анаконде – приняла ее за корягу, плывущую по течению, а Альвион умудрился нарваться на колонию весьма недружелюбных кочующих муравьев, и потом несколько дней не знал, куда прятать распухшее от укусов лицо – знали, бродяги зловредные, куда кусать! Теперь они шли не на север, а на юг, но Огонь Надежды не покинул их, и нужно было лишь идти не к нему, а от него. То и дело им попадались знакомые места – Большое озеро, равнина Скоронога, Поток Страха – тот самый, с пираньями и кайманами! После рассказа Солнцегривки никто из всей четверки не испытывал особого желания лезть в воду или искать переправу, поэтому, выбрав местечко поуже, они попросту перепрыгнули опасное место, почти не замочив лап.
- Неподалеку от этого места начинается территория нашего бывшего клана, - тихо сказала Древолапка, отряхивая шерсть.
- Да, скоро мы доберемся и до прогалины, где я тебя впервые встретил! – улыбнулся Альвион, потершись о бок Солнцегривки, а та лишь растерянно кивнула. В ее обычно уверенной походке начала проскальзывать тревога, а в глазах нет-нет, а мелькало прежнее затравленное выражение. Как оказалось – отнюдь не без причины...
В тот же вечер, после не роскошного, но сытного ужина, когда вся ком-пания расположилась на отдых в тени деревьев, а лес погрузился в сон, облитый лунным светом, Солнцегривка, чьи истинно лесные уши, оставались чуткими даже во сне, уловила шорох листвы под чьими-то мягкими лапами. Вся сонливость тут же слетела с нее, и она затрясла друга за плечо.
- Альвион! Вставай!
- Я не сплю, - спокойно ответил он, и его отнюдь не сонный глаз желтым топазом полыхнул в темноте, - В чем дело?
- Там кто-то есть, - она кивнула на заросли.
- Ты уверена?
- Совершенно. Их несколько, и намерения у них не самые дружелюбные – иначе зачем было бы так подкрадываться?
- Только этого и не хватало, - проворчал Альвион, вставая и потягиваясь.
- Альвион? А что случилось?
- У нас гости, отец, - ответил тот.
- Так чего ты ждешь?
- Переговоров. Эти, кто бы они ни были, явно не просто так сюда явились. Похоже, мы все же забрались на чью-то территорию.
- Но Древесные Когти не могут быть здесь! – прошептала Древолапка, - Это не наша земля! А кроме них здесь некому быть!
- Посмотрим, - кивнул Альвион, и в тот же миг кусты раздвинулись, мелькнули огоньки глаз – и на прогалину в боевом порядке вышло четверо саблезубых. Они остановились в тени, как и наши герои, но Альвион отлично их разглядел – крупные, поджарые звери, явно готовые к бою. И, что самое неприятное – все поголовно светлогривые. Древесные Когти! Шерсть на загривке Альвиона тут же встала дыбом, но, прежде, чем он успел что-то сказать, вперед выступил старший из лесных охотников и вошел в полосу лунного света, тем самым подчеркивая свои дружелюбные намерения. Бросаться на него после этого было бы хамством, и Альвион все же заставил себя немного успокоиться. Незнакомец был явно серьезным и бывалым воином – его широкие плечи исполосовали шрамы, тяжелые когтистые лапы прочно упирались в землю, а через все лицо шел грубый рубец, начинающийся в пустом глазу, и Альвион, сам не новичок в драках, почувствовал к нему невольное уважение. Но, видимо, кое на кого в их группе этот зверь произвел еще более сильное впечатление. Альвион не отводил взгляда от меченого самца, опасаясь подвоха, и скорее почувствовал, нежели увидел, как светло-желтые глаза Солнцегривки округлились от удивления и страха, мало вяжущимися с его представлениями о встрече с соплеменниками. А незнакомец, в свою очередь заметив ее, изумленно спросил:
- Солнцегривка, ты?!
Странно, но в его голосе нешуточное удивление смешалось еще и с едва уловимой нотой радости. На юную охотницу этот вопрос подействовал совсем по-другому – испуганно вздыбив шерсть, она приникла к Альвиону, прячась за его широкой спиной, а тот, на всякий случай, оскалился. Если этот шрамолицый думает, что ему и доныне позволено безнаказанно обижать бывшую соплеменницу, то он очень и очень ЖЕСТОКО ошибается. Но вот этот, кажется, ничего такого и помыслить не смел, а его спутники и вовсе смотрели на Солнцегривку, как голодные хищники на добычу.
- Солнцегривка! – вновь позвал он ее.
- Здравствуй, Гредон, - негромко отозвалась та. Ей эта встреча явно ни малейшего удовольствия не доставила. Древолапка же молча смотрела на своих родичей, и Гвальдор, на всякий случай, стоял рядом.
- Не бойся, мы тебя не тронем!
- Только попробуйте, - прорычал Альвион. Он был настроен более чем решительно.
- Мы лишь хотим попросить тебя об одном одолжении, - продолжил Гредон, - В нашем лагере бушует странная болезнь. Мы пытались лечить ее, но ничего не помогает. Старики говорят, что несколько лун назад такое уже случалось, и тогда Ясноглазка приготовила лекарство и исцелила их. Но ее больше нет, и никто не знает, что делать, ведь она не оставила после себя ученицы. Вчера умер Дилан, - светлогривый скорбно опустил голову, - И, если болезнь не остановить, он станет одним из многих.
- Я понимаю, - кивнула Солнцегривка, - Ясноглазка рассказывала мне об этом лекарстве, когда еще была жива.
- Ты поможешь нам? – в голосе Гредона слышалась робкая надежда, - Я понимаю, что вряд ли имею право просить об этом, но, если ты не поможешь, наш клан обречен.
- Конечно. Ясноглазка всегда говорила мне, чтобы я помогала всем, кто в этом нуждается, - просто кивнула она, и незнакомое выражение промелькнуло в ее глазах, - Я пойду с вами, - она посмотрела на Альвиона, - Ты же по-нимаешь меня, правда?
- Я все понимаю, - сказал он, - Но все равно пойду с тобой. И, уж ты мне поверь, я не посмотрю, что мы не на своей земле, если хоть кто-нибудь на тебя косо посмотрит, - он сумрачно посмотрел на лесных воинов, и такая непо-колебимая уверенность звучала в его голосе, что даже Гредон не стал возра-жать – лишь молча склонил голову.
- Мы подождем вас здесь, - подал голос Гвальдор, а Древолапка про-молчала – на нее бывшие соплеменники даже не посмотрели, и, наверное, это и к лучшему – обошлись без лишних вопросов. Гредон едва заметно шевельнул ушами, и его отряд, кольцом окруживший Альвиона и Солнцегривку, скрылся в густой чаще спящего леса...
Как оказалось, лагерь стаи – или, как говорили сами Древесные Когти, клана, - располагался в самой густой и непролазной крепи леса, в каменистом овраге, сплошь поросшем густой растительностью. Едва спустившись на его территорию по крутой извилистой тропке, Альвион сморщился от тяжелого, душного запаха болезни, пропитавшего его воздух. Навстречу вернувшемуся отряду тут же вышел глава клана – седогривый, но все еще крепкий и полный сил старый саблезубый, чьи очень светлые, золотисто-платиновые, но изрядно потухшие глаза при виде Солнцегривки полыхнули прежним огнем – в них вспыхнула надежда.
- Значит, вы ее все-таки нашли! – облегченно вздохнул он, но, заметив Альвиона, насторожился, - А это еще что за чужак? Он не из нашего клана!
- Это мой друг, Альвион, - изящно поклонившись своему бывшему предводителю, спокойно сказала Солнцегривка, - Именно благодаря ему я выжила в лесу, когда сбежала отсюда, и, хотя он, как и я, не принадлежим клану Древесных Когтей, он здесь, чтобы помочь мне.
- Ему можно доверять? – старик с некоторой опаской смотрел на широ-кую грудь и когтистые лапы Альвиона, явно соображая, кто из его клана, в случае чего, осмелится схватиться с этим молодцем.
- Доверяешь мне – доверяй и ему, - ответила Солнцегривка, - Но мы те-ряем время, старейший, а для кое-кого это непростительная роскошь. Где заболевшие?
- Они под большим деревом... возле пещеры целительницы. С ними сейчас Светолапка... – но Солнцегривка, коротко кивнув, уже побежала вперед, а Альвион, по-прежнему молча, размашисто побежал следом, ловя на себе удивленные взгляды лесных воинов (а особенно – воительниц...). Так что не удивительно, что об их приходе вскоре знал весь лагерь, и у большого дерева уже переминалась с лапки на лапку маленькая изящная самочка. Заметив их, она дернулась навстречу, но тут же встала и захлопала глазами:
- Солнцегривка?!
«Ее можно понять», - усмехнулся Альвион. Она, наверное, ожидала уви-деть прежнюю Солнцегривку – забитую, робкую, с выпирающими ребрами и свежими ссадинами по всему телу, а тут – на тебе! – встретила сильную, уве-ренную воительницу со спокойным взглядом ясных глаз, лоснящейся шерсткой и блестящей темно-каштановой гривой с золотистыми искрами, что от бега растрепалась по шее и плечам.
- Здравствуй, Светолапка, - без обиняков кивнула ей Солнцегривка, - Давай посмотрим, что тут у нас творится...
Она подошла к первому больному и осторожно лизнула его в нос, а он слабо застонал, не открывая глаз. Нос был горячий и сухой, точно нагретый солнцем камень.
- Ты давала им какие-нибудь травы?
- Только сок из листьев алоцвета... жаропонижающее.
- Хорошо, значит, еще не все потеряно. Нам нужны корень овражника, листья змеиной травы, немного лепестков борицвета... так, кажется, все, если я ничего не забыла. Есть у тебя все это?
- Только змеиная трава, да и то совсем сухая.
- Плохо. Значит, нужно прогуляться в лес.
- Моя помощь нужна? – уши Альвиона встали торчком.
- Да нет, что тут возиться, - она улыбнулась ему, - Мы сами справимся. А ты пока посиди здесь да проследи, чтобы никто не приближался к заболевшим. Мы же не хотим, чтобы кто-то еще подцепил заразу?
- Как скажешь, о великая целительница, - фыркнул он и улегся у корней дерева. Солнцегривка же, подмигнув ему на прощание, вместе со Светолапкой отправилась в лес. Вскоре ветви кустарника качнулись за их спинами, и вокруг воцарилась относительная тишина – только слышалось хриплое дыхание больных... да неподалеку о чем-то оживленно беседовали взволнованные молодые самки. Начало разговора Альвион, ясное дело, пропустил, и уже хотел отвернуться, чтобы не подслушать, но тут его уши уловили знакомое имя, и против воли он насторожился... а продолжение беседы и вовсе заставило его недобро прижать уши.
- ... везет же этой бродяжке! И шкуру сберегла, и вон какого красавчика подцепила! Помните, как мы в патруле встретили тогда Кравола, этого несносного бродягу, и как он рассказывал о той драке? Так отделать такого громилу – это же какая силища нужна!
- Да чем она хоть его приворожила? Она ж с ним рядом – что трава степная с лесным цветком! А он-то, он с каким воином за нее сцепился!
- И посмотрите, какая она теперь! Надо же, прям расцвела, поправилась, гриву отрастила... и разговаривает-то как! Раньше от нее по полдня слова не дождешься, а тут, я слышала, с самим старейшиной запросто беседует!
- Да все равно, как была она замухрышка, так ею и осталась! Теперь, правда, ее только слепой от лесной воительницы не отличит – раньше у нее хоть шерсть была темная, как у матери, а теперь, с такой бурой отцовской шевелюрой, она и на распоследнего бродягу не похожа! Словно целую луну на солнышке валялась! Солнцегривка, ха! И кто додумался так ее назвать?
- А как этот сумасшедший равнинный на нее сумел клюнуть? Он хоть раз рядом с ней себя видел? Да ему бы еще светлую гриву – и вылитый был бы лесной охотник, не хуже наших воинов!
- Он же одиночка. Тот самый бродяга из Дикого леса, - в последних словах явно слышалось восхищение, - Вот, небось, и запал на нее, потому что никого другого рядом не было... Ой, девочки, а пойдем, глянем на него по-ближе! Уж если на нее, дурнушку, то на нас-то, нас!
- Пойдем! – с готовностью откликнулись подруги, раздался легкий топот маленьких лап – и на поляну высыпали трое юных охотниц, все, как на подбор, изящные, грациозные, с золотистыми гривами и веселыми смешливыми глазами. Лицо Альвиона оставалось совершенно бесстрастным, но про себя он проворчал: может, вы и красавицы, но только даже коготка на лапке Солнцегривки не стоите. И думать о них после услышанного он мог если не с прямым отвращением, то с презрением – точно. Пока они сновали на почтительном расстоянии, явно примериваясь, он не слишком-то на них и глядел, но, когда одна из них двинулась ему навстречу, он не слез, не спрыгнул, не соскользнул со своего корня, на котором столь удобно расположился – просто внезапно исчез, а через мгновение темная тень выросла рядом с удивленной лесной воительницей.
- Извини, красавица, сюда нельзя. Или ты хочешь заболеть?
- А что же ты здесь делаешь? – игриво сощурилась она.
«Играй, играй, да только смотри, как бы не пришлось тебе гоняться за собственным хвостом...»
- А я тут слежу, чтобы никто, кроме целительниц, к дереву не подходил, - спокойно ответил он.
- Ой, какой ты храбрый! Я таких еще не встречала! Как тебя зовут?
- Альвион.
- Альвион, Огнешерстый... Красивое имя! А меня зовут Зарецветик. Мы с Солнцегривкой когда-то были подругами.
«Неужели? Что-то сомневаюсь...»
- Очень приятно.
- Вы с ней, наверное, далеко путешествовали?
- Далеко.
- Наверное, тебе часто приходилось ее спасать, да? – она насмешливо сощурилась.
- Да, бывало и такое. Но и она меня не раз спасала.
- Правда? Тебя?!
- Да, меня. Она предупредила меня о гигантской змее, спасла от огромной ящерицы, вытащила из озера, когда я чуть не утонул, и из пропасти, в которую я чуть не свалился. Она сама охотилась на зверей, которые размером были в два раза больше ее самой, и мужественно переносила все тяготы нашего долгого пути, - холодные и суровые глаза его потеплели, в голосе зазвучала немалая гордость, - И я бесконечно счастлив, что мне довелось с ней встретиться! Но сейчас вам лучше уйти, - немного жестко, почти сухо добавил он, - Я себе никогда не прощу, если ты или твои подруги заболеете по моей вине, так что – рад был познакомиться, Зарецветик.
«Ну, или, по крайней мере, почти рад...»
Поняв сей недвусмысленный намек совершенно точно, вся троица по-спешно убралась восвояси, и Альвион, сам того не желая очень чутко при-слушивавшийся к их тихому разговору, даже негромко замурлыкал, когда до его ушей донеслось восхищенное: «Да, вот это любовь...».
- Не скучал? – сияющее лицо Солнцегривки высунулось из-под ветвей.
- Не успел, - засмеялся Альвион, - Все нашли?
- Да, и даже цветущий борицвет, хотя в это время он уже почти весь от-цвел! Сейчас приготовим лекарство, и мы можем идти. Наверное, наши родители уже начали волноваться!
Дальше она говорить не могла, потому что набила рот малоаппетитной травой, которую они на пару со Светолапкой принялись жевать, так что вместе с клыками у них из-под губ теперь торчало не менее дюжины зеленых стебельков. Альвион же, не решаясь пошутить на сей счет, – вдруг еще пода-вятся! – выбрался подальше и сел, глядя на луну, что медленно плыла над ним. Наверное, сидел он долго – во всяком случае, небо уже светлело, когда к нему вышла усталая, но счастливая Солнцегривка.
- Вот и все, - сказала она, - Они все живы, и, надеюсь, скоро пойдут на по-правку. Наша помощь здесь больше не нужна.
- Значит, мы можем идти? – уточнил он.
- Да, - она потянулась, зевнув во весь рот, - Только сперва надо предупре-дить старейшину... а то это будет похоже на побег, верно?
- Уже уходите? – с непритворным сожалением спросил их седогривый ста-рик, которого они нашли в другом конце лагеря.
- Да, - склонила голову Солнцегривка, - Больше Светолапка в моей по-мощи не нуждается, и, думаю, дня через два все больные встанут на лапы.
- Что ж, тогда я хочу от имени всего нашего клана поблагодарить тебя, Солнцегривка. Я хотел еще предложить тебе остаться у нас вместо Ясноглазки, но, вижу, ты не согласишься.
- Когда-то этот клан не захотел меня принять. Да и не нужна я ему, старейший, а он не нужен мне. Я нашла свою мать, и теперь мы все вместе идем туда, где, возможно, у нас снова будет семья. Спасибо вам за ваше предло-жение, но я уже давно не принадлежу клану Древесных Когтей... если вообще когда-то принадлежала к нему. А потому мне лучше уйти.
- Мы не забудем того, что ты для нас сделала. Как и тебя, молодой воин, - он впервые обратился прямо к Альвиону, - Ты ведь тоже спас нас, когда помог Солнцегривке выжить, - едва заметным движением хвоста он подозвал к себе двоих воинов, - Рейвон и Алегиор проводят вас до той поляны, где вы впервые встретились.
«Как будто мы и сами не дойдем», - проворчал про себя Альвион, но ни-чего не сказал – только вежливо кивнул, и вслед за светлогивыми воинами они с Солнцегривкой покинули территорию лагеря – лишь колыхнулись за их спиной потревоженные ветки...
- Ну, наконец-то! Вернулись! – Древолапка обрадовано шагнула вперед, - А мы уж беспокоиться начали!
- Ну, по крайней мере, ты, - заметил Гвальдор, - Я-то знал, что мой мальчик волоску с головы Солнцегривки упасть не даст, и за себя отлично постоит. Устали, небось, спасатели?
- Мягко сказано, - Солнцегривка зевнула, - Поэтому спокойной ночи... вернее, утра. И раньше, чем через луну меня не будить!
- Хорошая идея, - Альвион улегся рядом и смежил усталые веки...
Ну, луна не луна, но проспали они порядочно – до полудня, да и то лишь потому, что родители, несмотря на их жалобные стоны, растолкали своих детей и отправились в путь.
- Дома выспишься, - ворчал Гвальдор, подталкивая сына, когда тот дре-мал на ходу, - Давай, топай, соня.
То ли когти на лапах Гвальдора были слишком острые, то ли светлое предчувствие близости дома делало свое, но шли они, что сказать, довольно скоро. Правда, вечером юные саблезубые свалились, как подкошенные, зато на утро встали свежее огурчиков, сходили на охоту, притащили назад молодого длинношея, поели до отвала, и бодро зашагали вперед. Постепенно влажный воздух джунглей сменялся сухим ветром равнин, а лес начал потихоньку редеть, и однажды утром, когда солнце еще только вставало, наши путешественники вышли из-под сени последних деревьев. Лес кончился. Перед ними расстилалось до самого горизонта открытое пространство.
- Наш путь окончен, - негромко сказал Альвион.
- Это твой... ваш дом?
- Это территория нашей стаи.
- Значит, ваш дом?
- Почти, - Альвион принюхался, - Здесь все... как-то изменилось... Знаете, давайте навестим Быстрого. И узнаем, что да как.
- Того самого оленя, что отправил тебя в путь? Конечно, в чем проблемы? – удивился Гвальдор, - Я бы хотел с ним познакомиться!
И вот Альвион повел их всех к знакомому лесу. Там все, к счастью, было по-прежнему. Птицы распевали свои песни на тех же самых могучих деревьях, солнце освещало те же прогалины и поляны, а река тихо лепетала, плещась у берегов. Юный саблезубый уверенно вел их всех к той рощице, где обычно отдыхал Быстрый и его стадо. Олени были там. Взрослые спокойно отдыхали в тени развесистых деревьев, а оленята – пятнистые создания в рыжеватых шубках с тонкими ногами – весело скакали рядом, то пропадая, то появляясь в пятнах солнечного света. Альвион тут же отыскал своего друга с ветвистой короной на гордой голове.
- Быстрый!
Олень встрепенулся.
- Кто там? Выходи!
- Это я, Быстрый, - сказал Альвион, выходя из зарослей. При виде хищ-ника оленихи робко порскнули в сторону, а оленята спрятались за матерей и уставились на незнакомого страшного зверя круглыми черными глазами.
- Альвион? Так это ты? Ты вернулся!
И, обернувшись к стаду, олень спокойно сказал:
- Все в порядке. Это друг.
- Конечно, - улыбнулся Альвион, и оленихи немного расслабились, а на мордочках их детенышей кроме страха появилось любопытство.
- Ну, здравствуй, друг мой. Как твое путешествие?
- А ты сам посмотри, - и Альвион, повернувшись, едва заметно кивнул, а трое его спутников вышли на открытое место. Олень немного напрягся, но Альвион ободряюще ему улыбнулся, - Это Солнцегривка, моя лучшая подруга и самая верная спутница, ее мать, Древолапка из клана Древесных Когтей и, разумеется, мой отец, Гвальдор. А это Быстрый, сын Большерога.
- Очень приятно, - олень кивнул им всем рогатой головой, - Искренне рад нашему знакомству!
- Мы тоже, - ответила Солнцегривка.
- А как тут дела, Быстрый? Слышно что-нибудь о нашей стае?
- Не самое хорошее, Альвион. Чужаки очень жестоки и держат всех самок впроголодь – видно, опасаются бунта, поэтому, если я не ошибаюсь, одна из них недавно погибла на охоте, да и остальные едва таскают лапы.
Альвион от этих слов так и затрясся от злости. Живут, едят досыта, да еще и издеваются над теми, благодаря кому имеют пищу и дом! Краем уха он услышал, как вполголоса выругался Гвальдор.
- Что ж, тогда нам действительно придется драться, - справившись с собой, сказал он, и голос его дрожал от ярости, - Ты случайно не знаешь, где сейчас наша стая?
- Я – нет, но я спрошу у Тии.
- Тия? Это еще кто?
- Моя маленькая крылатая подруга, - улыбнулся олень, - Она слетает на равнину ночью и все узнает. Приходите на рассвете.
- Хорошо, спасибо, Быстрый.
- До встречи, друзья.
Остаток этого дня вся четверка провела удивительно хорошо. Альвион показал им все-все интересные места в лесу, вроде гнезда остроклюва - Солнцегривка вышла к нему только когда удостоверилась, что птицей там и не пахнет, а само гнездо заброшено, - поляны Живого Камня, дерева, под ко-торым он впервые спал в лесу, макраухеньего водопоя... Вечером они с Солнцегривкой сходили на охоту, и притащили длинношея. Поужинав, они легли спать.
- Тебе надо выспаться, - заметил Гвальдор, - Завтра, если не ошибаюсь, тебя ждет трудный и ответственный день.
- Я знаю, - и он лег, прижавшись одним боком к отцу, а другим – к посапывающей рядом Солнцегривке.
«Семья, - подумал он, засыпая, - Моя семья...»
Утром они доели вчерашнее мясо и отправились к оленьей роще. Быстрый уже не спал, но, когда он радостно шагнул ему навстречу, ноздрей его коснулся запах крови, и он против воли отпрянул:
- Похоже, для кого-то из жителей леса это был последний закат солнца...
- Прости, Быстрый...
- А я вас не виню. Каждому – свое. Мне – трава, вам – мясо. Ведь и длинношеи, и трава – они все живые. Все мы должны брать что-то, чтобы жить самим. Только прошу вас, не приближайтесь к моему стаду, иначе мне будет потом трудно их успокоить. Идемте, - и он повел их на окраину леса. Там, на небольшой полянке, росло тонкое деревце, и на одной из его ветвей, крепко уцепившись лапками за молодую кору, вниз головой висела крошечная лету-чая мышка, с яркой светлой шерсткой.
- Знакомьтесь, это Тия. Она слетала ночью на равнину – хотя там и не растут ее любимые цветы, полные нектара, но, тем не менее, она отыскала вашу стаю. Этой ночью самки завалили старого длинношея, но самцы отобрали почти все мясо. Как в них столько влезло – это еще вопрос, но сейчас они расположились к востоку отсюда, и, думаю, до самого заката не двинутся с места. У вас есть время. Идите на восходящее солнце, и пусть стая вновь встретится со своим настоящим вожаком!
- Спасибо, Быстрый, - Альвион поклонился оленю, - Вот уже второй раз ты нам помогаешь! Знай, я этого не забуду.
- А зачем же тогда нужны друзья? – улыбнулся он, - Удачи вам всем. И да свершится справедливость! – после чего, гордо вскинув голову, он скрылся в чаще. Тия, прощебетав – совсем по-птичьи! – что-то им на прощание, снялась с дерева и полетела прочь, а наши герои отправились на восток. Солнце вставало, начинался новый день... Но каким станет этот день для наших героев и для всей их стаи?..
- Я уверен, они примут бой, - сказал Альвион, - Но не думаю, что четве-рым достойно сражаться против двоих. Мы должны быть справедливы к ним.
- Ну-ну, - Гвальдор скептически кивнул ан свою изуродованную лапу, - Полюбуйся, как они бывают справедливы!
- Отец, мы не должны отвечать подлостью на подлость, - покачал головой тот, - Иначе чем мы лучше их? Мы воины, а не трусы. И мы примем честный бой!
В тот день стая действительно не собиралась трогаться с места, как и пред-сказывал Быстрый. Два самца настолько набили брюхо, что даже двигаться не хотели – разлеглись себе в тенечке да облизывались, а пять исхудавших самок пристроились на самом солнцепеке, зато подальше от них. Они до сих пор помнили, как жестоко обошлись пришлецы с детьми Гвальдора – семь потемневших от времени черепов их котят до сих пор лежали где-то посреди равнины, обклеванные падальщиками, а собственное потомство чужаков – два тощих, заморенных малыша все время жили в постоянном страхе перед своими свирепыми отцами. Один из их братьев уже поплатился жизнью, слишком близко подойдя к одному их хозяев стаи, когда тот был не в духе – он одним ударом сломал детенышу шею, и теперь оставшиеся два котенка и на три прыжка не приближались к ним. Особенно несладко им приходилось по ночам, когда матери, их единственные защитницы, уходили на промысел, и тогда никто не мог спрятать их от рокочущего рычания, горящих глаз и жадно оскаленных клыков... Правда, сейчас самцы немного расслабились, и им явно было не до своих подчиненных, но так уж повелось, что в этой новой стае никогда не затевались веселые игры среди котят, самки не вылизывали друг дружку, а самцы не ворчали притворно, когда какой-нибудь шаловливый детеныш начинал хлопать его по хвосту, приглашая повозиться. Даже сам воздух здесь был пропитан запахом страха...
- Как же я устала, - прошептала одна из молодых самок, Светлоглазка, вытягивая худые и грязные лапы, которые у нее не было сил даже вылизать, - Наверное, я скоро и вовсе свалюсь.
- Не надо, не говори так, - лежащая рядом Быстролапка лизнула ее в ухо, - Или ты уже забыла, что стало с бедной Рыжешейкой? Если ты не сможешь охотиться, эти чудовища просто убьют тебя!
- Я знаю, - всхлипнула она, - Но я так голодна, и у меня совсем нет сил... Лучше уж умереть, чем день за днем терпеть это!
- Не волнуйся, - Песчанолапка ободряюще улыбнулась ей, - Мы еще будем счастливы, обещаю! А эти, - она мотнула головой в сторону, - поплатятся сполна за наши страдания!
- Тише ты, - Быстролапка шикнула на нее, - Не так громко! Хочешь, чтобы тебя услышали?
- А пусть слышат, - спокойно ответила та, - Я их не боюсь!
- Да неужели? – раздался хриплый голос, и тяжелая когтистая лапа уда-рила ее по уху, отчего молодая самка, ясное дело, не удержалась и покатилась по земле, а когда она попыталась встать, то один из самцов наступил ей на спину, не давая даже пошевелиться, а сил его сбросить у нее совсем не было... Бродяга усмехнулся, оскалив клыки.
- Хочешь еще что-нибудь сказать, а? Я не слышу!
Острые когти с силой царапнули ее тело, показалась кровь...
- Ты! – Быстролапка, не помня себя от гнева, вскочила на ноги, - А ну отпусти ее, сейчас же!
- Заткнись, старая развалина, пока я тебе кишки не выпустил! – зарычал тот, и в его глазах полыхнули жуткие огоньки, - Не тебе, желтозубой, указы-вать, что мне делать, а что нет! – и, подняв лапу с выпущенными когтями, он полоснул ими Песчанолапку по спине. Несчастная закричала от боли и заби-лась что есть сил, но мучитель держал крепко, и не собирался отпускать. Взрычав, Быстролапка бросилась на него, готовясь впиться когтями ему в морду, но бродяга был начеку, и одним ударом отшвырнул старуху прочь. Двое самок тут же бросились к ней на помощь, еще двое повернулись к самцу и глухо зарычали, а он расхохотался прямо им в лицо.
- Идите, идите сюда! – он вытянул лапу с окровавленными когтями в их сторону, - Идите, отведайте тоже!
- Хватит, брат, - неожиданно подал голос второй бродяга, постарше, - И так уже вдоволь повеселился. Отпусти ее.
- А с какой стати? – младший пренебрежительно дернул ушами, - Не надо мне тут указывать, не маленький уже! Эта мразь решила о нас за глаза когти точить – так пусть теперь расплачивается кровью! – и, замахнувшись, он уже хотел вновь ударить свою беспомощную жертву, когда над равниной, точно гром с ясных небес, прокатился яростный рык. Самец так и замер с поднятой лапой, детеныши со страху забились кто куда, а их матери испуганно посмотрели на запад – туда, откуда шел этот чудовищный рев. Незнакомец вновь зарычал, и на этот раз к его голосу присоединился еще один, голос самки. Он был заметно мягче, с переливами, но не менее грозный, и бродяги тут же поняли – это приветствие обращено именно к ним. Нехотя отойдя от распростертой на земле Песчанолапки, младший брат поднял голову и взревел, через мгновение к нему присоединился старший, но незнакомцы вновь подали голос – и рычание братьев полностью растворилось в нем, как воды тихого ручья теряются в потоках широкой и могучей реки. Кто же они, эта неведомая пара?..
Ответа ждать долго не пришлось. На западе показалось четверо саблезу-бых. Они неторопливо шагали пор равнине, время от времени оглашая воздух оглушающим рычанием. Двое из них явно были самками, и бродяги не слишком обеспокоились, их увидев, но один из самцов, помоложе, заставил их вздрогнуть – он оказался настоящим исполином, даже по мерках их племени! Его шкура в лучах солнца горела огнем, темная, как ночное небо грива развевалась по ветру, а глаза сияли, точно звезды, пламенем невиданной силы и могущества... Он шел гордо и спокойно, высоко подняв великолепную голову, и не как бродяга, не как чужак, случайно забредший в эти края, а как законный хозяин этой земли, вернувшийся из долгого изгнания...
- Кого еще там принесло, - стараясь не нервничать, пробормотал младший самец, - Кажется, они сюда не по ошибке заглянули... что скажешь, брат?
- Скажу, что по-настоящему бояться надо вот этого, черногривого, - проворчал в ответ старший, внимательно оглядывая всю группу.
- А второй?
- Старик. К тому же хромой. Этот молодец хоть выглядит настоящим бой-цом... А что ты возьмешь от самок?
- Ничего, - тот усмехнулся, - Самки созданы для того, чтобы кормить самцов и рожать детенышей, но не для настоящих драк!
- Грубо, но правильно, - согласился старший брат и сплюнул в пыль, - Значит, двое против одного... как обычно.
- Как обычно... с победой для нас. Мы этого красавца так отделаем, что своих не узнает!
- Тише, - немного сурово посмотрел на него брат. Все-таки в чем-то он был гораздо мудрее своего молодого, горячего родича, - Не дели свою добычу прежде, чем догонишь и убьешь.
- Догоню. И убью, - ответил тот, самоуверенно ухмыльнувшись и проводя когтями по земле, чтобы счистить с них кровь Песчанолапки. Чужаки останови-лись и ждали их чуть поодаль, на открытом месте... там, где столько лун назад они из вожака и его сына стали изгнанниками...
- Зачем вы явились на нашу землю? – проревел старший брат, когда они вышли им навстречу. Как он и думал, черногривый гигант вышел вперед. Он был молод, очень молод, но, тем не менее, по его суровому лицу и гибкому мускулистому телу этого сказать было нельзя, а когда он заговорил, то и голос у него оказался под стать хозяину – как камень, твердый и непрогибаемый. Пока что он звучал очень спокойно, но чуткое ухо опытного бойца тут же уловило в его недрах начинающее клокотать рычание.
- Мы пришли сюда, чтобы вернуть то, что принадлежит нам по праву.
- По какому праву? Это наша земля, завоеванная нами в бою, и никто не может более ею владеть! Поэтому говори, кто ты, пришелец, и зачем пришел!
- Я Альвион, сын Гвальдора и Песчанолапки, наследный вожак этой стаи. Много лун назад вы изгнали моего отца и заставили меня покинуть стаю, но теперь мы вернулись, и готовы к битве!
Ту над равниной раздался высокий и пронзительный крик. Песчанолапка, которая, как и остальные самки, прекрасно слышала каждое слово их разго-вора, замерла от изумления, но потом воскликнула:
- Альвион? Альвион! Ты вернулся!
И, не удержавшись на лапах от счастья, свалилась без чувств. А когда ее подруги и сестры окружили ее, то она улыбнулась и тихо прошептала:
- Я знала... Он же обещал...
- Вернулись, значит? – прошипел младший из бродяг, - Смерти решили искать? Одного не добили себе на голову, так теперь оба клыки скалите? Убирайтесь отсюда, пока мы не отправили вас туда же, куда и старого Вилиана! Он уже узнал, каково нам возражать!
- Что? – глаза Солнцегривки округлились, а Древолапка чуть не упала на землю от ужаса, - Как... как вы сказали?
- Вилиан, дорогуша. Старый дурак с северной равнины, который пытался помешать нам наконец-то выйти из-под мрака леса и доказать, на что мы способны! Но мы не позволили ему, развалюхе, из которой давно песок сыпался, нами командовать, так что его кости, если только ими не подавились падальщики, уже давно высохли на солнце!
- Вы... вы... у... убили моего отца?
- Возможно, - Бродяга неприятно осклабился, - Мы достаточно убивали на своем веку. Вполне возможно, красавица!
Но Солнцегривка уже не слушала их. Древолапка и вовсе рыдала на плече Гвальдора, но из глаз ее дочери не выкатилось ни слезинки. Вместо этого вся шерсть на ней встала дыбом, уши прижались к голове, а из груди послы-шалось яростное рычание. Она уже была готова броситься на них и обоих растерзать в клочья, но тут Альвион ласково прижался к ней и удержал.
- Я с ними разберусь, Солнцегривка, - сказал он, - И за твоего отца... и за моего, - он глянул на Гвальдора, - Я их за все заставлю расплатиться.
- Но я могу сражаться, Альвион!
- Отец, у тебя повреждена лапа, и, к тому же, я не хочу, чтобы ты еще раз пострадал. Это моя битва. Помнится еще, мой дед любил говорить: «Нечего точить когти об одного и того же врага. Если уж другого выхода нет, и ты с ним сцепился не на жизнь, а на смерть, то постарайся драться так, чтобы уж больше вам с ним не встречаться». Обещаю, больше мы с этими бродягами не встретимся!
- Удачи... – только и пробормотал в ответ Гвальдор. Солнцегривка же, не в силах говорить, просто лизнула его в щеку, а Альвион, дружески ей улыбнувшись, повернулся к своим противникам.
- У вас все еще есть выбор, - негромко сказал он, - Уйдете - кровопроли-тия не будет. Останетесь – мы будем драться!
Громкий смех младшего брата был ему ответом, и наш герой, оскалив-шись и прижав уши, первым бросился в атаку, но не на этого, смешливого, а на его брата – видно, нутром чуял, что внешне невозмутимый саблезубый на самом деле куда более грозный боец! И эффект неожиданности не подвел его, сработав безотказно – за то время, что потребовалось братьям, чтобы понять случившееся, он успел разодрать плечо старшему и оставить кровавую отме-тину на боку младшего. Но, к чести бродяг, они быстро опомнились и не стали больше зевать. Один из них – Альвион даже не разглядел, кто – вцепился нашему герою в загривок и повис крепче бульдога, яростно царапаясь, а второй, воспользовавшись этим, начал кружить вокруг, выгадывая момент, когда можно будет сомкнуть клыки на горле противника. Альвион же, согнув-шись вдвое под немалым весом, по-змеиному извернулся под своим врагом и что было силы принялся рвать его когтями. Но второй тут же этим восполь-зовался и, не теряя шанса, запустил зубы Альвиону в шею. К счастью, он не смог сразу же перекусить трахею – пасть ему забила густая грива нашего героя, но челюсти его смыкались все сильнее и, рано или поздно, могли задеть артерию или позвоночник. Альвион отчаянно дергался, пытаясь освободиться от его смертельного захвата, но безуспешно... Еще бы чуть-чуть – и смерть, что так долго щадила его, унесла бы его жизнь вслед за жизнями его братьев и сестер, но тут пришло спасение. Враг, что уже почти переломил ему шейные позвонки, неожиданно взревел от боли и выпустил свою жертву, потому что Солнцегривка, храбрая Солнцегривка, которая просто не могла смотреть спокойно, как погибает ее друг, погибает, одолеваемый неравной силой, зарычала от ярости и одним прыжком, на все три метра оторвавшись от земли, упала точнехонько на спину младшего брата, запустив ему в шкуру все когти до единого. Глаза ее горели диким огнем.
- За отца! – кричала она, полосуя его, - Это тебе за моего отца! Это за его гибель, тварь!
Воспользовавшись нежданной передышкой, Альвион сильным рывком сбросил с себя замешкавшегося противника. Тот ловко упал на все четыре лапы, но наш герой еще не закончил и, зарычав, бросился в атаку. Они сце-пились и каким-то бешеным комом из шерсти, клыков и когтей покатились по земле. Чужак был существенно старше и тяжелее нашего Альвиона, но на стороне молодого махайрода дрались его сила и выносливость, его ярость и непоколебимая отвага. То один, то другой оказывался наверху, гривы взме-тались над их плечами подобно плащам, дыхание с хрипом рвалось из легких, но они все не прекращали, и Альвион раз за разом бросался в бой, изо всех сил колошматя врага передними лапами, пока не сбил его с лап и не навалился сверху, мощными лапами раздирая ему шкуру и рыча при каждом ударе:
- Это тебе за моего отца... за Вилиана... за всю нашу стаю... за моих братьев и сестер... а это за меня! – и еще одним страшным ударом – даже лапа загудела в суставах! – отбросил бродягу прочь. Когда же тому все-таки удалось подняться, то стало ясно даже последнему детенышу – это был его последний бой. Одно из его ушей было располосовано похлеще, чем у Солн-цегривки, от плеча до плеча шла глубокая рана, бока были красны от крови, да, к тому же, при падении он довольно неудачно ударился головой, поэтому лишился половины левого и всего правого клыка. Да, не удивляйтесь! Помните отца Гвальдора? А ведь такие случаи среди махайродов были не в редкость, и им приходилось изрядно постараться, чтобы до самой старости сохранить свое оружие целым! Но вот этому саблезубому не повезло, и вид у него был довольно жалкий. Впрочем, Альвион тоже изрядно пострадал – у него жутко болела прокушенная шея, бок ныл немилосердно, над глазом шла длинная царапина, и все же он не стал зализывать свои раны, а повернулся к Солнцегривке. Возле нее уже ворковала Древолапка, а ее противник лежал неподалеку в пыли. Мертвый. Альвион, хромая, подошел к подруге и молча прижался к ее плечу – говорить было трудно, а она улыбнулась и встала на лапы. Посмотрев на своего врага, она долго молчала, не находя, что сказать, но потом все же глухо проговорила:
- Долг уплачен!
- Да, малышка, - Гвальдор потерся о ее шею, - Все долги уплачены. Твой отец отомщен. А ты, - он повернулся к старшему брату и сощурил глаза, - Я тебя помню. Ты честно дрался в тот раз, когда мы впервые встретились. Видно, даже жизнь бродяги не сумела выбить из тебя что-то благородное. К тому же, мой сын, я вижу, уже сполна с тобой расплатился. Поэтому – уходи. Ни убивать, ни калечить тебя мы не будем, но ты должен до рассвета покинуть нашу землю, ясно?
Бродяга кивнул – медленно, с достоинством, по чести оценив сказанное, после чего, развернувшись, зашагал прочь, оставив тело мертвого брата за спиной. Этот бой они с ним проиграли, проиграли жестоко и бесславно, а потому он должен был уйти. Прав, тысячу раз прав был старый Вилиан. когда говорил, что завоеванное силой – силой и отберется!.. Постепенно его силуэт становился все меньше и меньше, а потом и вовсе исчез, чтобы никогда больше не вернуться туда, где, в конце концов, он все же потерпел поражение... А победители, все израненные, грустно переглянулись и посмотрели на стаю. Самки стояли на том же месте, не в силах поверить в то, что здесь произошло. И только одна из них, не испытав и тени сомнений, протолкалась между ними, крича:
- Альвион! Альвион!
Песчанолапка бросилась навстречу сыну. Но где же, куда подевался тот маленький детеныш, каким она видела его в последний раз? Перед ней стоял могучий и гордый красавец, которому она едва доставала до подбородка, воин, что только что, на глазах у всех, доказал, что он действительно вождь и потомок великих вождей!
- Мама! Мамочка... тише... больно!
- Альвион, сыночек мой, - она обняла его за шею и бесконечно вылизы-вала ему лицо, и плача, и смеясь от счастья, - Как же долго я ждала тебя! Я уже почти отчаялась увидеть тебя вновь...
- Но я вернулся, мама, - он зарылся носом в ее теплую шерсть, где под грязью и потом еще ощущался такой родной и знакомый запах – запах дома, - Теперь все будет хорошо. Мы снова вместе.
- Дорогая... а ты ничего не забыла?
- Гвальдор, - она повернулась к нему, глаза ее наполнились слезами, - И ты тоже здесь! О, Гвальдор! – и она прижалась к его боку.
- Мы все здесь, Песчанолапка, - он лизнул ее в щеку, - Все рядом. Но, помилуйте небеса, какая же ты худая! Ты хоть что-нибудь за этот год ела?
- Да что оставалось, - она печально улыбнулась, - Нам едва сил хватало, чтобы лапы таскать да этих, - она кивнула на мертвое тело, - кормить.
- Ага, намек понят, - засмеялся Гвальдор, - Значит, для нас есть работа. Альвион, вы с Солнцегривкой отдыхайте пока, а мы...
- Чего-чего? – так и подпрыгнула от этих слов Солнцегривка. От возмущения с нее всю слабость после битвы как рукой... вернее, лапой сняло, - Слушайте, вы! Я, конечно, не спорю, драка была не так себе, а неплохая, но это еще не значит, что я тут разбита дальше некуда и у меня даже не осталось сил погоняться за каким-то там длинношеем! Так что на охоту иду я!
- Мы идем, - спокойно поправил ее Альвион, улыбаясь, - Я тоже еще не настолько изранен, чтобы меня дома оставлять.
- Ну... ладно, - усмехнулся Гвальдор, - Мне всегда говорили, что один добровольный охотник лучше десяти подневольных, и мне кажется, это верно замечено. А мы пока закопаем где-нибудь подальше эту падаль, - он с отвращением ткнул лапой в сторону мертвого бродяги, - И без обрядов, что обычно соблюдаются при захоронении. Подобный мерзавец недостоин того, чтобы его чествовали наравне с другими саблезубыми. Это, кстати, он мне лапу изуродовал! Жаль, Солнцегривка, что не я первым сообразил на него так прыгнуть! Но тогда бы, клянусь, от него и следов бы не осталось!
- Охотно верю, - улыбнулась та и вслед за Альвионом неторопливо потрусила навстречу окутанной сумраком равнине...
- Как ты думаешь, где нам лучше всего попытать счастья? – спросил Альвион у своей подруги.
- Думаю, у водопоя, - она хитро улыбнулась ему, - Я ведь тоже иногда слушала, что говорил Хальгон, верно?
- Верно, - он кивнул, - К тому же, возле воды много густой растительно-сти, там можно устроить отличную засаду. Правда, я не очень-то умелый равнинный охотник, хоть и принадлежу к ним по крови, но уж где здесь водопой я, по крайней мере, знаю!
Им повезло. Или не очень? Макраухений они, во всяком случае, таки не подстерегли, зато выследили в прибрежных зарослях молодого токсодона – или светлополоса, как называли его саблезубые. Ничего не подозревающее травоядное как раз подстригало траву на небольшой поляне, когда на него, точно с небес, свалилось двое саблезубых. Они не стали убивать его на месте – поди-ка потом дотащи этакую тушу до дома! от одной мысли лапы так и взвыли от усталости! – и поступили куда отчаяннее и храбрее одновременно – погнали его по равнине. Железный лязг клыков, сгустившаяся на подмогу охотникам темнота и ощеренные крючьями когтей лапы сделали свое дело – обезумевший от страха зверь рванулся бежать, ломая заросли. И хорошо бежал! Легколапые охотники едва за ним поспевали скакать, направляя добычу свирепым рычанием, и лишь когда они достигли знакомого дерева, Альвион первым бросился на спину токсодона, всей тяжестью своего мускулистого тела ударив его в бок и повалив наземь, а Солнцегривка, не зевая, тут же вцепилась ему в открывшееся горло. Стая устроила настоящий пир! До самого рассвета изголодавшиеся самки, сами путешественники и визжащие от восторга детеныши обгладывали массивные кости токсодона, уминая мясо за обе щеки и попутно слушая рассказ Солнцегривки об удивительном походе в Урочище Спасения и возвращении обратно. Песчанолапка и Древолапка, которые, кстати, прекрасно поладили между собой, сидели по одну сторону от самозабвенно повествующей рассказчицы, Альвион с Гвальдором – по другую, а все остальные, полураскрыв рты от изумления, расположились рядом.
- Речной монстр? – пискнул один из детенышей, - И большой?
- Примерно с двадцать таких же, как ты, малыш. Ты б в его пасти целиком поместился, и даже место бы осталось. А еще мы встретили... как ее... Альвион, как там называлась эта ящерица?
- Тегу, - откликнулся тот, дожевывая, - Тегуэ... тэгуо... тьфу ты, язык сломаешь! В общем, просто тегу.
- А она тоже была большая?
- Достаточно большая, - он подмигнул котенку и коснулся своего носа, - Видишь эту отметину? Это она мне оставила!
- Зубами?
- Если бы! Хвостом. Он у нее сильный и жесткий, а уж бьет... – он заметно поежился, - До сих пор больно вспоминать.
- Кажется, ты эту воительницу не скоро забудешь, - с ласковой улыбкой заметила Песчанолапка.
- Я ничего никогда не забуду, - ответил ей сын, - Я буду помнить. Все. До самого конца.
- Другие тоже вряд ли забудут это, Альвион, - негромко сказала старая Быстролапка, - О подобном путешествии будут рассказывать не только наши дети, но и дети наших детей. Подобного не случалось ни с твоим дедом, ни с дедом твоего деда, и мне кажется, что этим ты можешь по праву гордиться!
- Спасибо, Быстролапка, - Альвион кивнул, - Я скучал по тебе, по твоим рассказам по вечерам... Помнишь нашу последнюю встречу?
- Как же я могла забыть? – она улыбнулась, - Видишь, я все-таки оказа-лась права. Ты действительно смог стать достойным своих предков и своего отца! Старики в этом не ошибаются, малыш...
- Как не ошибается и наша мудрая сказительница, - пророкотал Гвальдор, который лежал неподалеку, - Ты действительно оказалась права, дорогая Быстролапка. Более чем права.
Это он уже сказал стоя, и все разговоры тут же притихли. Даже неуго-монные малыши перестали с жаром обсуждать рассказ Солнцегривки и с любопытством посмотрели на седого саблезубого. Он все еще был вожаком этой стаи, и об этом не стоило забывать. Кстати, заметьте, ни Альвион, ни Гвальдор не стали уничтожать или прогонять чужих детенышей – хотя могли, и никто бы не смог им в этом помешать! – и оставили их с матерями. Благо-родный поступок, правда? Как сказал Альвион, достаточно было пролито крови – так пусть хотя бы конец жестокого правления двух братьев ознаме-нуется торжеством жизни... А Гвальдор прокашлялся и сказал:
- Уже пять лет подряд я был вожаком этой стаи, хозяином этих земель, от-цом рождавшихся детенышей, и ни одна самка, ни один ее малыш не жало-вались на то, что у них нет еды. Однако всему на свете рано или поздно при-ходит конец, и в конце концов это случилось и со мной, когда много лун назад на нашу территорию вторглись чужаки. Они свергли меня, и я ушел, куда уходят почти все изгнанники – в далекую, прекрасную землю, называемую Урочищем Спасения, где я почти забыл, кем был раньше. Не описать вам, насколько прекрасно это место, ведь там рады всем, и каждый может найти там приют и обрести новую жизнь. Там я встретил Древолапку, лесную охотницу из рода Древесных Когтей, такую же одинокую, как и я сам. Я думал, что с ней я проживу весь остаток отпущенных мне дней, но я не знал, что Песчанолапке удалось спасти от гибели нашего сына, Альвиона, - он тепло улыбнулся своей подруге, - Поэтому его приход в Урочище вместе с дочерью Древолапки, Солнцегривкой, оказался для меня полной неожиданностью. Я и не знал, что такое возможно... как и не знал, как поступить дальше. Отказав ему в возвращении домой, я нанес глубокую рану и ему, и своей собственной чести, а потому я несколько поздно, но все же решил, что лучше будет умереть в бою, чем околеть от старости в какой-нибудь пещере. Вы уже слышали рассказ Солнцегривки о нашем путешествии, и знаете, через что нам пришлось пройти. И во время этого похода я все больше и больше убеждался, что не ошибся, когда избрал именно Альвиона в наследные вожаки стаи. Он стойко переносил все удары судьбы, не идя на сговор ни с совестью, ни с честью, тем самым завоевывая любовь и преданность друзей – а они, как и все в этом мире, не могут быть получены тем, в чьем сердце нет верности и благородства! Здесь же, на равнине, я всего лишь еще раз убедился в том, что мой сын вырос, возмужал, и теперь действительно достоин носить гордое звание вожака стаи! Пришло мое время снять с себя этот почетный титул, чтобы мое место занял настоящий предводитель! – и тут он с глубоким поклоном отошел в сторону, уступая свое место Альвиону. Наш герой робко поднялся на лапы, и первым делом посмотрел на Солнцегривку. Та была удивлена не меньше других, но в ее глазах, устремленных на него, он увидел столько нежности и восхищения, что без слов понял все, таившееся в ее сердце... А потому он вскинул голову и шагнул вперед, навстречу горящим от нетерпения глазам членов его стаи, что с нетерпением смотрели на него – девяти смутным теням, едва различимым в бледном свете наступающего утра.
- Альвион, - наконец осмелился подать голос Гвальдор, прерывая затяги-вающееся молчание, - Ты ничего не хочешь сказать?
- Сейчас скажу, отец, - усмехнулся он, неторопливо повернулся к загорающемуся востоку – и зарычал! От его громоподобного голоса поднялись на крыло испуганные птицы, мчались без оглядки стада макраухений, вздрагивали могучие глиптодонты и токсодоны! Спустя мгновения уже вся стая присоединил к нему свои голоса, а его собственный, не спеша тонуть в их общем хоре, все набирал силу, гремя над равниной! Слушайте, слушайте, все вы, жители древних пампасов! Встает новое солнце! Начинается новый день! Началось правление нового короля бескрайних равнин!

Последний удар грома огласил равнину, и гроза наконец-то утихомири-лась. Тяжелые дождевые тучи, излив на сухую землю всю собранную ими воду, медленно отходили на запад, давая солнцу возможность пролить на пампасы свое благословенное тепло. А под широкой сенью кустарника молодая самка-саблезубая лучезарно улыбнулась и позволила троим пушистым малышам с нежной, шелковистой шерсткой вылезти из-под теплого брюха, где они прятались от проливного дождя.
- Все, хватит, - ласково сказала она им, поднимаясь, - Нам сегодня пред-стоит кое-что интересное, так что – не отставать! – и первой зашагала куда-то на запад, на открытую равнину. Детеныши, которым было едва ли месяц от роду и которые нигде, кроме родного логова, побывать не успели, с восторгом бросились за матерью, торопясь побыстрее исследовать этот новый странный мир, полный самых разнообразных запахов и звуков. Мокрая земля под их лапами весело чавкала свежей грязью, с ветвей то и дело срывались в полет искрящиеся капли ушедшего дождя, а три котенка, смешно переваливаясь и стараясь не потерять маму из виду, с неутомимым любопытством разглядывали все и вся, что попадалось им на пути. Так что можете себе представить, что они почувствовали в тот момент, когда мать неожиданно остановилась и подала тревожный сигнал, отчего они, прижав уши и испуганно пискнув, тут же забились у нее между лап, тараща большие испуганные глаза, с которых еще не до конца сошла младенческая голубоватая пленка. Мама уже не раз рассказывала им о всех опасностях, что поджидают их во внешнем мире, и теперь живое детское воображение тут же нарисовало им всевозможных чудищ, что уже притаились где-то неподалеку, чтобы вот-вот выскочить и схватить их. Самка же, настороженно оглядывающаяся по сторонам, еще раз глубоко втянула ноздрями воздух, стараясь поймать эту слабую струйку потревожившего ее запаха. Нет, тут что-то не то. Откуда на их равнине взяться бродягам? А в том, что это представитель ее племени, она и не сомневалась – кто еще умеет так же бесшумно подкрадываться на мягких лапах? Поэтому она продолжала усиленно шевелить носом, пока ветер не переменился, и не принес ей целую волну этого запаха, отчего она улыбнулась во весь рот и весело позвала:
- Альвион, проказник, да ты никак?
- Ну наконец-то, узнала, - прогудело из-за куста, и оттуда показалась лохматая голова ее друга, - А я уж подумал, что вот так и набросишься на меня, на всякий случай. Смотри, если бы это был бродяга, он бы тебя уже разорвал!
- Бродяга бы не сумел так подкрасться, - улыбнулась она, - Да и посмот-рела бы я тогда, кто кого бы разорвал, ведь нас уже четверо! Ты ждал нас?
- А как же, - он улыбнулся и вышел на открытое место. Увидев рядом с матерью громадного страшного, а самое главное – незнакомого саблезубого с угольно-черной гривой, двое малышей обмерли от страха, зато третий свирепо взъерошил шерстку, оскалил крошечные молочные клыки и грозно зашипел, готовясь броситься на ее защиту.
- Ого, - присвистнул Альвион, глядя на него, - А ты храбрец! Да не сде-лаю я вашей маме больно, не сделаю. Я и сам, - он нежно провел языком по ее уху, - кого хочешь за вашу маму на клочки разорву, правда, Солнцегривка?
- Правда, - она посмотрела на детей, - Не бойтесь, это ваш папа. Он ни-кого из нас в обиду не даст.
- Точно, - он улыбнулся и склонил голову, чтобы разглядеть своих детей. Храбрый малыш после слов матери немного успокоился и подковылял по-ближе к отцу, чтобы хорошенько его обнюхать. Альвион в свою очередь сам взъерошил дыханием шерстку детеныша, и его шершавый язык ласково прошелся по пятнистой спинке. Жесткие усы его безудержно щекотали малыша, и тот, засмеявшись, шлепнул отца по носу лапкой. Альвион только и смог, что расхохотаться в ответ, а потом повернулся к супруге.
- В стае по вам очень все соскучились, - сказал он, - Все ждут вас домой: и Гвальдор, и Песчанолапка, и Древолапка... все.
- Мы тоже скучали, - она улыбнулась и прижалась к его пушистому боку, немного влажному от дождя – кажется, он в этом кустарнике немало пролежал! – И как ты только угадал, что мы возвращаемся? Да еще и засаду прямо у нас на пути устроил!
- А как рыба знает, что ей нужно плавать, а птица – что летать? Как цветы понимают, когда им нужно распускаться, а листья – когда опадать? – он улыбнулся, - Они просто слушают свое сердце, Солнцегривка. Так и я слушаю свое. К тому же, я уже давно не был дома. Я как раз успел навестить Быстрого – ты же знаешь, после того, как Листик все-таки сумел возглавить стадо, нашего оленя одолевает дикая скука!
- И как он? С ним все хорошо?
- Конечно. Правда, эти оленята скоро заставят его похудеть на половину собственного веса, но в остальном все просто замечательно! – засмеялся он, - Ты не представляешь, какие роскошные прыжки они вокруг него выделывают! Я уже думаю, что скоро они и вовсе научатся летать! До того жизнерадостные дети! Похоже, одни из самых замечательных на свете... – но, поймав взгляд Солнцегривки, он поперхнулся, - но, разумеется, не такие замечательные, как наши, - он лизнул одного из малышей и повернулся, - Ладно, мы уже и так тут задержались. Пошли, что ли? Этой ночью наши охотницы завалили отличного длинношея, так что мы вполне можем с блеском отпраздновать ваше возвращение!
- Великолепная идея! – улыбнулась Солнцегривка...
Ну что ж, встречали их действительно на «ура». Вся стая, от самого Гвальдора до самых маленьких детенышей – все они, заметив на горизонте приближавшихся супругов, дружно бросились им навстречу, и в одно мгно-вение окружили их сплошным кольцом, всем своим видом выражая восторг и радость от встречи.
- Слава небесам, вы вернулись! – воскликнул Гвальдор, - А мы уж начали беспокоиться! Сначала Солнцегривка, а потом и ты вдруг пропал... вечно с тобой что-то случается... что, не мог дождаться, пока они сами вернутся, надо было обязательно устраивать им торжественную встречу?
- Как будто он первый и последний, кому пришлось стать отцом, - Песчанолапка, оттерев супруга в сторону, наконец-то сумела обнять сына и невестку, - Хорошо, что вы вернулись. А это, как я поняла, ваши детки? – она с улыбкой посмотрела на малышей, что жались к ногам матери и во все глаза смотрели на обступивших их со всех сторон саблезубых, - Какие красивые!
- Невероятно красивые, - подтвердила Древолапка, тоже обнимая дочь, - Молодец, Солнцегривка. Я и не сомневалась, что ты отлично справишься! И ты, Альвион, - она повернулась к молодому саблезубому, - Я уверена, что ты будешь замечательным отцом для этих славных котят! А, кстати, вы же их не представили! Как же зовут новых членов нашей семьи?
- Этого красавца, - Солнцегривка посмотрела на своего единственного сы-нишку, как две капли воды похожего на Альвиона, - я решила назвать Вилианом, как моего отца. Я надеюсь, что он станет таким же благородным и отважным, как он, и таким же храбрым и добрым, как мой супруг. А это – Ясноглазка, - она кивнула на изящную светленькую малышку с прозрачными глазами, - и Темношерстка, - она погладила лапой вторую маленькую самочку с янтарными глазками и шелковистой, почти кофейного цвета спинкой, что с любопытством посматривала по сторонам, - Красивые имена, правда?
- Очень, - Альвион лизнул ее в лоб, - Мне они очень нравятся, дорогая.
- Но мы здесь задержались, друзья! – воскликнул Гвальдор, встряхнув густой серебряной гривой, а в его глазах сверкнул былой огонь, - Как насчет роскошного обеда в вашу честь? Возражений нет?
- Конечно, нет, - улыбнулся Альвион, с гордостью глядя на своих детей, на свое продолжение, свое наследие, плоть от плоти своей, - И знаете что? – он посмотрел на обступивших его родных – близких, дорогих ему существ, а в глазах его засиял ясный солнечный свет, - Как же я рад, что живу на этом свете! Как же я рад, что все мы живем! И что будем жить!
























Небольшой словарь
для неискушенного в палеонтологии читателя

Охотник, или махайрод («зуб-кинжал») – род крупных представителей се-мейства кошачьих, обитавших в неогеновом периоде (миоценовая-плиоценовая эпохи). В основном останки этих животных находят в Восточном полушарии, однако, несколько представителей этого рода заселили Северную и Южную Америки (в частности смилодон – «зуб-нож», легендарный саблезубый тигр). Размеры в основном крупные, намного крупнее современного тигра. Верхние клыки сильно увеличены, имели зазубренные режущие края, достигали в длину тридцати сантиметров и более (отсюда второе название рода – большие саблезубые кошки), нижняя челюсть была способна раскрываться под углом более девяноста градусов по отношению к верхней. Считаются предками современных представителей рода Больших кошек (Panthera) – львов, тигров, леопардов, ягуаров.
Длинношей, или макраухения – примитивное копытное млекопитающее. Рост достигал трех метров. Имело крупную голову с большими глазами и довольно длинным подвижным хоботом, очень длинную шею, массивное туловище, высокие конечности. Вело преимущественно равнинный образ жизни. Являлось основным травоядным животным южноамериканских пампасов.
Крепкоспин, или глиптодонт («изваянный зуб») – это семейство примитив-ных неполнозубых, родственных броненосцам. В длину достигало четырех метров, в высоту – полутора, весило около двух тонн. Спина была покрыта прочным панцирем, состоящим из множества многоугольных костяных пластин, наподобие черепашьего, на конце длинного хвоста имелось несколько массивных шипов, образующих «булаву», весом до сорока килограммов, являющейся опасным оборонительным средством. Травоядное.
Долгокогть, или мегатерий («большой зверь») – род крупных неполно-зубых млекопитающих семейства ленивцевых. Известны из плиоценовой-плейстоценовой эпох Северной и Южной Америк. Длина до шести метров, высота достигала четырех, весил более пяти тонн. Под кожей ленивца нахо-дилось множество мелких косточек, действующих наподобие кольчуги. Наи-более крупные животные в Южной Америке. Питались листьями и молодыми побегами, которые доставали, вставая на задние лапы, опираясь на хвост, и пригибали ветви длинными передними конечностями с изогнутыми когтями. Около пяти видов. Обитали на равнине и в разреженных лесах.
Остроклюв, или форроракос – крупная хищная птица. В высоту достигала двух метров. Эндемик Южной Америки, постепенно вытесненный крупными хищными млекопитающими, например, кошками.
Светлополос, или токсодон – крупное травоядное парнокопытное млекопитающее, напоминающее сухопутного бегемота. Очень массивное, имело тяжелую голову и бочкообразное тело на невысоких крепких конечностях. В длину достигало четырех с половиной метров, весило около двух тонн. В основном обитало на равнинах, аналог современных носорогов.