I

Эльм-Рея проснулась на рассвете. Она всегда просыпалась рано. В опочивальне было еще темно, хотя плотные гардины не были задернуты. Эльм-Рея сладко потянулась, вставать ей не хотелось, но и лежать в кровати тоже особого желания не было. Эльм-Рея села на кровати и щелкнула пальцами.
Услышав хозяйский призыв, из большого кресла у окна, прямо к ней в объятья, на постель, метнулась большая черная пантера.
- Герочка пришла, - Эльм-Рея обхватила руками за шею огромную кошку, и они начали веселую возню. Разыгравшись, Гера стала тихонько покусывать Эльм-Рею за плечо. - Совсем как Веста, - подумала Эльм-Рея, и к горлу у нее тут же подкатил комок. Он подкатывал всякий раз, когда она вспоминала Весту.
Конечно, Гера была хороша, и Эльм-Рея ее любила, но все равно, она не шла ни в какое сравнение с ее прежней любимицей - тигрицей Вестой. Веста попала к ней совсем маленькой и несмышленой.
Это было на охоте. Эльм-Рея охотилась на кабана, когда из-за кустов на нее выскочила огромная тигрица. В короткой схватке тигрица была повержена, а когда Эльм-Рея принялась снимать прекрасную шкуру тигрицы, из кустов, жалобно скуля, выполз тигренок… Вот тогда Эльм-Рея поняла, почему тигрица бросилась на нее, она защищала потомство, вернее одну маленькую, с едва раскрывшимися глазками кошечку.
Эльм-Рея выходила и выкормила малышку, и тигрица привязалась к ней и стала ее самым близким другом. Однако Крей не позволял ей ни с кем поддерживать дружеские отношения. Стоило только Эльм-Рее привязаться к кому либо, как Крей тут же отправлял его на плаху, как заговорщика или приносил в жертву Богине Рее.
Крей и Весту отравил, она была уверена в этом, но доказать не смогла. Она могла просканировать и считать мысли любого, но только не Крея, он для нее был как закрытая книга. Поэтому, боясь, что Геру постигнет та же участь, что и Весту, Эльм-Рея старалась сильно к ней не привязываться, а в присутствие Крея вообще ругалась и даже колотила ни в чем не повинную пантеру.
Как только Эльм-Рея вспомнила про Весту, у нее сразу же испортилось настроение. Она спихнула пантеру с кровати и резко встала. Она не позволяла слугам входить в опочивальню до тех пор, пока сама не выйдет. Ей были неприятны прикосновения чужих рук, поэтому одевалась и раздевалась она всегда сама, нарушая, таким образом, веками устоявшиеся традиции и пробуждения, и отхода ко сну.
Однако спорить с ней никто не решался. Шах - отец позволял ей все, и только Крей мог заставить ее что-то сделать вопреки ее собственным желаниям. Точнее он всегда заставлял поступать ее именно так, как считал нужным. Однако в этом вопросе он с ней не спорил.
Мысли о Крее окончательно привели Эльм-Рею в мрачное расположение духа, и даже золотые солнечные лучи, озарившие всю опочивальню с восходом солнца, не смогли улучшить ее настроения. Сердито хмурясь, она оделась в костюм для торжественных церемоний и принялась за сооружение прически.
На создание прически у нее всегда уходило не менее десяти минут, а иногда и больше. Эльм-Рея делала всегда одну и ту же высокую и сложно переплетенную прическу из своей огромной и тяжелой копны черных волос. Волосы как бы создавали подобие высокой чалмы на голове и зрительно уменьшали непропорционально огромные миндалевидные глаза их обладательницы. Раньше Эльм-Рея стеснялась своей внешности, и одно время носила что-то среднее между чадрой и вуалью. Однако сейчас собственная внешность перестала ее раздражать, и ей даже доставляло удовольствие собственное сходство с Богиней матерью и тот панический ужас, который наводил только один ее взгляд на любого из подданных.
Она перестала искать дружбу и любовь, к которым инстинктивно тянулась ребенком, и этому конечно не в малой степени способствовал Крей. Он уготовил ей совсем другие развлечения. Охота, сражения и битвы, кровавые поединки рабов-гладиаторов, жертвоприношения Богине и казни осужденных - вот то, чему учил ее радоваться Крей.
Охота и сражения вызывали азарт и рождали в ее сердце радость, особенно сладостным для нее было предвкушение близкой победы. А вот получать удовольствие, как Шах, от казней, поединков рабов или жертвоприношений, Эльм-Рея так и не научилась. Она делала все, что от нее ждали и требовали, и даже без внутреннего содрогания, как раньше, но и радостными ее ощущения назвать было нельзя. Все это вызывало скорее брезгливость и отвращение.
Но именно это больше всего и раздражало Крея. Эльм-Рея знала, что чем больше она будет отводить глаза от какой-либо кровавой сцены, тем дольше эта сцена продлится, и что Крей заставит ее принять в ней непосредственное участие, а потом заставит участвовать еще в парочке подобных мероприятий.
На сегодня тоже спланировано одно из них - «Праведный суд Богини». От участия в нем ее не мог спасти даже день ее рождения. Празднование было назначено на вторую половину дня, после того как «Воплощение Богини» от ее имени проведет праведный суд и казнит виновных.
Это Крей настоял на невозможности отменить суд, который обязал проводить ее каждый последний выходной месяца, и перенес празднование ее дня рождения на вторую половину дня.
- Эльм-Богиня должна понимать, что первоочередными являются дела и обязанности, а не удовольствия и развлечения, - сказал он вчера, с елейной улыбкой на губах.
Эльм-Рея еле сдержалась, чтобы не запустить в него тяжеленную вазу, стоявшую рядом с ней. Однако, понимая, что спорить - себе дороже, согласилась и даже выдавила из себя что-то вроде ответной улыбки.
Крей ушел крайне довольный, и как надеялась Эльм-Рея, сегодня до начала суда не должен был донимать ее разного рода придирками и нравоучениями. Закончив укладывать последний локон в сложной прическе и накинув мантию, Эльм-Рея вышла из опочивальни.
Толпа слуг, ожидавшая ее появления у входа в опочивальню, опустилась на колени. Эльм-Рею считали жестокой и быстрой на расправу госпожой, поэтому боялись и приказания выполняли молниеносно, а опытные слуги даже пытались заранее предугадать их. Сделав знак рукой, разрешающий им подняться, но запрещающий следовать за ней, Эльм-Рея быстро направилась по длинному коридору дворца в сад.
Там в уединении, в окружении только весело щебечущих птиц, ароматных цветов и вечнозеленых деревьев, она хотела провести время, оставшееся до суда. Но ее надеждам не суждено было сбыться. У входа в сад стоял Крей. Увидев его, Эльм-Рея непроизвольно скорчила кислую мину, а он склонился в почтительном поклоне, - Как Вам спалось Повелительница? У Вас на редкость печальный вид. А ведь сегодня Ваш день рождения. Кто посмел Вас огорчить?
Последний из вопросов был наиболее опасным и предвещал разборки во дворце от ее имени, но по повелению Крея. Все почему-то считали, что именно она заставляет Крея быть таким жестоким и все, что делает Крей, делается лишь по ее личному распоряжению. Поэтому, сообразив, что допустила промах, Эльм-Рея поспешно растянула губы в милой улыбке, - О нет, ничего подобного, мой жрец ошибается, я чувствую себя великолепно.
- Видимо мне показалось… - Главный жрец улыбнулся. - Я рад, что ошибся. Значит, моя Повелительница сможет выполнить мою просьбу и пойти со мной на дознание.
- Крей, - интонации Эльм-Реи приобрели просительный оттенок, что случалось с ней довольно редко, - Я же не против провести суд, но до суда оставь меня в покое. Я ведь не так много хочу, особенно если учесть, что у меня день рождения? Ну пожалуйста, не порть мне праздник своими просьбами.
- Моя Повелительница, разве то, о чем я Вас прошу не на благо Вам и Богине Рее? Разве я прошу Вас что-то сделать для себя? - голос Крея приобрел металлический оттенок.
- Крей, какой ты жестокий, - Эльм-Рея картинно закатила глаза к небу, - Я думаю, что даже моя мать - Великая Богиня, в этот день позволила бы мне отдохнуть от трудов праведных на ее и мое благо…
- Дела иногда не ждут, и это хорошо известно Богине, так как пришел я к Вам, моя Повелительница, лишь по ее повелению. Богиня послала мне откровение, и дело не ждет промедления.
Слова Крея невозможно было опровергнуть. Эльм-Рея знала, что спорить бесполезно. Прикрываясь именем Богини, Крей все равно настоит на своем.
- За что ты так меня не любишь? - со вздохом произнесла она.
- Разве я когда-нибудь давал Вам повод, моя Повелительница, усомниться не только в моей любви и преданности, но и в моей покорности? И не только Богине - Вашей матери, но и лично Вам? Разве лично я когда-нибудь перечил Вашим приказаниям, даже когда они были продиктованы лишь несправедливым гневом?
Это был удар ниже пояса. Перед глазами Эльм-Реи тут же всплыла картина того, на что намекал Крей. Это было три года назад, тогда она была вне себя от ярости, после того как нашла отравленную Весту. В том, что это сделал Крей, она не сомневалась ни минуты.
Поэтому, не долго думая, ворвалась в апартаменты Крея, выгнала всех слуг и жрецов, а затем, не объясняя причин, приказала ему раздеться и встать на колени. К ее удивлению Крей беспрекословно подчинился: скинул мантию и тогу и встал перед ней на колени. Эльм-Рея выхватила стек и отхлестала жреца с такой силой, что любой другой на его месте давно бы отдал Богине душу. Но жрец выдержал. В течение всей экзекуции он не проронил ни звука, даже в те моменты, когда стек пробивал мышцы до кости.
В какой-то момент Эльм-Рее показалось, что жрец вообще не чувствует боли, но приподняв ручкой стека голову жреца, она по его расширенным зрачкам поняла, что это только видимость. От осознания того, что жрец так терпеливо сносит побои, приступ бешенства прошел, и Эльм-Рея позволила жрецу подняться. Видя с каким трудом он встает, ей стало как-то не по себе. А когда он, одевшись и взглянув на нее, с тихой улыбкой произнес: «Я рад, что тебе стало легче. Хотя я здесь абсолютно не при чем…», ей стало совсем тошно. Она резко развернулась и ушла.
С тех пор они не говорили на эту тему. Лишь изредка Крей позволял себе прозрачный намек, вроде сегодняшнего, после которого Эльм-Рея всегда тут же сдавала свои позиции и соглашалась с ним.
- Извини, я не правильно выразилась, я лишь имела в виду то, что ты очень строг и требователен, но то, что это продиктовано любовью и заботой о моем же благе я не сомневаюсь.
- Вот и хорошо, что не сомневаетесь, идемте, - повернувшись, Главный жрец направился в сторону Башни Стонов.

Башня была расположена в Западном крыле дворца, рядом с апартаментами Главного жреца и использовалась в качестве темницы. Это была огромная башня, сложенная из серых каменных глыб, с узкими щелями вместо окон, которые были забраны в прочные решетки.
Мрачная тайна тяготела над этим местом. Было доподлинно известно, что если прислониться ухом к стене Башни, то можно услышать звуки похожие на стоны, хотя это могло быть и завывание ветра в щелях вентиляционных отверстий. Именно из-за этого в народе Башню называли Башней Стонов. Войти в нее можно было через главную галерею, но таким путем в Башню отправляли лишь преступников, или тех, кого подозревали в преступлении.
Охранники, стоявшие у входа в Башню дергали огромный рычаг, и дверь постепенно отъезжала в сторону. Несчастного, только одного, вталкивали в небольшое темное помещение, и дверь медленно закрывалась. Через некоторое время рычаг сам поднимался на место, и дверь была готова поглотить свою очередную жертву. Охранникам приходилось столько раз открывать дверь, сколько было приговоренных.
Все те, кто попадали в Башню из нее уже не выходили никогда, по крайней мере, никто из придворных не видел, чтобы кто-то вышел из нее. Охранниками из уст в уста передавалась легенда о том что, подвыпившие стражники, ради шутки, втолкнули туда своего товарища, стоявшего с ними на посту. Больше его никто и никогда не видел. Через охраняемый вход никто и никогда не выходил.
Войти в Башню, а потом еще и выйти можно было лишь через боковую подземную галерею, между дворцовым храмом Богини и апартаментами Крея, но знали об этом очень немногие - Главный жрец, Шах, Эльм-Рея и еще несколько особо приближенных лиц.
Однако пройти по этой подземной галерее могли лишь Крей и Эльм-Рея или кто-то в их сопровождении. Охранялась эта галерея «огненным заклятьем Богини Реи», правда «заклятье» таковым являлось только для непосвященных, на самом деле выключить «Священный огонь» смог бы и ребенок, другое дело, что никто кроме Эльм-Реи и Крея не знал, как это делается. Поэтому любой, кто хотел попытаться пройти без их сопровождения просто сгорал заживо в пламени «Священного огня».
Эльм-Рея не любила эту Башню, но положение обязывало ее сопровождать Главного жреца, участвовать в дознании и пытках, или отбирать из узников будущие жертвы для Богини Реи. Из Башни действительно почти никто не выходил. В случае если вдруг подозреваемый оказывался невиновным, что случалось очень редко и только тогда, когда в Башню его отправлял Шах, а не Главный жрец или сама Эльм-Рея, его ждало обращение в послушника храма Богини. Именно из послушников потом набирались жрецы Богини. Это то же была не самая лучшая участь, но все же лучше, чем долгая и мучительная смерть в темнице.
Шах в Башню не заглядывал, участью туда попавших не интересовался. Провинившихся он туда отправлял редко, обычно их казнили на месте, у него на глазах, что доставляло ему огромное удовольствие. Отправлял он в Башню только тех, в виновности кого сомневался или сам казнить не хотел по той или иной причине.
Служителями и палачами в Башне были специально отобранные Креем жрецы: физически очень выносливые, покорные и бесчувственные к чужим страданиям. Один вид жрецов Башни вызывал у Эльм-Реи сильное отвращение, а если ей приходилось долго находиться в их обществе, то у нее возникало желание их всех истребить. Хотя она и понимала, что палачи должны быть именно такими, но ничего поделать со своими чувствами не могла.
Вот и сейчас, как только она вошла в Башню, ее охватило чувство брезгливости и отвращения от одного вида ожидающего их жреца. Видимо это чувство в какой-то степени отразилось на ее лице, потому, что ожидающий их жрец с поспешностью упал перед ней ниц, а Крей смерил ее долгим неодобрительным взглядом. Подавив внутреннее отвращение, Эльм-Рея решила, что будет стараться сдерживать себя.
- Встань и проведи нас к узникам! - в голосе ее прозвучала обычная бесстрастность и Эльм-Рея внутренне похвалила себя, - Так держать!
Жрец поспешно вскочил на ноги и кинулся вперед по тесному и мрачному коридору. Коридоры в Башне были винтовыми со множеством ответвлений сразу на несколько уровней. Человек, впервые попавший сюда, сразу терял какую бы то ни было ориентацию. Коридоры были похожи один на другой: нескончаемо длинные, со множеством дверей и лестниц, но без окон, освещаемые только тусклыми светильниками вдоль стен.
Прошли они примерно три уровня, когда неуклюже притормозив, перед очередной дверью, жрец с поклоном распахнул ее. Они вошли в просторное помещение. У стены в колодках и уже привязанные к станкам стояли трое узников. Жрец тот час же вышел, захлопнув за собой тяжелую дверь.
Только бросив на узников мимолетный взгляд, Эльм-Рея знала уже все о каждом из них. Все они входили в банду Ореса, промышлявшую грабежом и разбоем на дорогах. Двое были новичками, недавно прибившимися к банде из-за нежелания работать в поте лица землепашцами, как их родители. Они уже неоднократно поучаствовали в налетах банды, но были «мелкими сошками». А вот третий был «птицей высокого полета». Он был правой рукой Ореса, его личным помощником. Эльм-Рея просканировала его мозг и считала всю информацию о схронах банды, но вряд ли это было полезно. Орес не дурак, и после того как его сообщники попали в плен, тут же сменит все свои убежища и к старым уже не вернется. Эльм-Рея внимательно осмотрела пленников. Двое не представляли ни малейшего интереса: дрожали от страха как осиновые листы и еле стояли на ногах, точнее даже не стояли, а висели на колодках. Помощник Ореса - Трейс вызвал у нее большее любопытство: пропорционально сложенный, с правильными чертами лица, он попал в банду из чувства противоречия своему отцу - известному, но очень скупому торговцу. Сейчас он стоял, стараясь унять дрожь в руках, готовя себя достойно перенести все выпавшие на его долю испытания, и умереть если не с честью, то хотя бы не сломившись. Ее боялись все трое. Один ее взгляд вызывал сильнейшую судорогу у двух первых и небольшой озноб у Трейса.
- Работать придется с этими двумя, чтобы психологически сломить Трейса. Для чего-то он понадобился Крею. Интересно, для чего? - оценила она ситуацию.
Крей из угла наблюдал за Эльм-Реей. Она еще не научилась ставить защиту и прятать от него свои мысли.
- Ничего, скоро научишься. Пока в этом нужды для тебя не было, - подумал Крей. Сам он не учил ее этому, а она пока и не догадывалась, что и ее мысли можно считать, как она у других их считывает, поэтому даже и не пыталась учиться их скрывать.
- Ситуацию ты верно просчитала. Начнем с пугливой парочки, вот только сегодня мне не Трейс нужен, сегодня все для тебя, малышка… Я так долго это готовил… Правда в начале тебя разозлить придется, ты уж извини. Боюсь иначе, ты заметишь некоторые нестыковочки… - в мыслях Крей всегда называл Эльм-Рею малышкой. Он безгранично любил наследницу двух своих друзей, знал, что отдаст жизнь за нее, но показать этого не мог. Он должен был воспитать беспощадного воина, способного ради поставленной цели пожертвовать всем. Воина, не ведающего любви, дружбы, признательности, сострадания и жалости. Только такой воин сможет одолеть Арта. Задача оказалась не из легких. Самими кристаллами жизни, доставшимся Эльм-Рее от Эомы и Эла, в ней были заложены любовь, дружба и сострадание ко всему живому. Крей просто из сил выбивался, пытаясь окружить свою воспитанницу моральными уродами, которые кроме грубой силы не понимали ничего, но даже в подобном окружении она пыталась искать искренние человеческие отношения. Сегодня он приготовил ей сюрприз. Он нашел для нее объект любви, и он даст ей насладиться им в полной мере…
- Стражники задержали трех бандитов, моя Повелительница, - начал подводку издалека Крей, - они из банды Ореса, но не признаются…
Эльм-Рея строго взглянула в сторону узников.
- Еще бы признались, - мелькнула у нее мысль, - колодки держат так, что не только рукой или ногой не дернешь, но даже головой не качнешь. А во рту загубник, позволяющий дышать или издавать звуки, но никак не произносить покаянные речи.
Это была обыкновенная практика: ни Крей, ни Эльм-Рея не нуждались в исповедальном рассказе преступников. Они знали все и так. То что Крей, как и она, может считывать мысли окружающих, не вызывало у нее никаких сомнений. Преступники использовались в качестве подопытных, для ее совершенствования, в овладении приемами воздействия на различные участки мозга. Это собственно и было пыткой. Если же преступников, как сейчас собирали компанией, значит одному из них, была уготована совсем другая участь, и показательная пытка предназначалась именно для того, чтобы раздавить психологически и заставить сделать что-либо. И вот в таком случае, как сегодня, разыгрывался спектакль для одного единственного зрителя, так как жрецы на подобные дознания не допускались и могли только по стонам и крикам догадываться, что происходит за закрытой дверью. Общались при этом Крей с Эльм-Реей мысленно, а вслух озвучивали лишь реплики, соответствующие разыгрываемому спектаклю.
- Отрицать объективные факты не только неразумно, но и грешно, - Эльм-Рея дотронулась пальцами до висков первой жертвы. Парнишка дернулся в колодках и издал первый полурев - полустон. Эльм-Рея опустила руки, и он затих, лишь слезы лились из его глаз непрерывным потоком.
- Только через боль происходит очищение от грехов, - начал свою проповедь Главный жрец, - покайтесь и примите как возмездие все, что происходит с вами. Примите боль как очищение от скверны, которой вы наполнили свои жизни. Богиня милостива, и если вы раскаетесь в содеянном искренно и до конца… Если будете терпеливы, Богиня дарует вам прощение на земле или примет вас в свое небесное лоно. Перед каждым из вас я поставлю священную лампаду Богини, и когда в ней затеплится огонь, значит прощение получено, вы его заслужили. А сейчас приготовьтесь к обряду очищения и постарайтесь быть терпеливы…
- Лампады: это что-то новенькое, - подумала Эльм-Рея, - интересно, что он придумал на счет Трейса, уж не в жрецы ли его готовит?
- Начинай с нижних отделов, медленно, очень медленно… - при мысленном общении Крей обращался к Эльм-Рее без обычного пиетета, на который всегда переходил при устном общении, - и без рук, пожалуйста, и еще отойди подальше.
Эльм-Рея послушно сделала несколько шагов назад и, не поднимая глаз, настроилась на мозг своей жертвы. Парнишка взвыл в полный голос, остальные жертвы недоуменно вытаращили глаза. Ведь Повелительница не дотрагивалась до их товарища, а он вопил, исходил слезами, слюной и всевозможными нечистотами. И только через несколько долгих минут они догадались, что для подобной пытки ей и приближаться не надо.
Эльм-Рея пыталась абстрагироваться от воплей и зловония стоявшего в камере. Пленников не подготовили к пытке, никому из них жрецы не промыли желудок, что обычно делали всегда. - Надо будет разобраться, кто допустил такое, - с раздражением подумала она.
- Ты перепутала последовательность воздействия! Начни с начала! - одернул ее мысленно Крей.
Она знала, что ничего не перепутала, но вступать в пререкания не хотелось, и она вновь вернулась к участку с какого начала.
Через полтора часа с первой жертвой все было кончено. По сосредоточенному лицу Эльм-Реи было видно, что она устала, но Крей не дал ей расслабиться.
- Отвратительно! Ты допускала ошибку за ошибкой! Попытайся сосредоточиться, возьми себя в руки! Нельзя так распускаться. На твоем лице застыла вселенская скорбь, а оно должно быть непроницаемым и бесстрастным! Все с начала еще раз со следующим!
А вслух Крей завел новую проповедь, о том, что раскаяние первого проходящего обряд очищения не было полным, и другим на его примере надо осознать всю ответственность момента, раскаяться и тогда сердце Богини дрогнет.
Эльм-Рея видела, что следующая ее жертва готова сделать что угодно: и раскаяться, и думать что угодно, лишь бы не оказаться на месте своего товарища, по лицу его уже заранее текли слезы, а по трясущимся ногам моча. Однако такое его состояние не вызывало в Эльм-Рее никакого сочувствия, она считала из его мозга картинку, как он собственноручно зарезал торговца и его троих дочерей, предварительно изнасиловав всех, включая шестилетнюю девочку. Поэтому приступила она к пытке незамедлительно.
Крей еще несколько раз ее грубо одергивал, а она пыталась не обращать внимания на его замечания и быстрее закончить свое дело, поэтому не очень вслушивалась в очередную проповедь Крея, проходившую под нескончаемые вопли и стоны ее жертвы.
Она уже заканчивала, когда в ответ на очередное замечание Крея отвлеклась и, мазнув лучом сознания в сторону Трейса, просто внутренне замерла. Трейс раскаялся настолько, насколько при ней не раскаивался никто.
Он действительно переживал все свои грехи, которых по большому счету было не так уж много. Сам он лично в убийствах и грабежах не участвовал, а лишь планировал пути отступления банды и маршруты перемещений, так чтобы их не застали стражники. Сейчас он осознал что, сохраняя банду, он сохранял и множил убийц и воров. Осознал, что из-за своей гордыни перед отцом пошел на преступление и даже с какой-то радостью ожидал грядущей кары. У него прекратился озноб, он стоял расслабленный и умиротворенный. Он ждал боли, жаждал искупления.
Закончила пытку Эльм-Рея просто автоматически и тут же, вскинув глаза на Крея, мысленно обратилась к нему, - Что ты с ним собираешься делать?
- Готовлю его в жрецы Башни, - мысленно же отозвался Крей.
- Ты с ума сошел? Он осознал все и раскаивается. Он не участвовал ни в одном убийстве, а ты хочешь сделать из него палача.
- Он хранитель банды и его стараниями банда неуловима уже три года, если не больше.
- Только потому, что тебе нет до нее никакого дела, и мне ты ее выследить не давал. Не ты ли говорил, что для создания атмосферы страха и обоснования необходимости большой армии стражников, хоть одна банда, да нужна? Ты сам хранил эту банду, изредка позволяя стражникам поймать одного-двух бандитов, не более. Или нет?
- Ты что-то хочешь?
- Да! Отдай его мне!
- И куда ты его денешь?
- В гарем свой возьму! В опочивальню! - Эльм-Рея и сама не поняла, как у нее вырвалось такое смелое мысленное заявление. Хотя объяснялось все легко. И Шах и Крей уже давно настаивали на посещениях ею гарема, подаренного ей отцом два года назад. Это было большое восточное крыло Дворца, примыкавшее к ее апартаментам, разделенное на женскую и мужскую половину. Шах был бы не против ее любых любовных экспериментов. Но в гарем ее не тянуло, ее передергивало от одной мысли о том, что ее будут касаться чужие руки. Она там была лишь раз, когда Шах продемонстрировал ей свой подарок. Красивые залы, опочивальни, сад и фонтаны, и десять наложников и наложниц, специально отобранных, обученных и подготовленных. Эльм-Рее было разрешено беспрепятственно пополнять свой гарем из числа любых подданных, но этим правом она еще ни разу не воспользовалась. А сейчас, боясь, что Крей ей не отдаст жертву, предназначенную в жрецы, она пошла на этот шаг.
- Ты шутишь? Он преступник, нарушивший ЗАКОН. Он не может выйти из Башни.
- Он раскаялся! - теперь она шла напролом, - Мне он нравится! И я убеждена, что впредь он будет чтить ЗАКОН и никогда его не нарушит. Я ручаюсь тебе за него.
- Как ты можешь за него ручаться? Ты что будешь отслеживать его каждую мысль и проверять каждый шаг?
- Мне не надо отслеживать его мысли! После такого раскаяния он не может еще раз нарушить ЗАКОН Богини.
- Ты действительно в этом уверена? - мысленный посыл был полон сарказма.
- На сто процентов. Ты просто никогда и никому не давал ни одного шанса. Я не буду вообще отслеживать его мысли, в этом нет необходимости, больше он ни разу не преступит ЗАКОН!
- А вот это ты зря… Ты рискуешь. Настолько нельзя доверять никому!
- Я докажу тебе, что можно! Время нас рассудит.
- Попалась, попалась, малышка, - внутренне Крей торжествовал, но это никак не отразилось в его мыслях направленных Эльм-Рее, - Ты молода и неопытна, и ты заблуждаешься.
- Позволь мне самой убедиться в этом.
- Ну что ж, большой вред тебе он вряд ли нанесет… Вот только он не обучен, и наложник из него получится не самый лучший… - в интонациях жреца промелькнул намек на близкую капитуляцию.
- Это не важно, сейчас он поклянется тебе, что будет служить мне во искупление своих грехов, и будет послушным и легко обучаемым. К тому же у меня день рождение! Ты что забыл?
- Хорошо, - Крей сделал вид, что сдался, - Он твой! Только тебе будет очень больно, если ты в нем разочаруешься. Не впускай его в свою душу и проверяй его мысли!
- Спасибо, но я разберусь сама.
После этого мысленного послания Эльм-Реи, Крей понял, что она последует его совету с точностью до наоборот. И это его очень радовало. Он мысленным посылом зажег лампаду, стоявшую перед Трейсом, и сообщил, что Богиня посылает Трейсу прощение, если он поклянется служить ее дочери Воплощению Богини на земле Повелительнице Эльм-Рее.
Трейса уговаривать не пришлось, он тут же поклялся в вечной верности Повелительнице, а теперь своей госпоже Эльм-Рее, так как отныне он становился ее рабом и наложником.

Эльм-Рея никак не могла поверить в то, что впервые в споре с Креем ей удалось настоять на своем. Это было так неожиданно, что ее охватило чувство нереальности происходящего. В то же время она была очень горда собой, и решила, во что бы то ни стало доказать Крею ошибочность его взглядов.
От таких мыслей Эльм-Рея впала в эйфорию, и весь день провела, погруженная в собственные мечты. Даже во время суда она не особо раздражалась, хотя по своему обыкновению Крей притащил для разборок в суд самых отвратительных представителей рода человеческого: злобные, завистливые, пытающиеся урвать друг у друга кусок покрупнее и получше, лгущие на каждом шагу и поливающие друг друга грязью.
Выбрать среди них правых и виноватых не представлялось возможным. В этом грязном клубке самых низменных человеческих страстей правых просто не могло было быть. Виноваты были все. Раньше во время подобных судов Эльм-Рея пыталась вникнуть в обстоятельства каждого дела, сегодня же она делала проще. Она принимала решение о конфискации спорного имущества в казну государства, а сторонам присуждала компенсацию, зависящую в долях от ее личной, но очень беглой оценки праведности претензий каждой из сторон, но в общей сумме меньшей, чем спорное имущество. Одним словом и справедливость не нарушена, и казне достаток.
Потом она с абсолютно бесстрастным лицом зачитала приговор трем осужденным на смертную казнь и также бесстрастно наблюдала за приведением его в исполнение. Крей, как казалось Эльм-Рее, был более чем доволен. Но она даже не догадывалась, насколько он был доволен, и какова была истинная причина этого.

Вечер в честь дня ее рождения был просто великолепен: торжественный прием с изысканными блюдами, роскошные подарки, лучшие танцовщицы и музыканты, вечерний фейерверк. Все присутствующие были потрясены размахом происходящей феерии, и лишь Эльм-Рея мечтала о том, чтобы все это поскорее закончилось.
Ей казалось, что день тянется бесконечно, хотелось всех послать куда подальше, и уйти в свои апартаменты, а уж если быть до конца откровенной, то в свой гарем. Она улыбалась, благодарила за подарки, была мила, но ее сдержанную холодность невозможно было не заметить.
Шах, тщетно пытающийся весь вечер развеселить Эльм-Рею, был сильно озадачен подобным состоянием дочери. Но особого значения этому не придал, так как уже привык к странностям в ее поведении. На то она и воплощение Богини, что бы быть странной и непредсказуемой, одним словом не такой как все.
Однако все когда-нибудь кончается, закончился и торжественный вечер.
Послав всем на прощание очаровательную улыбку, Эльм-Рея с достоинством поднялась. Все присутствующие склонились в почтительном поклоне, а Шах подал ей руку, чтобы проводить ее из залы. По дороге он поинтересовался: не расстроена ли она чем и понравился ли ей вечер.
Эльм-Рея поспешила успокоить отца, что все великолепно: она в восторге от его подарков, особенно от золотой диадемы, скакуна и двенадцати рабов, из которых она обязательно отберет нескольких себе в наложники. Услышав подобное заявление, Шах несказанно обрадовался и выразил надежду, что хотя бы некоторые из отобранных им для нее молодцов сумеют доставить ей удовольствие. Затем, нежно поцеловав Эльм-Рею, пожелал ей приятно во всех отношениях провести эту ночь. Улыбнувшись, но ничего не ответив на это двусмысленное пожелание, Эльм-Рея направилась на свою половину.

Оказавшись в своих апартаментах, Эльм-Рея отослала слуг, закрылась в опочивальне и села на кровать. Ей хотелось привести в порядок свои мысли и чувства. Но мысли никак не хотели складываться и скакали в голове как бешеные. Поняв, что это бесполезное занятие Эльм-Рея решительно встала, переоделась в удобную тогу и короткую мантию и решительно направилась в сторону гарема.
Евнух, стоявший у входа, от неожиданности вздрогнул, потом хотел опуститься перед ней ниц, но поскользнулся, и просто растянулся на полу. Разрешив ему знаком подняться, Эльм-Рея переступила порог гарема. Ярко горевшие светильники освещали богато убранный коридор и пустынные залы. Эльм-Рея удивленно оглянулась на евнуха.
- Наложники все на среднем ярусе, - пояснил евнух, и тут же, стараясь загладить впечатление от своего нелепого падения, начал бубнить, - Госпожа хотела бы видеть кого-нибудь одного или вызвать всех? Мужчину или женщину? А может быть Госпожа хочет выбрать кого-нибудь из двенадцати новых рабов, так они на нижнем ярусе, но их можно привести сюда. Все будет так, как захочет Госпожа… Можно всех, а можно по одному. А можно сразу всех и рабов и наложников…
- Где Трейс? - перебила его Эльм-Рея ледяным тоном.
- Он в мужской половине среднего яруса, я его сейчас приведу. Вам его в опочивальню или в зал доставить?
- В зале не поговоришь, - подумала Эльм-Рея и вслух приказала, - В опочивальню!
Евнух, сжавшись от страха, почти вприпрыжку побежал за Трейсом, а Эльм-Рея только сейчас сообразила, что не помнит какая из комнат опочивальня и вообще где что расположено. Пришлось просканировать пространство, после чего она узнала подробный план всего гарема.
Гарем был трехуровневый. Нижний ярус предназначался для рабов или провинившихся наложников. Он состоял сплошь из маленьких зарешеченных камер, а в торце помещения были две большие камеры, полностью оборудованные для пыток. Средний ярус был разделен на две половины: мужскую и женскую и предназначался для постоянного проживания наложников и наложниц. Там было много достаточно больших комнат со всеми удобствами и несколько общих залов. Верхний ярус предназначался для ее встреч с наложниками и состоял из трех опочивален, обставленных в разных стилях, двух больших залов, зимнего сада с фонтаном, а так же большого бассейна, залы с ваннами и парилки.
Улыбнувшись, Эльм-Рея прошла в ближайшую опочивальню с обивкой и мебелью в тепло-золотистых тонах и опустилась в мягкое удобное кресло, стоявшее в изголовье огромной кровати.
- Интересно евнух догадается, в какой из трех опочивален я его жду, или будет долго блуждать? - подумала она.
В этот же момент дверь отворилась, и евнух с глубоким поклоном пропустил внутрь юношу и тут же удалился, плотно закрыв за собой дверь. В первый момент Эльм-Рея даже не узнала в вошедшем бывшего узника. На Трейсе была красивая темно-бордовая тога с золотыми пряжками, которая прекрасно подчеркивала все достоинства его атлетической фигуры. А сам он был умыт, причесан и надушен. Одним словом выглядел великолепно.
Эльм-Рея удивленно вскинула брови, - Ты готовился к встрече?
Трейс опустился перед ней на колени, - Конечно! Я очень надеялся, что моя Госпожа захочет меня видеть, и не ошибся.
Такой прямолинейный ответ озадачил Эльм-Рею, и Трейс видимо, уловив перемену в ее лице, упал перед ней ниц.
- Госпожа сердится? Я не должен был ждать? Я могу чем-то заслужить прощение?
В голосе Трейса было столько отчаяния, что Эльм-Рея рассмеялась, - Я не сержусь. Встань. Я просто удивлена.
Трейс поднялся с пола.
- Я могу подойти?
- Конечно.
Трейс приблизился к ней вплотную и вновь опустился на колени.
- Как я смогу заслужить прощение, ведь вина моя так велика…
- Богиня уже простила тебя, ты же видел, что лампада зажглась. Не греши больше, соблюдай ЗАКОН и Богиня будет благосклонна к тебе.
- А Вы моя Госпожа? Вы сможете простить? Сможете ли Вы когда-нибудь прикоснуться ко мне, не подумав о том, что я вор и убийца? Вы так великодушны, что взяли меня к себе, я знаю из Башни не возвращаются… Прощение Богини означало, лишь легкую смерть, жизнь мне подарили Вы. Но Вы удивились, что я Вас ждал… Значит Вы взяли меня из жалости и я не смогу заслужить прощения, - голос Трейса дрогнул, - Лучше мне было умереть там в Башне, чем жить зная, что не смогу заслужить прощения и меня держат лишь из жалости.
В словах Трейса было столько неподдельной горечи, что у Эльм-Реи сжалось сердце и защипало в глазах.
- Ну что ты… - она коснулась его рукой, - и вовсе не из жалости…
Трейс вцепился в ее руку, как утопающий цепляется за соломинку. Он поднял голову и, глядя ей прямо в глаза, страстно зашептал, - Так я могу надеяться? Я Вам правда не безразличен и это не просто жалость к обреченному? Вы Богиня! Я отдам все, что бы Вам было хорошо. Я докажу, что могу быть честным и верным. Я когда Вас увидел, понял, что умереть за Вас - это счастье… Но не как преступник, а как тот, кто выполняет свой долг. Я хочу искупить вину, хочу служить Вам, как преданный пес. Я люблю Вас Госпожа! - руки Трейса обвили ее талию, он приподнялся с колен, и его губы коснулись ее губ.
Такого оборота событий Эльм-Рея явно не ожидала. Да, она хотела видеть Трейса, хотела поговорить с ним, направить его на путь истинный, но вступать с ним в сексуальный контакт - это в ее планы не входило. Идея гарема была лишь для Крея. Она никак не думала, что и Трейс тоже поймет ее так буквально. Конечно, она могла оттолкнуть его, и ему пришлось бы принять такое ее решение. Однако в голосе Трейса было столько отчаяния, что Эльм-Рее показалось, оттолкни она его - он покончит с собой. И она сдалась.
Ее губы разомкнулись, и она ответила на его поцелуй. Тут же сильные мужские руки подхватили ее, и она оказалась на огромной кровати. Все, что было дальше, Эльм-Рея воспринимала как в тумане. Трейс ловко, будто всю жизнь только этим и занимался, расстегнул все пряжки на ее одежде и осторожными движениями, словно она была из стекла, а он боялся ее разбить, снял с нее всю одежду. Губы его при этом ни на мгновение не отрывались от ее губ. Как только вся одежда Эльм-Реи оказалась на краю кровати, несколькими порывистыми движениями Трейс сбросил всю одежду с себя, и Эльм-Рея оказалась полностью в объятьях сильного мужского тела.
Это было странно, но страстные мужские объятья, нежные прикосновения и интимные ласки - все, что раньше так пугало ее, оказалось удивительно приятным, и Эльм-Рея, отбросив последние сомнения, полностью окунулась в новые для себя ощущения. Ее руки страстно обвили крепкое мужское тело нового наложника, а губы слились с его губами.
Трейс оказался на редкость отзывчивым партнером, угадывающим малейшие ее желания. Он то крепче сжимал ее в объятьях, то, ослабляя хватку, нежно ласкал языком и губами самые эротические участки ее тела, доводя до иступленного стона, а затем вновь сжимал в крепких объятьях так, что ее плоть сливалась с его плотью.
Такого водоворота чувств Эльм-Рея не испытывала никогда, и когда уже на рассвете Трейс, ослабив объятья, спросил не устала ли она, она смогла лишь тихо кивнуть головой. После чего она, утомленная, уснула, прижавшись к нежно поглаживающему ее, Трейсу.

Крей стоял у огромного черного каменного зеркала в пещере Богини. Он всматривался в черную гладь камня на которой, как на экране отражалось все происходящее в опочивальне Эльм-Реи. На его напряженном лице блестели капельки пота. Наконец он оторвал взгляд от зеркала, и на его лице мелькнула удовлетворенная улыбка, как после хорошо сделанной работы. Он отер рукой пот со лба.
- Я рад, что тебе понравилось малышка, - тихо пробормотал он, - Я даже не ожидал, что это доставит тебе столько удовольствия. Хотя ведь и Эл, и Эома всегда были большими любителями подобных развлечений.
Затем он вышел из пещеры и прошел через алтарь Богини в залу, служившую ему для отдыха и уединения. Там Крей устало опустился в кресло, и словно утешая сам себя, произнес, - Будем надеяться, что мальчик окажется способным учеником, и в следующий раз сможет справиться уже без моего участия.