Молчание – знак отрицания всего сущего
У Кузи было совсем не серьезное имя. Кузька – сразу веет чем-то детским и безбаламошным. Наверно таким он и был, хоть и пытался это отрицать всеми своими поступками. Только никто этого не замечал, и Кузька оставался смешной душой компании.
Если бы вы проходили мимо Кузи, не зная его имени, то подумали бы, что он местная знаменитость. Высокий, темноволосый, худой, но мускулистый – в общем, красавчик. От него за километр веяло мягкой симпатией, от которой хотелось его обнимать и гладить по взъерошенной голове.
Кузя пытался предотвратить эту симпатию, даже начинал курить, но потом бросил. Каратисты не курят. Карате – это тоже попытка.
Вот такой был Кузя. Мягкий и безропотный. Ребенок в сердце.

Было летнее утро. Не особо прекрасное, но хорошее, насколько может быть хорошим утро в маленьком городе. Свежее и пахнущее девственными цветами с заросшей клумбы.
Кузя выгуливал Беломора – длинную толстую таксы со смешными глазами и надорванным ухом. Обычно он гулял с ней возле дома, но в этот раз понесло в парк – большой красивый парк в низине, с речкой, мостом и высокими деревьями, из-за которых создавалась приятная полутень.
Людей было не очень много. Сонные горожане, с хомячками и всякой живностью или просто гуляли, в общем, занимались своими делами.
Парень шел и здоровался со всеми знакомыми, которых было много, обнимался с одноклассницами, жал руку друзьям.
Неожиданно, когда Кузька шел по тропинке под мост, Беломор рванулся всей своей толстой силой и убежал в темноту под основанием моста. Зазевавшийся Кузя побежал за вырвавшимся поводком, но тут же остановился возле бетонной стенки под надписью: “Punk’s not dead”, стояла девушка.
Возле Кузи всегда ходили девушки – красивые стервы, которым нужен был вечный поклонник, и преданные скромняшки с кроличьими глазами, ищущие идол любви. Но Кузя был слишком занят своим преобразованием в мужчину и лишь робко начинался, подставляя щеку под невинные поцелуи.
Но увидев эту девушку, Кузька аж вздрогнул и порозовел. С первого взгляда в незнакомке не было ничего необычного. Недлинные русые волосы, идущие волнами, полные губы и миндалевидные карие глаза, смотрящие на воду. Одежда тоже была обычная для лета – короткие джинсовые шорты, черная футболка и кожаные берцы, шершаво блестящие на солнце. На плече висел коричневый, бомжатсково вида, рюкзачок на лямках.
Кузька немного потоптался на месте и сделав огромное усилие, подошел.
- Мммм… Привет…ээээ… ты не видела куда такса…собака побежала? – спросил он, подумав, что стесняются только слабаки.
Девушка медленно перевела на «настоящего муЩину» взгляд. Он был холодным, не просто холодным, а разящим на повал сорокоградусным морозом. Кроме холода ее глаза больше ничего не отражали. Если б они не двигались, казались бы мертвыми.
Парень удивился. Ему казалось, что он может понравиться любой девушке – привык уже.
_ А как тебя зовут? – попробовал еще раз Кузя, - Я Кузьма – только не смейся!
Все тот же взгляд и молчание. Кузя напрягся – тут было что-то не чисто…
- Почему ты молчишь? – парень немного занервничал, что было видно по его задергавшейся руке.
Но девушка все молчала и смотрела на него непонятными глазами. Правда произошла одна перемена – у нее едва заметно поднялась бровь.
Каратисты не уходят с поля боя поверженными.
- Значит, так. Я тебя буду ждать сегодня вечером на озере возле лодок. Надеюсь, ты придешь.
Кузьке показалось, что девушка немного оживилась. Ее морозный взгляд скользнул в район левого глаза волка, который был изображен на футболке парня, в район Кузькиной груди. Потом она вновь посмотрела ему в глаза и, развернувшись, пошла уверенной походкой под мост.
Парень все еще стоял растерянно, смотря в подмостную темноту, пока не ощутил щекотку в правой ноге.
Это был Беломор, игриво бодавший его в голень. Кузька взял поводок и повел таксу домой. Он все еще волновался и с каждой секундой все больше чувствовал себя морально растоптанным, прокручивая в памяти моменты своей глупости.

Кузя тяжело вздохнул, пригладил непослушные волосы и, с замиранием сердца вынырнул из-за леска неказистых березок. Бросив быстрый взгляд на вечернюю лодочную, парень застонал. Так и есть – прекрасная незнакомка не пришла! А зачем ей приходить? Она ж не обещала, просто молчала.
Кузька подошел к воде и посмотрел в свое рябое отражение. Оно все время искажалось, делая нос парня грушей, а глаза семечками, и наоборот. Солнце стояло относительно высоко, но уже сгущалась закатная полутьма.
В стороне что-то булькнуло. Кузя мгновенно повернулся и окаменел. Да, это была именно она – стояла, убрав руки в карманы шорт и смотря в воду. Ее русые волосы казались золотистыми в вечернем свете. Водная рябь играла на лице девушки лазурными переливами.
- Привет… еще раз… - пролепетал Кузя, наверно слишком перерадовавшийся приходу незнакомки.
Та повернулась на звук его голоса и сделав пару шагов к Кузе, оказалась прямо пред ним. Тот же холодный взгляд, от которого парню стало не по себе.
- Скажи что-нибудь… - попросил он, глядя немного ниже глаз, на щеку.
Девушка снова посмотрела Кузе на грудь (ему почему-то показалось, что она посчитала ее очень мускулистой и сильной) и провела по ней чистым аккуратным указательным пальцем.
Лучше б она этого не делала. Кузя тут же расхрабрился на полную катушку и прям оттаял.
- Если ты сейчас ничего не скажешь… я тебя поцелую!!! - выпалил он и тут же осекся. Он понял, что сморозил и всей душой занадеялся, что незнакомка сейчас что-нибудь скажет.
Но нет. Она лишь посмотрела смельчаку в глаза, будто насмешливо спрашивая: «Ну что? Попробуешь?»
Кузя еще немного подождал и, поняв, что она ничего не скажет, сосредоточился и, как истинный мужик, который держит слово, поцеловал девушку в губы.
Конечно, Кузька мог поцеловать девушку и в щеку, и даже в нос, но почему-то поцеловал именно в ее полные губки. Пару секунд он, прилипший к ним, ждал пощечины или кулака в скулу, но очень удивился, когда незнакомка ему ответила.
Так они и стояли, целуясь рядом с водой напротив заката. А Кузя думал, какие же сюрпризы может отвалить судьба. Он явно влюбился, и не зная даже имени девушки и зная ее только день, уже с ней целовался, чувствуя, как мурашки удовольствия приятно разбегаются гильдиями по его могучей спине. Еще б чуть-чуть и он бы замурлыкал, но незнакомка прекратила прекрасный момент, вновь смотря в его глаза, как ни в чем не бывало.
Время шло, но ничего не происходило. Девушка все так же молчала, а Кузя не знал, что делать. Солнце садилось, оголяя просторы звезд. Парень видел, как они отражались в глазах незнакомки.
Вдруг Кузю осенило, он повернулся, чтобы что-то сказать ей, но девушки не оказалось на месте. Ее берцы мрачно хлюпали по грязи леса где-то в темнеющей дали.

Весь следующий день Кузьме Дорожкину не сиделось. Он бегал из стороны в сторону, нервно отвечал на звонки друзей и пинал ногами потрепанную грушу в углу своей комнаты. Беломор с удивлением смотрел на хозяина из укрытия, иногда повизгивая и поскуливая.
Наконец-то наступил вечер. Как только пробило пять часов, Кузька наспех собрался и побежал на озеро. Еще с утра собирались тучи и как только он сделал пару шагов, застучали осмелевшие капли.
Парень бегал быстро, уверенно, соблюдая темп. Его размеренные прыжки по размокшей земле сливались со стуком нарастающего дождя.
Наконец-то Кузька добежал до лодочной. Большое озеро грозно катилось волнами, на гребнях которых зеленели вырванные водоросли. В темном грозовом небе поблескивали мелкие молнии, после которых воздух взорвался трехтонным громом.
- Вот придурок! Зачем бежал?! Она не придет, а меня убьет молнией! – рассерженно сказал Кузя самому себе.
Но его самокритику прервали легкие цмокающее шаги. Юноша обернулся и увидел свою любовь. Да, он решил что любит эту девушку, которая сейчас стояла в длинном черном плаще с промокшей головой. Первая любовь всегда сразу стреляет в сердце.
- Ты пришла… - удивленно вздохнул Кузя, неожидавший ее появления и опять пораженный холодным взглядом. – Надо уходить отсюда.
В подтверждение его словам тут же совсем рядом в березовой роще, блеснула огромная разветвленная молния. За ней раздался гром, сопровождаемый треском. В шелестящем лесу упало подрубленное дерево.
Кузя немо проводил падающую березу и, спохватившись, схватил девушку за руку и побежал прочь, в город.
От озера до городка возвышалась полоса леса где-то в полкилометра, может больше. Незнакомка, точнее уже знакомка, не отставала, но и не бежала на перегонки. Было ощущение, что она не боится попасть под молнию или дерево, зато Кузя за нее очень боялся. Девушка, не запыхиваясь, в отличии от него, и бежала смирно, с таким же ледяным взглядом.
Кузя засмотрелся на нее и свернул совсем не на ту тропку, и через несколько минут понял, что заблудился. Сзади громыхнула молния, и высокая старая сосна свалилась прямо на дорожку, преградив паре путь назад. Кузьма аж зашелся от страха и негодования.
«Я во всем виноват. Это я ее сюда завел!» - проносилось у него в голове. Он ждал ругани и брани, но ничего этого не было. Девушка стояла, как ни в чем не бывало.
Молния ударила снова. Кузя увидел, как ослепляющая вспышка грянула в метре от него в еще одну сосну. Гром оглушил парня и уже без пелены звука он видел, как дерево пошатнулось и стало падать на них. Времени не было, и сообразив, что спастись не удастся, он лишь заслонился руками , заступив девушку своим телом. Вместе с громом лес окатил совсем нечеловеческий рык.

Кузя очнулся и тут же почувствовал страшную боль ниже сердца. Тяжело дыша он нащупал там конец скользкого древка ветки. Подняв руку к лицу, парень увидел черную, при свете ночи, кровь.
- Меня проткнуло веткой… - вслух прокомментировал он. Тут же из уголка его губ хлынул ручеек теплой жидкости – внутреннее кровоизлияние.
Кузя сидел на приозерном песке, облокотившись на какой-то камень. Прямо перед ним распростерся тихий простор озера. Вода успокоилась, дождь прекратился. На ясном небе высыпали звезды и полная луна. Они отражались на водной глади, создавая свое, истинное волшебство.
Левее от Кузи стояла девушка. Ночной ветер трепал ее закучерявившиеся от влажности волосы и черный плащ. Она смотрела на луну, задумчиво, но также холодно.
Услышав, что Кузя очнулся, девушка подошла к нему и села рядом. При лунном свете ее глаза сияли необычной силой.
- Ты хоть сейчас мне что-нибудь скажешь? –безнадежно спросил Кузька, испуская из рта струйки крови. Он понимал, что умирает – в его глазах появились черные мухи, он чувствовал слабость, ему хотелось пить и спать.
Но в ответ лишь все то же ненавистное молчание. Через туман Кузьке показалось, что девушка плачет и качает головой.
Протянув с трудом руки и обняв ее за плечи, парень обнял ее, на сколько это было возможно. Девушка не стала вырываться и послушно прижалась к его окровавленной груди.
Кузя поцеловал любимую в лоб, прошептал:
- Я тебя люблю… а ты?
Ответа не последовало. Парень подумал, что теперь она не может говорить от горя и улыбнувшись добавил:
- Молчание – знак согласия!
И, почувствовав себя счастливым, он успокоился. Испытав последнюю, неожиданно резкую боль, красавец-каратист умер.

Девушка вырвала из груди Кузи ветвь и брезгливо отшвырнула ее в сторону. Сбросила сильные мертвые руки с плеч и потерла ладони в сладком предчувствии.
Засунув в кровоточащую дыру в груди Кузьки руку по локоть, она стала с хрустом и хлюпаньем шарить там пальцами. Наконец-то ее лицо озарила улыбка. Высунув из дыры руку, сопровождаемую темными брызгами, она достала оттуда в кулаке что-то маленькое, с синеватым сиянием.
Разжав ладонь она увидела маленькую ласку, свернувшуюся клубком. Ее яркая, воздушная, сотканная из потустороннего света материя осветила ее лицо, полное голодным безумием.
Ласка подняла голову и нервно занюхала воздух. Она была душой Кузи, его истинным сердцем. Немедля ни секунды девушка со вкусом втянула ее в рот и проглотила.
Пожерательница душ встала и отряхнула голые коленки и пальто. Вымыла от кроки руки в озере и довольным взглядом уставилась в небо.
- Молчание – знак отрицания всего сущего, дорогуша! – сказала она. Ее голос, гипнотизирующий и немного низкий, отразился от водной глади и неба, и повторился несколько раз завораживающим эхом. В ночной тиши закричали птицы, перепуганные громовым смехом, подумавшие, что вновь начинается гроза.
Мораль: Любовь, вызванная суррогатом тьмы всегда ведет к неслучайной смерти.