Ригн любил пустоту.
Не безликую пустоту космоса, не ватную пустоту сознания, а гулкую, шелестящую пустоту коридоров, покинутых обитателями. Еще утром сотрудники проносились по залам, с ворохами бумаг, журчали разговоры, низко гудела техника, но сейчас под высокими сводами раздавалось лишь эхо шагов. Мерных, неторопливых.
Ригн не спешил. Грозди светящихся шаров свешивались с балок, смешные мохнатые деревца топорщили украшенные белыми лентами ветви из стреляных гильз. С разрисованных стен улыбались усталые, но ликующие солдаты.
Дарагары серьезно подготовились к предстоящей годовщине. Они ко всему подходили серьезно: от битвы до порядка на рабочем месте. Ригн остановился у темного проема, задумчиво вглядываясь в мерцающий сумрак: ровные ряды папок с аккуратными формулярами, сложенные в пеналы писчие наборы на широких столах, шары-трансляторы, мирно мерцающие в спящем режиме. Даже легкие кресла задвинуты под столешницы предусмотрительными хозяевами. Дарагары предпочитали дисциплину и порядок.
Взгляд мужчины остановился на опечатанном стеллаже. Война закончилась, но оружейные хранилища продолжали оставаться обязательными атрибутами помещений. Легкие переносные ракетные установки, парализаторы, средства индивидуальной защиты, энергетические батареи. Начищенные, заряженные, готовые к использованию. Три года, как сирены тревоги не сотрясали недра подземных городов, но выкованные войной привычки остались. Отказаться от них оказалось столь же трудно, как забыть тотальные бомбардировки, стершие с лица планеты не один город.
Семь лет сражений. Бесконечные годы боли, страха и отчаянной надежды. Ригн печально улыбнулся. Сомнительная победа досталась дорогой ценой. Из трех населенных миров звездной системы два потеряли более трети населения. Богатый ресурсами Дарагар пострадал сильнее остальных. На него пришелся первый удар захватчиков, прорвавших внешние линии обороны и вдосталь похозяйничавших на поверхности. Магостеприимная и прежде, планета превратилась в выженную пустыню, но упрямо продолжала жить и бороться. Глубоко под поверхностью тянулись бесконечные галлереи, работали заводы, рождались дети и умирали раненные солдаты…
- Йехо?
Ригн медленно повернулся к двери. Узнав нарушителя, окликнувший его молодой охранник слегка смутился, но продолжил в полном соответствии с инструкциями:
- Дверг Фритеригн, при всем уважении, находиться в помещениях центра в нерабочее время не рекомендуется.
- Спасибо… Орахмани, - ответил Ригн, прочитав имя на пластинке, висящей поверх формы на груди Дарагара. – Заблудился немного.
- Да, дверг, - юный охранник понимающе кивнул, принимая нелепое оправдание.
Точным выверенным движением вернулся в потертую кобуру на бедре парализатор. Безбородому мальчишке с колючими глазами старика не было необходимости объяснять истинные причины, загнавшие мужчину в пустынные коридоры центра. Прошлое не отпускало победителей.
- Я отмечу это в отчете…, - добавил он, пропуская возвышающегося нарушителя вперед.
- Не сомневаюсь.
- Вход на нижние галереи слева по лестнице, дверг.
Направляясь в указанном направлении, Ригн хмурился. Он не чувствовал желания присоединяться к разлившемуся внизу веселью.
Слишком рано. Раны не успели затянуться. Тоска продолжала сжимать горло безжалостными тисками, заставляла бродить по тихим коридорам, заглядывать в полутемные лаборатории, пока на нижних галереях бушевал праздник.
Годовщина победы.
Ригн потер ноющее предплечье, медленно спускаясь по широким ступеням и вспоминая, как весть, что корабли альянса вышвырнули остатки флота ругдов за пределы звездной системы, звучным набатом ударила по орбитальному госпиталю. Мир перевернулся и сошел с ума. Врачи и пациенты обнимались, плача от радости. Звенел смех, крики. Комендант оглушительно орал по общей связи от восторга на родном человеческом. Кто-то танцевал. По рукам ходили бутыли с медицинским спиртом и контрабандным коньяком. Щеки горели от жестких поцелуев. Плечи трещали от восторженных ударов. Восхитительное облегчение опустошило голову…
Война закончилась.
Жизнь продолжалась.
Планеты заново учились жить мирно. Солдаты возвращались домой.
«Вернулись не все».
Мужчина остановился на пороге городской площади в тени массивной колонны, пряча потемневшие глаза.
В огромном зале, к которому сходились бесконечные галлереи, играла музыка. Столы ломились от закусок. Звонко сталкивались боками пузатые кружки. Золотистое вино пенилось на смеющихся губах, текло по густым бородам. Оглушительные тосты «За победу!» на трех языках сотрясали пространство, поднимая на ноги живую волну. Стройные ряды танцующих чеканили шаги в ритме бравурного марша. Огромные мерцающие шары, крутящиеся под высокими сводами, демонстрировали отрывки из военной хроники и передавали всепланетные сообщения.
Великий день.
Яркие женские платья пестрыми всполохами кружились в темных вихрях военной формы. Рукава свитеров солдат и мундиры офицеров серебрились знаками отличий. Погоны густо краснели отметками ранений.
Ригн одернул собственный голубой китель и смутился, когда звонко бряцнули развешенные по груди медали. Непривычно тяжелые, обычно они хранились в коробке на дне рюкзака вместе с формой. На звук обернулись ближайшие соседи, добродушно приглашая опаздавшего присоединиться к празднованию.
- Ребята! Это же док! – донесся сбоку оглушительный рык. Крепкий, коренастый десантник пробирался к Ригну от ближайшего стола во главе шумной компании в черных комбинезонах космических войск. Его шлем съехал на самый затылок. Рыжые косы разметались по плечам. Короткая борода вызывающе топорщилась. – Он собрал мою руку, когда нас размазали на орбите Тиаса!
Они окружили Ригна, восторженно блестя глазами. Хлопали по плечам. Здоровяк закатал рукав, гордо демонстрируя крепкое волосатое предплечье и широкую ладонь, то и дело сжимающуюся в увесистый кулак. Док не помнил его. За пять лет через его руки прошли тысячи таких пациентов, обоженных, исковерканных, умирающих.
- …. Станция горит, защитный контур – в щепы, ракеты свистят под ухом…
- … А я ему говорю: «держись, Веня», - и в шлюпку заталкиваю…
- … глаза открыл – ничего! Только желтки ружих скафов скачат по обшивке. А у меня один виброж за поясом….
Вооружившись высокой кружкой и растянув губы в кривой улыбке, Ригн пробирался по залу, стараясь огибать особо крупные компании, в сторону высокого дерева, установленного у дальней стены. Тщетная попытка не выделяться из толпы с треском лопалась. Уроженец Т-мара, Ригн возвышался над низкорослыми дарагарцами, как космический исминец над атмосферным флипом. Он искренне салютовал знакомым и незнакомым, расплескивая из кружки ароматное вино, пока не добрался до цели.
Здесь было значительно тише. Невидимые глазу силовые поля защищали торец зала, отсекая лишний шум. К величественному дереву подходили молча почтить память погибших. Ригн остановился у подножия рядом с пожилой дарагаркой. Она неторопливо повязывала на колючую ветвь узкую белую полоску ткани. Ригн придержал рукой упругую ветку, норовящую выскользнуть из ее неловких пальцев.
Одна полоса. Две. Три. Четыре. Пять.
Пять полос.
Пять погибших.
Закончив, женщина перехватила ветку, подняла на мужчину скорбные глаза, предлагая продолжить. Ригн достал из кармана аккуратно скатанный рулончик, расправил, повязал хирургическим узлом белую ткань.
Они склонили головы, отдавая дань памяти мертвым.
Сколько он простоял, Ригн не знал, но, когда очнулся, женщины рядом уже не было. Ее место заняли тоненькая девчушка и седой дарагарец в коричневой форме ополченца. Девочка обнимала всхлипывающего деда. Шрамы от глубоких ожогов взбороздили нежную кожу ее лица. Карие глаза серьезно и настороженно смотрели на высоченного Т-марца. В них не осталось ни капли детства. Ригн заметил кислородные маски с запасными шайбами на поясах, однозначно выдававших в паре жителей Рикара, соседнего города, переживших «потраву».
Еще одна жуткая страница войны. Стараясь уничтожить мятежный город, ругды закачали в подземные коридоры тяжелые газы. Отрава сделала то, что не смогли штурмовые отряды: поползла по паутине городских коридоров, уничтожая защитников и жителей. Основная часть населения покинула обреченный город. Оставшиеся, по своей воле или просто не успевшие уйти, перекрыли герметичными шлюзами все выходы, захлопнув себя в наполняющейся смертью ловушке. Девяносто четыре дня они сражались, не пуская врага к копям тирила. Ни на секунду не расставаясь с кислородными масками. Отрезанные от своих. Обреченные на смерть, клубящуюся серым дымом вокруг их ног, жаждущую опутать спящего, раненного или небрежного. К тому времени, как был найден способ очистить город от газа, из шести тысяч защитников осталось в живых не более полутора тысяч. К счастью, ругды, не заметив уменьшения противостояния, сочли эксперимент неудачным и более не использовали газ против остальных подземных городов.
В последний раз Ригн провел рукой по колючим иголкам. После тотальных аттак и зачисток на Дарагаре не осталось сложноорганизованной растительности: мхи и лишайники покрывали горные склоны, повсеместно взбороздившие каменистую планету. Но древо памяти, выращенное искусственно в одной из теплиц, запрятанной глубоко в недрах планеты, ничем не отличалось от гордых колючих красавиц, растущих до войны на отвесных склонах дарагарских гор. Горьковатый, минорный запах свежей хвои наполнял воздух. Легкий ветерок вентиляции теребил тяжелые ветки.
Как ни странно, на измотанном войной Дарагаре Ригн чувствовал себя значительно лучше, чем на родной планете. Сонный, степенный Т-мар, оставшийся в стороне от активных боевых действий, закрутившихся вокруг Земли и Дарагара, богатых редкими ресурсами, сыграл роль надежного тыла. Он обеспечивал армию альянса продовольствием, оборудованием, медикаментами, специалистами. Т-марцы не столкнулись с тотальной мобилизацией, объявленной союзниками. В боевых действиях участвовали только отдельные части профессиональной армии. В основной массе население продолжало вести размеренную жизнь, включая по вечерам головизоры и отстраненно ужасаясь чужим страданиям.
И хотя парящие в воздухе города в течение шести лет наполняли сны Ригна, мечтающего вновь набрать полную грудь живительного воздуха, расправить могучие крылья, унестись в свободном падении вниз к курящейся причудливой вязью поверхности Т-мара, он с трудом выдержал полгода и сбежал. Прочь. Сначала на Землю, потом на Дарагар. Его собственная душа не менее нуждалась в восстановлении, чем исковерканные планеты.
Дарагар. Родина Мотиль. Какая-то часть Ригна отчаянно уповала найти успокоение среди каменных коридоров, по которым она когда-то ходила.
Мотиль.
За последний год он не менее сотни раз бросался вслед за миниатюрными, стройными дарагарками в глупейшей надежде найти ту, что забрала война. Вот и сейчас, выйдя из-под покрова Древа, он машинально пробирался вслед за быстро удаляющейся женщиной в серой летной форме. Ее черные волосы, собранные в откровенно антивоенный узел на затылке, блестели в ярких лучах прожекторов, рассыпаясь на непослушные пряди. Незнакомка взяла с подноса фужер с вином и продолжила путь, мимо ликующей толпы, к проходу на верхние галлереи. Уверенно отстранив с пути захмелевших солдат, она скрылась за поворотом. Удивляясь абсурдности своего поведения, Ригн вступил следом за ней на потертые ступени лестницы, взбежал вверх, привычно пригибая голову в низком переходе. Верхняя галерея окружала городскую площадь. Здесь продолжались гулянья. Яркими огнями сверкали витрины магазинчиков. Доносились победные песни. Группы солдат вспоминали былые времена, энергично жестикулируя и смачно сплевывая на пол комки жема.
Незнакомки не было.
Аминь, как любили говорить земляне. Смирившись и успокоившись, Ригн свернул на затененный балкон, нависавший над залой. В отличие от прочих, ярко освещенных, этот обещал уединенность и спокойствие. Зеленые ветви Древа надежно спрятали его от любопытных глаз, открывая при этом отличный обзор на разудалый праздник внизу. Хорошее место.
Но его опередили.
Давешняя незнакомка стояла на единственном свободном от ветвей пятачке, прислонившись к стене. Летная форма не льстила женской фигуре, скрывая все возможные изгибы. В глубокой задумчивости она смотрела на танцующие внизу пары, медленно потягивая из бокала легкое вино.
Достоинство. Печаль. Уязвимость.
Пугающе знакомые чувства.
Первой мыслью было уйти. Ригн развернулся, но помедлил.
Его никто не ждал.
За последний год он завел достаточно знакомых среди Дарагарцев. Коллеги, приятели, пациенты. Они с радостью примут его в свой круг, вовлекут в красочную круговерть праздника. Что может быть лучше для забвения?
Но мужчина стоял на пороге сумрака, вглядываясь в тонущий в тенях силуэт. Он устал от одиночества. Призрачная женщина на балконе, родственная душа, манила его, как гулкие коридоры, по лабиринтам которых он бродил этим вечером, спасаясь от себя самого.
Далекие огни рисовали на стенах причудливые изломы. Приглушенные мелодии маршей наполняли полумрак.
Сражаясь с противоречивыми желаниями, Ригн шагнул ближе. Он закрыл глаза, впитывая тепло женского тела, вслушиваясь в дыхание. Не было необходимости видеть лицо, слышать голос. Ничего, только стоять рядом, дышать одним воздухом.
На один краткий миг поверить, что Мотиль жива.
Мгновения уносились прочь. Внизу шумел праздник. Мелькали огни. Раздавался смех.
Женщина подняла руку, откидывая прядь с лица. Движение заставило Ригна очнуться от транса. Он отступил, собираясь уйти, благодарный за нежданную передышку и немного испуганный.
Нога задела брошенную кем-то на пол бутылку, та зазвенела, перекатываясь по каменным плитам.
Женщина неуловимо быстро обернулась и замерла, беспомощно уронив руки. Бокал покатился по полу, теряя золотистые капли.
- Фритеригн…
Но т-марца уже не было. Его место занял обезумевший мужчина, слепо, но настойчиво, ошупывающий знакомые черты: дуги бровей, впалые щеки, нос, упрямый подбородок. Пальцы требовательно терли мягкие губы, задевая влажную полосу зубов.
- Господи….
«Не может быть». Ригн всматривался сверху в распахнутые темные глаза.
«Не может быть». Страх и надежда боролись, опустошая разум.
Ослабевшие ноги подогнулись, Ригн оказался на коленях. Теперь их лица были почти на одном уровне.
- Мотиль….
Беспощадные руки опустились на узкие плечи и потянули ближе. Еще ближе. Женщина сопротивлялось, но это не имело значения. Ригн поверил. Он судорожно прижимал к груди неподдатливое тело:
- Мотиль…
Ничего не имело значения. Ничего. Только страх.
Безрассудный, истошный, он не позволял разжать тугие объятия. Вместе, они должны быть вместе. Тогда Ригн поверит, что под серой тканью бьется живое сердце. Настоящее, горячее. Сердце женщины, которая погибла в последней битве, и которую он оплакивал три долгих года.
Жить без которой оказалось невыносимо трудно…
Глаза странно щипало. Твердые кулаки барабанили по спине, острые зубы терзали кожу. Подчиняясь недвусмысленному давлению, Ригн немного ослабил объятия, позволяя пленнице сделать короткий вздох.
- Отпусти… меня…
- Не дождешься, - выдохнул Ригн в мягкие черные волосы. Он был не в силах бороться с неизбывной потребностью ощущать ее рядом. Слишком быстро. Он еще не готов. Неожиданно женщина прекратила сопротивление и мягко затихла в его руках.
- Еще немного и я поверю, что ты мне рад.
Смысл сдавленных слов не сразу дошел до ослепленного сознания. «Рад?!» самое меньшее из чувств, которые выворачивали Ригна наизнанку.
Рад…
Счастье, эйфория, благодать. Он не знал, как точнее определить свое состояние. Во вселенной по имени Фритеригн вспыхнула новым светом умирающая звезда. Серость сгинула. Яркие краски брызнули на хаос творения….
Он укачивал женщину в жестких объятиях и, путаясь в словах, рассказывал о пустоте, в которой недоставало самого главного: Ее.
- Где ты была, Мотиль?
Она смотрела на него недоверчивыми темными глазами.
- Мотиль?
- Ты, правда, не получал моих сообщений?
- Нет.
Она отвернулась, но он заметил, как боль и неверие скривили губы.
- Когда пришло извещение о твоей… твоей смерти, - тихо начал рассказывать Ригн, всматриваясь в сумрак свода, - я не поверил. Забросал запросами воинские части, поднял на уши коллег в госпиталях верхней и правой четвертей системы. Срывался и летел на попутном транспорте, как только приходило сообщение о неопознанном пациентке, подходящей под твое описание.
Он помолчал, вспоминая, как раз за разом вспыхивала и гасла надежда.
- Остатки моего шатла подобрал земной мусорщик, - влажная щека прижалась к шее мужчины.
После боя, все корабли, повреждения которых предполагали хоть малейшую надежду для экипажа, кропотливо осматривались командам спасателей. Он сам нередко вылетал на «последние» рейды. После спасателей, в космос выходили неповоротливые мусорщики, убрать безжизненный металлолом.
Ригн судорожно вздохнул, представив, во что должен был превратиться одиночный истребитель и его пилот.
- Земляне не сильны в биотехнологиях. Их врачи предпочли погрузить тело в анабиоз и переправить в Центральный госпиталь альянса, снабдив карту индексом НВ.
«Ничтожная вероятность». Дальше он мог догадаться сам. У пациентов с индексом НВ не было надежды вернуться в строй и продолжить сражаться. Условно, они считались мертвыми. Замороженное тело отправлялось в хранилище до лучших времен, когда у врачей будет время попытаться привести его в порядок. Грубо говоря, до конца войны.
- Когда тебя подняли?
- О, мне повезло, - грустно усмехнулась Мотиль, - меня оживили два года назад. Восстановление комплекса синоптических связей и многоступенчатая регенерация заняли около года.
Скупые быстрые слова… Ригн прижал ее крепче, словно мог защитить от пережитого. Многоступенчатая регенерация, длительный, болезненный процесс, применялась, когда пациент полностью терял конечности. Помимо этого у Мотиль удалили имплант и вживили новый. Пальцы пробежались по склоненной голове и нащупали под волосами новый бугристый шрам.
- Я начала посылать тебе сообщения, как только пришла в себя. Сначала через сестер, потом сама. В госпиталь. Домой. Сообщения возвращались. Ты молчал, - тихо закончила женщина.
Она подумала, ему не нужен беспомощный инвалид, прочитал Ригн между строк. Странно, что среди почты, которую родители пересылали с Т-мара на Землю, а сейчас - на Дарагар, не было ни одного сообщения от Мотиль. Самых важных из всех. Ригн стиснул зубы. С этим он разберется.
- Месяц назад, Валтор упомянул, что видел тебя в Агромаре.
- Валтор? Твой бывший механик?
- Да.
- И ты приехала, - Ригн мысленно благодарил ее доброе сердце.
Женщина напряглась, вновь пытаясь отстраниться.
- Не заблуждайся, Ригн. Я приехала не к тебе.
Теперь мужчина знал, что слова бывают острее железа и жалят намного глубже. Точнее.
- Я научилась жить заново.
Острие провернулась еще на один оборот. Он видел печаль в глубине темных зрачков, догадываясь о приговоре.
- Без меня?
- Без тебя.
- Придется переучиваться, - серьезно постановил Ригн. Для него не существовало иного исхода. Нельзя изменить прошлое. За будущее стоило бороться. Он упрямо сжал губы, готовый опровергнуть любые возражения. Но его хмурый взгляд разбился, разлетелся вдребезги, об яркую искреннюю улыбку облегчения на лице женщины.
- Хвала небесам. Без тебя так паршиво.
- Мотиль…
Он не умел утешать. Сильный, жесткий, упорный. Ей никогда не приходило в голову обращаться к нему за утешением. До сих пор.
Как это делается?
Ригн склонив голову к ее виску и сделал самую странную вещь в своей жизни: тихо запел, покачивая Мотиль в объятиях. О дальних странах, куда уходят корабли без возврата… О серых песчинках, бегущих сквозь пальцы… Об одиночестве на чужом берегу…
Губы выводили забытые фразы. Сердце наполняла нежность.

* * *
Конец войны.
Страшной. Долгой. Ожесточенной.
Яростно звучали марши. Возвращались домой солдаты. Вились по ветру белые ленты.
Для гвардии-хирурга Фритеригна К-сима война закончилась под мелодию старой детской колыбельной.
«Бывает», - как говорили на Дарагаре.